Пролог

Напортачили все, а наказали ее одну. Заперли в комнате. За что, спрашивается? Хоя всего-то хотела помочь! И помогла! То, что произошло после… Это не она. Ведь правда? Она ничего подобного не желала и не делала, даже в мыслях.

«Хоть бы с братиком все было хорошо!» Хоя сильнее сгорбилась. Сидя на полу и теребя кончик светлой косички, вжалась в угол между диваном и стеной.

Немногим ранее родители не слушали ее невнятных попыток объяснить, а она, как назло, заикалась от перенесённого испуга, ещё более растягивая выговариваемое. И двух слов подряд вымолвить не могла. Игра с другими детьми в лесных страшил на границе города оборвалась неожиданно и страшно – падением маленького Левеля с дерева и превращением того дерева в сухой обрубок. Под ошеломленными взглядами альвов листья пылью опали на почерневшую землю, мощный ствол платана превратился в труху.

Младший брат, ударившись головой о корни, потерял сознание, старшие дети кинулись врассыпную. Кто – звать на помощь, кто просто подальше от страшного места. Хоя осталась сидеть рядом с братом, не отрывая ладоней от его головы. Сама не понимала, что происходит. Почему руки надо прижимать к кровоточащей ране, почему так странно ощущает себя, словно ветер сквозь нее проходит. Задувает со спины, поднимается от земли, шевелит волосы на голове, и устремляется в ладони.

Подоспели родители. Мама кричала, сама испугавшись до седых волос. Отец строго выговаривал детям и требовал ответа от старших. Сестра и старший брат не врали, рассказали все, как было. Только вот Хою никто не слушал. Виновница в глазах окружающих, она стояла одна.

Пугало не само падение и обморок Левеля. Не первый раз мелкий проныра падал и ломал себе конечности. Пугала будто запорошённая сажей мертвая земля вокруг неподвижно лежащего тела. На покрытом черной пылью островке остались только Хоя и ее брат Левель. Даже родители не посмели ступить ближе, чтобы осмотреть и помочь пострадавшему ребенку.

Потом пришел незнакомый альв. Прямиком подошел к Хое и взял ее ладони в свои. Ей стало неприятно, выступил холодный пот, и тело враз покрылось гусиной кожей. Но вырвать ладошки не посмела. Да и не смогла бы, так крепко он держал.

– Ты хотела спасти брата? – спросил.

Хоя кивнула.

– И лес помог тебе, поделившись силой, – не спрашивал, утверждал, альв. – Ты смогла ее взять. И передать.

Он отпустил ее руки и повернулся к родителям.

– Забудьте о случившемся. И о девочке.

– Вы говорите нам забыть о дочери? – неверяще переспросила мать.

– Да, так надо.

Сколько прошло времени, как вернулись в дом? Три часа, четыре? Солнце клонилось за горизонт. В запертую комнату не доносилось звуков снаружи. Хоя устала от напряженного ожидания и плача, замерзшее тело продолжало потряхивать от всего пережитого. А перед глазами всё навязчиво крутилось, как неподвижно лежит брат, как она падает на колени рядом с ним и как вокруг умирает земля. Старый альв ошибается, Хоя не могла такое сотворить. Она не умеет такое!

Еще через полчаса она заснула, уперев лоб в согнутые колени.

… Одиннадцатилетняя кроха, необычайно мелкая по сравнению со сверстниками. Светлые волосы, с утра заплетенные мамой в красивую косу, сейчас напоминают разворошенный соломенный стог. Ноги и руки в грязи и царапинах, не отмытые и не залеченные после неудавшейся игры… В комнате совсем стемнело.

Скрипнула, открываясь, дверь. Полоса света скользнула по стенам и пустующим креслам с диваном. Женщина переступила порог и всхлипнула, зажала рот ладонями, увидев скрюченную в углу фигуру. Двое мужчин зашли следом.

– Хорошо, что заснула. Ни к чему долгие прощания, – сказал пожилой альв, судя по длинной зеленой рясе – монах.

Второй мужчина, молодой и статный, сжал челюсти и промолчал, обнял плачущую женщину.

– Так надо, – повторил монах. Сколько раз за вечер он произносил эти два слова? Не счесть.

– Мы сможем с ней видеться? Хоть иногда? – Мужчина задал вопрос, заранее зная ответ.

– Нет.

– Это не дар, это проклятие. Зачем забирать ее из дома, совсем еще маленькая! – Женщина вырвалась из объятий мужа, но и ее гнев был тщетен.

Монах не поскупился на очередное «так надо», добавив:

– Не нам спорить с законами Владыки Оссанлела. Я выполняю свой долг, вы выполните свой. У вас есть другие дети – богатство по нашим временам. Позаботьтесь о них хорошо.

– Прошу вас, вы… – Мать Хои не смогла договорить, снова пытаясь задавить рыдания.

– Позаботьтесь о Хое, – приглушенным голосом закончил за нее муж.

– Она получит все необходимое.

Причислялись ли ко всему необходимому маленькой альве – любовь и ласка? Семью для нее посчитали ненужной и редкие встречи с ней – невозможными. Между словами отчетливо слышалось: все, что получит, вернет сполна. Что ждет ее вдали от родных?

Взрослые слишком занятые и подавленные. Никто из них не заметил мальчишку, подглядывающего между перилами со второго этажа. Тот самый младший братик – Лев, выбрался из спальни, наплевав на запрет лекаря вставать с постели. Он быстро оклемался после падения, да и ничего уже не болело. Ни шея, ни голова, на которую он так некстати рухнул.

Как он желал подбежать к сестре, разбудить, не дать чужому альву унести ее! Лев и Хоя – погодки, всегда вместе. Старшие сестра и брат, дети покойного брата отца, и то не настолько дружны и близки между собой, как эти двое.

Он быстро разжевал молодой лавровый лист – всегда таскал их в карманах великое множество. Скомкав в крепкий шарик, запихнул его в трубку. У Хои точно такая же имеется, вместе придумали и смастерили.

Шарик пролетел точно в цель – в лоб спящей сестре. Расстояние приличное, но и Лев тренировался стрельбе из трубки как следует. И с большей дистанции в цель попадал, и силу рассчитать умел правильно.

Но, измотанная событиями, Хоя продолжала спать, устроив голову на плече монаха. Естественным сном или помог ей старик колдовством, углубил сон, – неизвестно.

С девочкой на руках монах шагнул за порог и пошел вперед, не оборачиваясь в сгущающихся сумерках.

1

Книга величиной в половину взрослого альва. Древний манускрипт достает Хое до подбородка. Положи их – девушку и книгу, на чаши весов, и перевесит, несомненно, книга.

Двое слуг трепетно, в четыре руки, достали фолиант с полки и возложили на стол как величайшую драгоценность. Написанный на мертвом языке, еще до войны Проклятой, он хранит знания не за одно тысячелетие. В Лесном граде библиотека не менее священна, чем сам лес, окружающий город. Страницы, чернила, даже нити и клей, которыми скреплен переплет, – все это частички природы. А значит – ценны для светлого альва.

Хоя терпеливо ждала, пока слуги устроят фолиант со всеми удобствами и оставят ее в одиночестве и тишине библиотеки.

Ставни закрыты – книгам вреден прямой солнечный свет. Окна закрыты – холод, жара или сквозняк тоже ни к чему. В огромном помещении царят полумрак и постоянная прохлада, без резких скачков температуры и влажности воздуха. Все для наилучшего хранения манускриптов.

Но то, что хорошо для пергамента и кожаных переплетов, не всегда так же благотворно для живых организмов. В частности – для Хои.

Под высокими сводами раздалось громкое бурчание живота. К счастью, слуги к этому времени уже ушли. Хоя позавтракать не успела, потому что снова проспала. Позор для юной альвы, повезло, что нет свидетелей.

Бледная, худая, с красными от недосыпания и постоянного чтения глазами, со скоростью престарелой улитки Хоя направилась к рабочему месту. По пути ноги сами свернули к одному из стеллажей, внизу которого, у самого пола, имелись два выдвижных ящика. Спрятанный в одном из них пакет с сушеными яблоками не раз и не два спасал от голодной смерти. От голодных обмороков так точно.

Еда в библиотеке строжайше запрещена. Данное правило даже в свод требований не внесли, настолько оно само собой разумеющееся. Чавкать в храме – немыслимо! Кому только в голову подобное придет?! Хое пришло очень просто. Сложнее было идею осуществить – пронести запретное мимо десятка пар зорких глаз слуг и одной пары подслеповатых, но бдительных глаз учителя Одисса.