Полина Закревская

Полярная ночь

Сложнее всего писать о своих близких. Наверное, потому что некоторые вещи страшно обсуждать даже с самим собой. Но иногда стоит преодолеть себя и все рассказать. Зачем? Потому что это не должно безмолвно уйти в пустоту.

Я решаюсь открыть эту тайну, хотя, признаюсь, это дается мне с большим трудом.

Я расскажу о ней, об этой удивительной женщине, которую, к моему большому сожалению, я не смогла понять и принять, когда ей это было необходимо. И, за что я не могу себя простить по сей день.

Ева-Патрисия, моя большая трагедия.

Часть I

«Тучи над моей головой»

Глава 1

Из личных дневников моей сказочной Патти.

10 сентября … год.

После 10 лет преподавания теории искусства я едва ли могу поговорить с собой о чём-то другом. Нет, определённо это не входит в круг моих интересов, но доктор Холмьберг настаивает.

Чувствую себя как на экзамене по литературе – мне необходимо написать эссе на свободную тему. Я так не могу, у меня нет мыслей. Я сдаю пустой лист, извините, доктор.

11 сентября.

Попытка номер два.

Доктор Хольмберг говорит, что я должна описать свою тревогу. Первое, что приходит в голову – это большая бесформенная черная клякса. Я однажды брызнула чернилами на холст и долго наблюдала, как стекают капли, вырисовывая силуэт. Получилось нечто с длинными руками и очень большой головой. В своих фантазиях я зашла настолько далеко, что одушевила образ и дала ему имя. Форма.

Та зима была особенно дождливой и серой, нас надолго отрезали от цивилизации и мы были вынуждены провести 1,5 месяца без света и электричества. Паром на материк также не действовал и мы оказались узниками острова. Правда, нас снабдили провизией до весны, а свечи и керосиновые лампы до сих пор сложены в подвале на случай очередной непогоды. Йенс на тот момент находился уже как три месяца на Шпицбергене. В общей сложности дети не видели отца 11 месяцев. Сначала вахта, потом шторм, потом та авария на станции. Почти год как в тумане.

Конечно, Яспер и Хуго называют это время самым счастливым в жизни. Ну, не считая отсутствия папы, естественно, всё было замечательно. Их перевели на домашнее обучение. Я не могла разделить общей радости, ведь все заботы свалились на меня. Зато Хуго научился прекрасно рубить дрова, а Яспер освоила основы домоведения. Да всё-равно, это была ужасная зима. Береговая линия сократилась вдвое. Приливом размыло пирс.

Я помню, как часами наблюдала за сигналами маяка. Для нас мир погрузился во тьму, и только эти сигналы с периодичностью в 5 секунд давали надежду на то, что в конце все пройдет и нас снова вернут к обычной жизни. Я смотрела как стирается берег и представляла, как из волн выходит Форма. Большая, чёрная, сгорбленная сущность неспешно движется мне навстречу, волоча руки по земле. Этот путь в 50 метров казался вечностью. Сначала оно шло, но не приближалось. Однако, через несколько дней Форма доходила до крыльца. У него не было лица, но мне казалось, что оно смотрит на меня. Меня это не пугало, я наоборот ждала, когда оно придёт. Это приносило спокойствие. Я думала, что однажды оно просто возьмет меня в свои объятия и я растворюсь, потеряюсь, утону в нём как, птица, случайно попавшая в шторм. Как гигантская волна оно должно было накрыть меня с головой.

Но оно просто стояло под промозглым дождём на крыльце и молча наблюдало за мной. А стоило мне только отвести взгляд – и вовсе пропадало. Доктор Хольмберг был весьма обеспокоен этой фантазией. На мой взгляд, он придавал этому слишком большое значение. Конечно, он же не провел всю зиму на острове! Я бы на него посмотрела, наверняка не обошлось бы без психоза. Я-то знаю, что его спокойность показательна, а в душе он такой же сумасшедший, как и мы все. Ладно, я это зря, ведь он наверняка попросит прочесть эти записи, будет неловко.

17 сентября.

В этом году осень очень тёплая. Теплее, чем лето, мне кажется. Зима ушла в апреле, в конце месяца нас уже выпустили на материк. Мы немного одичали за всё время. Хуго в первый же день в городе объелся сладкого, оторвался, так сказать, а потом еще три дня его сильно мутило. В общем, продлил себе каникулы. Яспер с удовольствием вернулась в школу. Я же просто наслаждалась возможностью принять горячую ванну и посмотреть передачи по тиви. И, конечно, возможностью хоть чуть-чуть побыть не в окружении споров между близнецами. Кризис подросткового возраста у этих детей начался раньше, чем я предполагала. В 10 лет они уже столкнулись с первыми проблемами становления личности. Я же планировала ещё как минимум года два об этом не слышать. Ну, да ладно, наверное, это и хорошо. Раньше пришло, раньше уйдёт.

2 мая вернулся Йенс. Он сильно похудел и постарел. За все эти годы, что мы вместе, я никогда не замечала в нем возрастных изменений. Мне он казался всё таким же, как и в 20. И только теперь я вижу, как потускнел его взгляд и огрубилась кожа, вижу морщины и первые седые волосы в бороде. Он даже ростом уменьшился. Или стал сильно сутулиться. Тяжелый физический труд оставил свой отпечаток на некогда здоровом и сильном северном мужчине – открылась язва желудка, а травма спины старойдавности заставляла мучиться от болей по ночам. О той аварии на шахте он почти ничего не рассказывал. Говорил только, что чудом спаслись. Спасателей ждали почти 12 часов. После прошедшей зимы он вообще мало что говорит, всё время проводит в мастерской или ковыряется в пикапе у себя в гараже. Приводит дом в порядок, за время его отсутствия многое потеряло товарный вид. Грустно это признавать, но мне кажется, что он ощущает себя ненужным. Дети всё больше заняты своими проблемами, им уже не интересно ездить с папой на рыбалку или охоту. К тому же, Хуго недавно заявил, что не хочет идти по стопам отца и вообще не желает месяцами находиться в дали от дома. Наверное, и правда они отвыкли. Они выросли без родного отца, несмотря на то, что он всегда был с нами. Они даже не послали открытку ему на последнее рождество, так как либо письма всегда не доходили, либо у него не бывало времени отвечать. Та зима что-то переменила во всех нас.

Уже в начале июня Йенс решил бросить старую работу и устроился на материке. Он купил небольшую и достаточно старую моторную лодку и теперь занимается перевозкой товаров между островами. И хорошо ведь, к вечеру он уже дома. Кроме того, весьма прибыльно. Жизнь началась по новой.

22 сентября.

Доктор Хольмберг попросил меня меньше писать о семье, больше о своих чувствах. Сегодня он спросил меня: «Патти, как ты думаешь, что именно привело тебя ко мне в кабинет?». Честно сказать, я затрудняюсь ответить на этот вопрос. В конце августа меня начали преследовать головные боли, нарушился сон. Яспер назвала меня слегка заторможенной. Я бы наверняка обиделась, если бы это не было правдой. Я могла всю ночь не сомкнуть глаз или же спать по 9 часов подряд днём. Наверное, меня посетила апатия. Я перестала выезжать на материк, взяла отпуск.

Несколько лет назад в университете, в котором я преподавала, произошло сокращение. Меня отправили на 3 месяца без содержания, а потом и вовсе уволили. Оставаться дома я не хотела, поэтому устроилась в детскую художественную школу. В целом, работа меня устраивала. Оказалось даже проще, чем я думала. Теперь из-за неизвестной болезни я не могу вернуться. Я стала невнимательна и, мне кажется, я всё забываю. Я словно не могу прийти в себя. Только после чего – непонятно.