время – «ч»

Солнечный полдень последней декады весны.

Хотя снег до конца ещё и не сошёл – его ноздреватые, грязные пятна видны повсюду, но весёлые ручьи, радостно играя бликами на солнечных лучах, неумолимо истончают остатки спрессованного снежного покрова, неотвратимо приближая скорейшую кончину студёной поры…

Окраина города. Недостроенный и заброшенный крытый тир. Внутри ничего нет. Под ногами бетонный пол, по периметру плетьми висит оборванная электропроводка. Посередине потолка, в четырёх точках, несколько концов оголённого провода. Деревянная, входная дверь разбита пулями до состояния решета. Следы от пуль и на стенах. На полу стрелянные гильзы…

Два трупа. Один – слева при входе, сидит в луже крови, привалившись правым плечом к стене. По его левую руку и немного сзади, двуствольный ружейный обрез. У трупа отсутствует больше половины черепа – по височные кости. Всё, что когда-то принадлежало его голове разбросано по стене выше и чуть сзади него. На разодранной спине клочья висящего мяса, от шеи и вниз к пояснице, вперемешку с разодранной материей. Второй – справа от двери, на три метра чуть дальше внутрь, лежит на спине раскинув руки. В правой руке, за самодельную рукоять зажат ружейный обрез, такой же как и у первого. Вместо лица, шеи и верхней части груди кровавое месиво из вывернутого наружу мяса и сухожилий. Кровь толчками выходит из открытых вен и медленно стекает вниз в кровяную лужу.

Есть и ещё четверо. Один стоит в глубине помещения влево от двери, у дальней стены – невысок, с большим животом, с вытаращенными глазами и застывшим взглядом. В его правой руке, опущенной вдоль бедра, пистолет. И трое человек в центре комнаты. Молодой парень в спортивной форме и с ножом в правой руке, и двое – напротив и лицом к нему, и почти вплотную. Один из них с пистолетом – он ближе к парню. Другой, позади него и с автоматом…

Пятеро в камуфляже. Четверо из них высокого роста и крепкого телосложения. У всех, включая и толстого, на ногах военные ботинки с высокой шнуровкой…

Парень – среднего роста, средней комплекции и в кроссовках. У него два ранения – два входных отверстия со спины, чуть ниже основания шеи и на расстоянии в ладонь друг от друга, и три входных отверстия на правом бедре и голени, тоже на расстоянии друг от друга в ладонь и без выхода с обратной стороны. Картечь в основной массе прошла по касательной – куртка от правого плеча и к позвоночнику, и вниз к пояснице, посечена почти в клочья. Материал, в местах входа картечи в тело, набух от крови. Кровь из-под штанины медленно, тонкими дорожками затекает в кроссовок. Но ранения не стесняют движений парня – он их будто бы не замечает…

Один из двоих, находящихся в центре – тот кто ближе к парню, выпустив пистолет прижимает к груди обе руки, сгибаясь и медленно проседая вниз. Рот широко открыт, глаза заведены под лоб. Его сердце, прижатое собственной грудной клеткой к позвоночнику, мертво. Второй, в освободившейся директрисе, наводит ствол автомата в грудь парню…

Своей левой ладонью, резко – снизу вверх, и почти одновременно с раздавшейся очередью, парень бьёт по стволу и, сбивая вектор стрельбы, успевает выбить и шомпол из фиксатора на дульном тормозе. От вылетающих пороховых газов, ствол у автомата ещё больше задирается вверх и вправо, и три пули веером уходят в потолок.

Шомпол остаётся у парня, в его левой ладони. Сразу же – в один шаг, перешагнув лежащее у ног тело, ножом в обратном хвате, резко – справа налево и сверху вниз, скользящим ударом лезвия, он бьёт по шее нападавшего. Лезвие ножа войдя наполовину своей длины, выходит через кадык. Упругой струёй фонтанирует кровь и попадает ему на лицо, плечи и грудь.

Нападавший ещё жив. Бросив автомат, он инстинктивно и обеими руками хватается за горло, пытаясь удержать, почти отрезанную голову – лицо синеет, глаза выпучиваются, на губах пузырится кровь. Он издаёт сиплый звук, его тело обмякает и заваливается назад. Всё, он мёртв.

На освободившейся директрисе – человек с большим животом. Стоит, как всё это время и стоял – не двигаясь и не меняя своего положения.

Очень резкий, неуловимый для глаза, взмах руки с шомполом и бросок невиданной силы! Почти мгновенно, пробив в голове толстого правую глазницу, шомпол застревает в черепе. Но толстый человек только дёргает головой и… стоит. Выбитое глазное яблоко, повиснув на мышцах и развернувшись зрачком к щеке, наблюдает за вытекающей, алого цвета, кровью. Пистолет всё также в его опущенной руке.

Парень склоняет голову к плечу. Левой рукой быстро смахивает кровь с бровей. Выпятив нижнюю губу, сдувает кровь со своей верхней. Нагибается и, напряжённым взглядом исподлобья контролируя действия толстого, поднимает с пола пистолет. Распрямляется и с пояса направляет ствол в сторону толстого. Медлит, всё-таки пытаясь понять – кто перед ним. Ухмыляется. Не глядя, чуть приопускает ствол. Немного ждёт и, наконец, жмёт на спусковой крючок. Выстрел!

Грохот взрыва выбивает ушные перепонки! Кровавая масса из мелких фрагментов мяса и костей, из почти мгновенно разросшегося в размерах и лопнувшего тела, летит ему в лицо, заставляя на инстинкте отворачиваться и закручивать голову вправо и вниз…

Скорость ударной волны слишком велика, а расстояние слишком мало и он не успевает увернуться. Неимоверная сила достигает его, приподнимает над полом и ломая кости, и сминая внутренности, швыряет его уже бездыханное тело, на почти рухнувшую стену…

****************************************************************************

Cтекло чуть дребезжит…

Приоткрыто, вот и дребезжит. Зато ветерок и прохладно. Хорошо. Шины шуршат. Ощущение такое, что будто бы время в асфальт закатывают…

А, ведь, закатывают, а заодно и картинки крутят, и простые, и с сюжетом. Авария, вон, столкнулись. Не сильно же, да и, к тому же, страховка. Не-ет же. Повыскакивали. Ругаются. Руками машут. Дорожная коллизия. Но это не часто. В основном, просто пересечение стремлений. Ну или, может быть, интересов, правда, это уже посложней. А так, соприкасаются пути и только, в основном. И не в дороге тут дело. Проплывает, эдак, мимо глаз всё это и куда-то туда, назад сваливает, туда, где уже не видно. И это уже прошлое. И не просто там, как-то, а такое… наседающее, что ли, такое… диктующее. Безвозвратное. И пусть, даже из каких-то, там… осколков, совсем случайных, всё равно. А уж если из целых фрагментов, так вообще не разговор. И всё это – антураж, и к тому же с хронологией. Вероятностная повседневность или повседневная вероятность. Рандомное существование или суета. Судьба, одним словом…

Что-то меня на философию потянуло. Очухиваюсь что ли… Да надо бы уже в кучу собраться, хоть и сил не очень. Даша, вон, всю дорогу молчит. А она самый близкий мне человек, хотя я и знаю её всего-то несколько часов, да и то, по какому-то дикому стечению обстоятельств… И единственный. Правда, кто я для неё или как она меня себе представляет, я в точности не знаю. Она иногда бросает на меня короткий взгляд, проверяет – как там, я? Ну, ещё бы – на то есть причины… У неё-то, уж точно они есть…

А как я тут? Да как… Как тот глушёный карась, хоть и с философией. Ну, или, как та самая блоха, которая в подковах и под микроскопом, да, к тому же, в море, в дырявой шлюпке, да в шести бальный шторм – только и остаётся, что блевануть, да и то нечем. Тоска, одним словом, будто бы чем-то придавлен…

А может так оно и лучше – не шевелиться. С ватными мозгами и тупо смотреть в окно, и ничего не воспринимать, как будто бы в полусне в телек уставился, и с выключенным звуком смотришь на придуманную жизнь…

Вот именно – придуманная. И кто ж это удосужился всё так придумать…

А может быть, всё-таки, головой двинулся… Нет. Когда осознаёшь, что это сон, значит это уже не сон. И уверенность должна быть, что правильно всё видишь. А у меня наоборот – сплошные вопросы. И ничего не понимаю, и даже с чего начать понимать и то не понимаю…