– Заткнись, Обливион тебя задери!

– О, нет, я не позволю тому, ради чего мои бойцы сложили головы, превратиться в прах из–за твоего безумия. Одумайся! Неужели она тебе дороже твоего народа, твоей страны?

Я припал лбом к холодному камню стены и чувствовал, как жар охватывает мое тело.

– Она победила Ледяное привидение, – повторял Галмар, взывая к моему разуму. – Простой лучнице это не под силу. Она ведьма, Ульфрик, а ты попался в ее сети, как мальчишка!

– Нет, не может быть… Она еще ребенок, – прошептал я в ответ.

– Так прикажи казнить меня! Отдай приказ, Великий Ярл, потому что иначе я никогда не уйду с твоего пути!

В последний раз мне было так плохо, когда я, в спешке седлая коня, услышал горестный крик Элисиф, пронзающий тишину ночного Солитьюда. Тогда мне казалось, что мои руки по локоть в крови друга и брата, а что же сейчас?..

– Нет, Галмар, я не околдован. Я пьян… я просто пьян…

Великая Мара, ты всех нас оберегаешь, словно детей своих, но почему же ты не облегчишь наши муки? Я не вправе сомневаться, я знаю. Мы одерживаем победу за победой, наши планы и стратегия безупречны, но я разламываюсь на части.

Выхожу на балкон, вдыхаю ледяной воздух Истмарка и… внезапно слышу стук копыт. Кто мог проехать на коне к самому центру города? Сердце падает в ноги, потому что я понимаю, что такое дозволено только моему Тану. Она прорывается к самым дверям замка под возмущенные крики жителей, практически на скаку спешивается и небрежно бросает поводья одному из стражников. Не помня себя от счастья, я выбегаю навстречу, протягиваю к ней руки, намереваясь обнять, прижать к груди и никогда больше не отпускать. Она бежит ко мне через весь зал, но в последнюю секунду вдруг падает на колено и звонко докладывает:

– Мой ярл! Хьялмарк свободен от гнета Империи!

Я застываю с протянутыми руками и не сразу улавливаю смысл ее слов. Хьялмарк взят, значит остался последний рубеж – Солитьюд. Последний рывок на пути к свободе от Империи и лишь один из многих на пути к свободе от Талмора. А как много еще предстоит сделать политикам и дипломатам.

Я буквально пожираю глазами ее хрупкую фигурку. Не растаявшие снежинки сверкают в ее темных волосах, на щеках – яркий румянец. Мой взгляд цепляется за грязные бинты, выглядывающие из–под доспеха, и я падаю рядом с ней на колени.

– Господин, – растерянно шепчет она, когда я заключаю ее в свои объятия. Я трус, потому что знаю, что в этот ранний час нас никто не может видеть кроме немой старухи-служанки, глаза которой едва не выскакивают из орбит при виде нас. Будь здесь весь двор, я бы наверняка восседал на троне, словно каменная статуя.

– Господин, вы…

– Тише, тише, пожалуйста.

Я чувствую ее тонкие ладони на моих плечах – она обняла меня в ответ! Сразу же, оцениваю обстановку: руку она сгибает, значит, рана не серьезная.

Она остается в городе на неделю подлечить левую руку. Просто царапина, но стрелять из лука затруднительно, и она хочет воспользоваться небольшой передышкой перед последней битвой. Всем нужно реорганизовать отряды, подтянуть резервы или, как мне, сделать что-нибудь со своей жизнью, пока еще есть время, пока еще не поздно.

Галмар остался в Форте Кастав, как истинный генерал, никогда не оставляющий своих воинов, и я чувствую себя мальчишкой, дождавшимся отъезда строгих родителей. Каждую минуту я рядом с ней, не отпускаю ни на шаг, чтобы она не вернулась в эту прогнившую таверну, где всегда ночевала. Нет, ни за что! Она мой тан, и у нее есть привилегии. Мой тан, мой Клинок Бури.

Дверь ее покоев приоткрыта, и я решаюсь заглянуть внутрь. На кровати лежит дорожная сумка, лук, колчан со стальными стрелами и тонкий, изящный черный меч, на лезвии которого танцуют блики утреннего солнца. Рядом небрежно брошена меховая броня из рыжей лисицы, всегда так плотно обхватывающая ее фигурку, словно сшитая специально для нее. Не удивлюсь, если те лисицы пали от ее стрел.

Артурия (ее имя я так часто произносил за последние несколько дней, чтобы она привыкла к моему грубому голосу, что не заметил, как оно стало частью меня) стояла у окна и примеряла Медвежью броню, не замечая моего присутствия. Доспех совершенно не подходил ей – грубый, сделанный для суровых нордских военачальников, несмотря на то, что изготовлен из кожи, на ней он смотрелся, как деревянная бочка. С трудом закрепив все ремешки, она потянулась за шлемом, но увидев, как глубоко утопает ее лицо в звериной пасти, тут же сорвала его и отбросила в сторону. Она пыталась рассмотреть свое отражение в мутном окне и завела руку назад, как если бы за спиной висел колчан, но, увы, этот доспех не предназначен для лучников, а тем более для лучниц. Ее тонкие руки казались прозрачными на фоне черного медвежьего меха, как соломинки. Нет, не должны эти руки держать меч! Она раздраженно застонала сквозь зубы и даже притопнула ногой, но продолжала пытаться достать воображаемую стрелу. Медвежьи когти, служившие украшением, оцарапали нежную кожу плеча, и девушка зашипела от боли.

– Не нужно, – вырвалось у меня. Артурия вздрогнула и обернулась. – Не нужно. Она не подходит тебе.

– Но я хочу. Я горжусь своим званием и хочу, чтобы все это видели.

– Тебе не нужно доказывать свою преданность. Ты героиня.

– Господин, я не…

– Ульфрик.

Утренний свет окутал ее лицо, изумрудные глаза полыхнули золотым блеском.

– Ульфрик. Прошу тебя, Артурия, назови меня по имени.

Она сделала крохотный шаг навстречу, но мне показалось… Мне все время что-то кажется. Я мог напугать ее своими чувствами, я не хотел ей ничего навязывать. Я хотел, чтобы она была свободна, но в то же время принадлежала мне без остатка.

Звенящая тишина Истмарских гор нарушалась лишь фырканьем коней и звоном их сбруи. Снег падает тяжелыми хлопьями на наши лица. Густой мех моего плаща служит нам постелью, но ее нет рядом со мной. Артурия маскирует кострище еловыми ветками и уничтожает следы нашей стоянки. К несчастью, притоптанный снег убрать нельзя, и это ее очень беспокоит.

– Перестань, – улыбаюсь я. – Ну, кому мы здесь нужны?

– Талморским шпионам.

– В миле от Виндхельма? Да здесь каждая птица – норд по духу и по крови!

– А твои шпионы? – Она садится подле меня и обхватывает колени руками. – Галмар не доверяет мне.

Я накидываю ей на плечи край плаща, но она тут же сбрасывает его.

– Мне не холодно.

– Пусть Галмар не беспокоит тебя.

– Я имперка. Это клеймо, и от него не избавиться. Но в решающей битве, – она будто нечаянно наклоняется к моему лицу, и ее горячее дыхание обжигает мою кожу, – у меня будет шанс стереть его из памяти братьев.