Цифры. Цифры застилали зрение и бесцеремонно лезли в сны. Алина устало отбросила конспект. Какой это по счету зачет? Распахнутым окном дышала весной комната. Искрилась далекими огнями майская ночь – бархатная и ласковая. Медовый ветер заигрывал с занавеской. Алина сидела дома, словно царевна, запертая в башне.

Вздохнула. Ветерок оставил занавеску и устремился в дом. Алина закрыла глаза и позволила ему коснуться щеки и всколыхнуть волосы. Затем она свернула на компьютере текстовый документ с нудным конспектом, открыла городской чат и зачем-то написала:

«Ветер – странствует. Вот почему он такой пряный весной».

Странное сообщение потонуло в общей переписке. Никто не ответил. Что удивляться?

Вернулась к зачету. Чат замигал ответом, но в переписке обсуждали только смешные картинки. Попыталась сосредоточиться. Цифры острыми углами занозили мозг, воспаляя виски, а затем вязли в тягучке времени.

Алина устало протерла глаза. Чат вновь замерцал. На этот раз в нем появился удивительный ответ. Настолько удивительный, что девушка перечитала его несколько раз и даже вслух, чтобы слова обрели звуковой вес:

«Ветер приносит с собой запах трав и древних крепостей с замшелыми стенами, а еще океанский бриз. Иначе почему ни с того ни с сего посреди степей и лесов вдруг чувствуешь запах моря?»

«Тогда я бы хотела путешествовать вместе с ним – и к замкам, и к океану», – написала Алина незнакомцу.

Они говорили про ветер, и их сообщения никто не замечал в потоке болтовни, как будто это был шифр или слова на другом языке.

В углу экрана возник квадратик личного сообщения.

«А какой он, твой ветер?»

Алина улыбнулась. Кто такой этот Lorin с аватаркой рисованного персонажа в яркой чалме?

– Ло-рин, – произнесла, пробуя на язык.

«Мой ветер зовет меня встать из-за стола и отправиться куда-нибудь, где нет дурацких зачетов».

«Что же мешает?»

И правда – что? Между окном и Алиной лежала кипа тетрадок и распечаток с забором из цифр. Ну да. Зевнула. Который уже час? Уставшие глаза молили о пощаде. Компьютер жалобно пискнул и затих.

***

– Ненавижу лето, – жаловался Ромка, запивая слова обжигающим лимонадом. Лед позвякивал в стакане. – Как же жарко! Я просто умираю!

Они сидели на летней веранде кафе возле университета, Алина подставляла солнцу лицо, скучавшее по теплу. Солнце пломбиром плавило белую с зимы кожу, стекало в венки, и обжигая, и горяча.

– Как тебе не жарко на солнце сидеть? – Ромка ерзал на стуле. – Сгоришь, потом не жалуйся!

Алина ленилась отвечать. Хотелось просто наслаждаться солнцем и жмуриться, радоваться минутке без конспекта.

– Они с ума сошли столько лабораторных работ задавать! – нудил Ромка, смахивая со лба потные липкие волосы. Исходившая от него суета казалась Алине болезненной.

Подул теплый ветерок. На этот раз он принес Алине пушинку с семечкой на тонкой ножке. Пушинка ласкалась, но разморенная жарой девушка не спешила стряхнуть ее и с ленивой полуулыбкой наблюдала, как пух щекочет кожу.

– Еще и пух этот дурацкий! – Ромка принялся яростно отряхиваться, выдувать пушинки из носа и откашливаться.

Закончив, он уставился на Алину немигающим взглядом и медленно наклонился. Она ощутила исходящий от него жар и беспокойное дыхание у начинавшего бронзоветь плеча.

– Сегодня ко мне поедем.

Алина едва заметно поморщилась, не открывая глаз. Ветер исчез, и стало невыносимо душно, захотелось уйти.

– Мне к экзамену готовиться.

Даже не врала. И правда – нужно готовиться. Действительно, много лабораторных сдавать.

– Неделю у меня не была, – канючил Ромка, лез целоваться, но Алина вспорхнула со стула.

– Пойду. Пока. Потом.

Знала – провожает ее тем же взглядом, и взгляд этот хотелось стряхнуть, как назойливое насекомое. И ведь есть на что посмотреть. Она была хороша в той юбке, схваченной на талии ремешком, легкой блузке, купающей тело в облаке воздушной ткани. Конечно, не первая красавица потока – губы тонковаты, ресницы бы подлиннее – но и не последняя. Без косметики, без краски ее лицо казалось бледным, невыразительным и как-то терялось, ничем не выделялось. Но все же она была аккуратная, хрупкая, с тонкими запястьями, задумчивыми глазами, отчего выглядела серьезнее, чем на самом деле. Но теперь солнце пускало в прямые светло-русые волосы задорную золотинку.

Дома – душная комната и коричневые библиотечные книжки, пахнущие столетней пылью, и белый мерцающий на мониторе лист с лабораторной работой. До боли в глазах вглядывалась в этот лист, потом сдалась и позволила мареву разлиться по телу, сковать сухой воспаленной дремой.

С сумерками пришла прохлада. Зябко кутаясь в плед, Алина открыла глаза. Темная тихая комната. Монитор, как прожектор, растворял сумерки и обжигал яркостью. Там что-то мигало. Алина продолжала лежать, в дремотной растерянности глядя на комнату, казавшуюся нереальной, как часть сна. Вставать и браться за конспекты не хотелось. Монитор все мигал и настойчиво звал к себе, подобно свету в окне, призывающему мотыльков.

Алина подошла к столу, и сердце ее кольнуло. В сообщениях была только одна фотография без подписи. От Лорина. На фотографии запечатлен одинокий фонарь, рассеивающий тьму. Вокруг фонаря клубилась светлая дымка. На землю падала причудливая тень, странно ажурная в нечетком мире сумерек. Ветви дерева, камень и обод фонаря образовали целый театр теней, сцена которого уходила дальше по аллее, словно приглашая в неизведанный и загадочный мир.

«Я знаю эту аллею. Никогда не замечала на ней таких фонарей».

«Бывала там?»

«Живу в этом районе».

«И я».

«Веришь в случайности?»

«Веришь в тень от фонаря, которая открывает порталы?»

Алине хотелось написать: «Да!», но пальцы застыли над клавишами. Кто же он такой?

Тишина. Алина не зажгла свет, и комнату освещал только монитор, совсем как тот одинокий фонарь на фото.

«Я выхожу на поиски новых теней. Какой у тебя дом?»

Алина рассмеялась. Вот ведь, и дом ему скажи! Отвечать было боязно, но любопытство разгоралось в иссохшей от цифр душе.

«Знаешь, где поляна черных тополей?»

«Конечно».

«Это мой двор».

Он поставил смайл, и зеленый значок «В сети» потух.

Алина едва справилась с желанием броситься к окну немедленно. Подкралась тенью, скрылась за занавеской. Кошачья шерстка ночи уже поблескивала своим боком. Запоздалые пешеходы торопились домой. Далекие голоса, ухающий в арке смех. Потом вдруг разом все затихло, только занавеска шуршала в комнате, ласкаясь о ноги.

Прошло десять волнительных минут, прежде чем в дальнем конце улицы показалась черная точка. Постепенно она приближалась и увеличивалась. Это был парень, высокий парень в темной одежде, почти невидимый во влажной тьме. Подойдя к тополям, он облокотился на дерево и подставил лицо тусклому фонарю, позволив Алине разглядеть его. Забыв об осторожности, она подалась вперед, и в этот момент незнакомец повернул голову в ее сторону и кажется, даже улыбнулся.

Алина спряталась, прикрыв от волнения ладонью рот. Ну не мог он ее увидеть с такого расстояния, что за глупые страхи! Когда Алина выглянула из-за шторы – у тополей уже никого не было. Как ни силилась она разглядеть черную фигуру в темноте двора, ничего не увидела. Чат молчал. Серый статус «Не в сети» не загорался зеленым, сколько бы Алина его не проверяла между рассеянных попыток приняться за лабораторную работу.

Утром первым делом проверила личные сообщения, но никто не писал. Алина ощутила неприятный зуд нетерпения. Она проверяла сообщения и после ванной, и после завтрака. Любопытство нарастало, мешало учить, мешало читать. Девушка маялась и наконец сдалась. Написала:

«Я видела тебя».

Зуд будто прошел, но теперь тело захлестнула волна адреналина. Алина уставилась на серый статус «Не в сети».

– Господи, чем я занимаюсь? – спрашивала она себя, пытаясь изображать спокойствие, водворяя рассудок на место. Алина пересилила себя, закрыла переписку и даже сделала изрядную часть домашнего задания.