Истина – из тины паутина

– Не клюй носом, дура!

От крика тётки с коляской Анна вздрогнула, как будто проснулась, сильнее провалила педаль тормоза, открыв окно и вникая, в честь чего кипиш.

– Какого орёшь дурниной? Ну да! Жилая зона, еду тихо, пропускаю пешеходов, что не так?

«Да всё не так! – прочла она в глазах психующей мамаши. – Всё! Бессонные ночи, подгузники, бесконечные кормления орущего ненасытного отпрыска и никакущий муж! Долбанная коляска, которая не проходит в узкие двери, да ещё и тебе место на дороге уступай! Ха! Держи карман шире! И иди в жопу!»

Мамаша встала по центру и уперлась коляской в капот, брызжа слюной от злости и собственного бессилия, запретив лимонной машине с клевером на крыле добраться до места назначения, которое уже маячило в тридцати метрах к югу. Супружник тщетно пытался успокоить бунтарку, для которой это транспортное средство, требующее уступить кусок асфальтополосы, свернув на тротуар, тем самым уверяя, что коляска не имеет никаких преимуществ на дороге в жилой самой что ни на есть зоне, стала последней каплей. Стакан терпения переполнен, пощады не жди!

Непроизвольно, как будто защищаясь, Аня нажала на клаксон, и орущую мать обдало свежим би-бип. Это встряхнуло её гормональный фон ещё сильнее. Почувствовав опасность для жизни младенца, вцепившись в ручку коляски, она яростно потащилась на тротуар, матерясь и проклиная тупых насосавших тёлок за рулём. Виноватый, красный от стыда муж после неудачной попытки провалиться сквозь землю, поспешил сбежать с места ДТП, пока не появились свидетели.

– Да пошла ты! Выдра! – вырвалось защитное, приготовленное про запас. – Ну и денёк! Холодрыще! А ещё и Светка вечером прикатит со своим нытьём, вот это мне подфартило! Весёлый месяц! Где ж я заснула и упустила тот момент, когда попала в говнопоток?

– Мужайся, дорогая, и ищи место на парковке. А потом домой! Домой отсюда! Слишком высокое напряжение, – успокаивал внутренний голос, – виноваты магнитные бури и внезапное похолодание.

– Сама-то веришь в эту чушь? – Анна рассмеялась.

Врёшь, не возьмёшь! 2

Жара.

Жара настолько невыносимая, что плавятся клетки мозга.

Если открыть глаза, можно увидеть летающих серых мух, которые жужжат в закоулках мыслительного лабиринта.

Если закрыть, то вспышки ярких цветов, похожих на салют, мигают, наполняя светом тёмную внутреннюю пустоту.

Шум в ушах то нарастает и бьёт молотком по наковальне, то растекается по стенкам черепа, сливаясь через мелкие сосуды в вены.

Непонятно, то ли это тело вибрирует, то ли дух пытается вырваться и рвануть подальше отсюда.

Владимир Владимирович чувствует, как проваливается и падает сквозь кровать в пол. Этаж, ещё этаж, подвал. Его засасывает в чёрную дыру, и, уносясь, он крутится вокруг своей оси, цепляясь за остатки сознания.

– Я ещё поживу, мне рано, рано, не закончил я здесь, – объясняет он незримому собеседнику.

– А что тебя держит? – шипит голос где-то глубоко внизу, поднимаясь ядовитыми брызгами вверх.

– Сам знаешь, работа! Не закончил я, не прибрался в делах, – уверенно отбивается набирающий силу противник.

– Ну-ну, валяй! Прибирайся!

– Володька, тебе плохо? Галю позвать?

– А? – возвращаясь на койко-место, мямлит дед. – Не надо! Сон приснился, жарко мне!

– Да нормально! Не жарко в палате. Дождь за окном. Я бы даже сказал, прохладно, зябко как-то.

– Ох, и жара!

– Да у тебя, поди, температура! Галя, детка! Беги к нам в двести седьмую! – нажимая на вызов, кричит Иван Кузьмич.

– Не гоняй девочку, мне легче, легче, сейчас приду в норму.

– Да какая там норма, не дури! Ох, слава тебе, Галюня, спасай старика!

– Дядя Володя, что случилось?

– Жарко мне, Галчонок, жарко! Откройте окно!

– Сейчас, сейчас! Всё откроем! Всё сделаем!..

Что-то приятное попало в вену, и глаза старика закатились. Он тяжко вздохнул.

– Ничего, ничего, сейчас полегчает, – успокоила Ивана Кузьмича молоденькая улыбчивая тростиночка Галя, – я пойду, приглядывайте за ним! Спасибо Вам за помощь!

– Это Вам, детка, спасибо! Украшаете наши жизни! Повезло нам с медсестричкой!

– И мне с вами! – Галина покраснела, прикрывая за собой дверь.

Что грустить-тосковать, рано нам помирать 3

Сентябрь 2006 года оказался очень тёплым, если не считать пятнадцатый день. Пятница с утра не задалась: плюс 9, малооблачно, но, как вы понимаете, всё же временами дожди. Забудьте про лето, тёплый шарф – лучший друг человека.

Такой холодный вечер приятнее лицезреть по ту сторону окна, где в углу стоит торшер, на диване приготовлен плед, а в холодильнике запасы горячительного. Тем более подальше от обезумевших мамаш с колясками.

Старый пёс Лис свернулся, обхватив тёплым телом ногу хозяйки. Анна Романовна, подперев подбородок руками, слушала нескончаемые жалобы на судьбу своей подруги Светки Калмычихи. Низенькая толстушка – большая любительница жареных пирожков и пива – после жадных затяжек по-свойски смахивала пепел в стакан и хриплым грубым голосом констатировала, какие всё-таки мужики козлы.

– Аська, забудь! – пробивалось сквозь икоту. – За-бу-удь! Всё! Нет его больше! Помянем!

– Ты пей, пей! Мне завтра на работу.

– Какая работа в субботу?

– Обычная работа!

– Ася! Какого дьявола? Вся жизнь так пройдёт на работе! Жизнь, Ася, жи-изнь!

– А ты давно видела Степана? – хозяйка квартиры в который раз попыталась сменить тему.

– Он от меня шарахается. Боится, что устрою скандал. Ха-ха! Ну что за мужики пошли? Тряпьё!

Лис проснулся и стал лизать ногу любимой хозяйки, пробудив и её саму от странного забвения. На лице Анны Романовны застыла маска внимания и сострадания к бедам давно опостылевшей собеседницы, но внутри всё рвалось на части от негодования, и Анны-личины спорили сами с собой:

– Зачем в моей жизни эти лишние люди? – сказала Анна разумная. – Нафига? Нет, предположим, знаю я их давно, практически с рождения, только вот они-то меня совсем не знают! Разве интересно слушать весь этот бред? Использовать меня как унитаз для слива накопившегося дерьма – это верх наглости.

Так и зачем они мне?

– Да хватит тебе истерить! – успокаивал незримый лик спокойствия. – Сама посуди, все эти подруги-други просто необходимы для прикрытия, чтобы никому и в голову не пришло, что Анна Романовна Задворская ведёт двойную жизнь.

– Не надоело скрывать? Послать уж их всех к чёртовой матери и жить, как считаю нужным! – Аня – борец за свободу личности – как обычно негодовала.

– Нельзя, все они части одного большого пазла. Это твоё пространство! Избавишься от них, придут другие, только в разы хуже, для большей наглядности. Помнишь, чему учил Ветер, ты притянула всех сама.

– Да и хрен на них всех, улыбайся! – Аня-невозмутимость поставила точку в этом споре.

И любимая подруга детства Аська криво улыбнулась, похлопала Калмычиху по плечу и указательным пальцем вздёрнула ей подбородок.