Уже несколько часов Егор Павлович Венедиктов сидел в своем купе и томно смотрел в окно. За ним то и дело пролетали деревья, кустарники, редкие деревенские жители и их покосившееся за долгое время дома. С одной стороны он был до мозга костей городским малым, но насколько, же прекрасен был вид за окном, насколько он был глубок, но в то же время насколько он бьющий будто бы в самое сердце, грустный и упаднический.

  Егор Павлович мельком глянул в уже прочитанную газету. Да это была неожиданная новость, но, тем не менее, она вселяла будто бы первобытный страх в Венедиктова. Газетная статья была озаглавлена: "Сомнения царя Николая II", ниже приводилась цитата А.В. Колчака:

  Я совершенно не сочувствую при настоящем положении вступлению Румынии: я боюсь, что это будет невыгодное предприятие, которое только удлинит наш фронт, но на этом настаивает Французское союзное командование; оно требует, чтобы Румыния во что бы то ни стало выступила. Они послали в Румынию специальную миссию, боевые припасы, и приходится уступать давлению союзного командования...

  Венедиктов слабо вздохнул, свернул газету в трубочку и положил внутрь своей сумки. После нескольких минут ничегонеделанья Егор Павлович снова начал рассматривать вид за окном. На этот раз поезд начал сбавлять ход, видимо какая-то небольшая станция. Предположение было правильным, Венедиктов заметил небольшой навес и довольно обширную толпу крестьян, стаявшую на платформе. Егор Павлович внимательно вглядывался в лица людей, они были пусты, будто бы вся радость ушла, лица были серы, словно надгробный камень. Венедиктов ещё несколько секунд рассматривал толпу, а после отвел взгляд и закрыл шторку. Внутри него будто бы что-то говорило "не нужно..."

  Через 10 минут поезд снова продолжил движение, неспешно набирая ход, он уезжал со странной небольшой станции. Венедиктов открыл шторку и снова посмотрел на платформу, толпы там уже не было, лишь несколько детишек сидели на краю и провожали своими пустыми глазами уезжающий поезд.

  Тут дверь купе открылась и в него вошёл мужчина, на глаз Венедиктов определил,что ему лет 40-45, одет был он довольно прилично, видимо небольшой чиновник, а может кто и повыше. Зашедший положил небольшую сумку на сиденье, а после сел на него сам, прямо напротив Егора Павловича. После он медленно протянул руку, прокашлялся и сказал:

  "Бореев Леонид Вадимович, все купе были заняты"с, но мне сказали, что здесь только один человек, не возражаете"с?"

  Венедиктов в ответ пожал руку, сказав лишь:

  "Нет, конечно, все в порядке, я Игорь Павлович Венедиктов..." после этих слов, он снова начал смотреть в окно. А там все также по-прежнему пролетали бесконечные деревья, кусты и бескрайние леса, тянущиеся будто бы до самого горизонта. На душе у Игоря Павловича снова стало неспокойно, сосед по купе достал газету из своей сумки и принялся читать, не обращая внимания на Венедиктова. Последний же бросил быстрый взгляд на заголовок: "Великое Отступление, потери растут!"

  Игорь Павлович сглотнул и снова посмотрел в окно. Уже вечерело, на душе же по-прежнему было неспокойно.

  Когда сосед Игоря Павловича дочитал газету, уже было достаточно темно. Неожиданно для Венедиктова, Бореев, сложив газету в сумку, начал молится.

  Утробным голосом, пустым, но настолько звучным, мольба его пронеслась по купе, казалось прямо в голове Игоря Павловича, сидел сей человек и молился. Дрожащим голосом он спросил:

  "А...не поймите меня не правильно Леонид Вадимович...но позвольте"с...почему вы молитесь?"-Ответ Бореева немного ввел в ступор Венедиктова:

  "Пришло время" кратко сказал Бореев и продолжил молитву.

  Венедиктов же все сидел, тяжело дыша и слегка подрагивая будто бы всем телом. Эта молитва пробудила древние воспоминания, ещё с детства и не отпускала от них.

  Видите ли, дорогие читатели, Венедиктов с детства боялся церкви, да и вообще всего что связано с религией. С приходом его в школу и знакомством с Николаем Каратаевым, а также чтением Махайского, он окончательно переосмыслил жизнь и начал смотреть иначе на окружающий мир, пусть и не настолько дико, как автор текстов или его друг Каратаев. К тому же после того, как Каратаев был пойман после покушения на Александра II, Венедиктов окончательно разочаровался в жизни. Но в религию он так и не смог прийти. Дико это было, что тогда, что сейчас. Поэтому теперь, когда напротив него сидит Леонид Вадимович, очень уж, странно молящийся, шок пробирает до костей. Венедиктов тяжело сглотнул, и хотел было сказать хоть слово, но не выходило нечего из его рта. Он был нем, как рыба и просто наблюдал в страхе за молящимся Леонидом Вадимовичем, который теперь не сводил глаз с Венедиктова.

  Через несколько секунд он неожиданно остановился, сложил руки и сказал:

  "Ты когда-нибудь поймешь, когда-нибудь прочитаешь...никчемен твой взгляд, пуста твоя голова...представляешь, чтобы это сказать, мне нужно было прийти лично к тебе...Для этого мне пришлось даже ненадолго остановится в Австро-Венгрии, пусть и не совсем ради тебя...столько всего, а никакого смысла, ты как был пустым, так и остался. Сейчас ты дрожишь, но ты не боишься, ты дрожишь от воспоминаний, они въелись тебе в мозг. Ты помнишь все, ты боишься прошлого, ты страшишься будущего, ты не знаешь, что делать дальше...Ты даже не знаешь, кто ты есть....

  После 30 года будет хуже, но ты не доживешь, как и твой дружок Леонидов, они уйдут... как Николай, уйдут как ты....Но поймешь ты все, только в последний момент, когда будет холодно и голодно...Я же зря тратил время....Прощай"

  После этих слов Венедиктов провалился в сон. Настолько глубокий и по своему приятный, что проснувшись, даже не мог понять, почему это он лежит на полу, но посмотрев на сиденье, он вспомнил события ночи.

  Вспомнил странного попутчика, вспомнил его молитву, из-за чего его снова пробила дрожь, а после вспомнил и странную речь...Что значит, ты даже не знаешь, кто ты есть? Он ведь...он ведь....ох...действительно, а кто же он?

  Встав, он осмотрел купе. Никаких следов того, что здесь вообще был, кто-либо ещё кроме Венедиктова не имелось. Газета пропала, как пропали и вещи Леонида Вадимовича, собственно пропал и он сам. Игорь Павлович сел и глянул в окно, там была привычная картина, кою он видит уже несколько дней, все те же деревья, кустарники и безграничный лес.