Сцена… свет софитов, толпа беснует, зовет и улюлюкает. Они ждут, нетерпеливо скандируя название моей группы. Закрываю глаза: «Раз… два… три…». Внутренне успокаиваю себя. Оглядываюсь и первые аккорды на моей верной подруге, на моей гитаре еще больше взрывают толпу. Бас гремит, барабаны задают ритм, клавиши подхватывают мелодию и я, набрав воздух в легкие, дарю публике то, чего они так ждали. Слова песни звучат из колонок, наполняя концертный зал безумием. Все как один подпевают мне, дополняя восторженными криками. Фанаты… чокнутая горстка людей, но без них не было бы меня. Без них я не добился и капли того, что имею. Я популярен, любим. Мне подражают, мной восхищаются. Но эти люди даже представить себе не могут, что творится в моей душе. Сейчас я счастлив. Я на сцене с братьями по группе. Мы один единый организм, работающий как часы, слаженно по нотам, по секундам. Каждый из нас искренне любит то, чем занимается, и толпа это чувствует, наслаждается, даря столь необходимое признание. Однако в эту секунду мне просто необходимо быть в другом месте. Но долг перед толпой этих людей неумолимо зовет. Два часа и я буду там, где должен. Там, где я нужнее. Там, где сейчас мое сердце…

И как бы я ни хотел, ни желал я не могу отменить концерт, запланированный за полгода. Сложный путь проделан. Подготовка зала, бесконечные репетиции, отработка каждой ноты. Вот что держит меня сейчас здесь, но мысли далеко. Сегодня моя любовь, моя тщательно скрываемая от общественности половинка, подарит мне наследника. Моя жена, моя муза… Только благодаря ей я в здравом уме и стаю на этой сцене, даря свой голос толпе.

Все началось спонтанно. В пять утра она разбудила меня, и я сразу понял, чем закончиться этот день. Она вынуждена быть одна. Опять… Сколько раз я оставлял ее одну, потому что просто не мог показать миру. Потому что образ рок-звезды не вяжется с образом идеального семьянина, но я стараюсь. Пытаюсь для нее, не могу иначе. Она мое все, моя душа, мой воздух, моя героиня, терпеливо закрывающая глаза на все грязные сплетни, что крутятся вокруг меня и моей группы. Шоу-бизнес… не зря то, чем я занимаюсь, называют именно этим словом. Это болото из интриг, сплетен и предательства. Здесь нет друзей, здесь есть лишь покровители, люди, которые зарабатывают на твоей душе и творчестве. Знал бы это раньше, так и остался играть на улицах города. Но судьба была ко мне благосклонна, так мне тогда казалось.

Спустя час выступления, я беру паузу, чтобы смочить горло и немного выдохнуть. Захожу за кулисы, совсем ненадолго. Делаю глоток прохладной воды, стоящей на небольшом столике, на котором разрывается мой телефон. Имя, что высвечено на экране зарождает улыбку на моем лице и трепет где-то в области сердца.

– Да, любовь моя, – закрывая одно ухо от окружающего шума, отвечаю своей жене.

– Никита, – тревожный, надломленный голос супруги заставляет меня вытянуться в струну. Она плачет. Почему она плачет? Все должно быть иначе. Она должна быть счастлива.

– Никита, они забрали его, они сказали, что он умер, но я слышала его крик. Я клянусь, я слышала…

Моя жена рыдает, а до меня не сразу доходит причина ее истерики. «Он умер», – сказала она. Умер… мой сын умер? Этого не может быть. Моя рука безжизненно опускает бесчувственный телефон. Мое сердце разрывается. Все рушиться, разлетается на осколки. Он умер… словно тысячи острых игл пронзает мое сердце. Я опускаюсь на пол, вцепляясь руками в волосы. Я рву их, пытаясь осознать, смериться, принять, но у меня ни черта не выходит. Что я делаю здесь? Почему расселся на полу? Музыка со сцены оглушительной волной бьет в барабанные перепонки, и в следующую секунду я уже знаю, что делать. Я мчусь к жене, к моему ангелу, к моей девочке. И ничего не может меня остановить в эту секунду. Ни орущий арт-директор, ни администратор, ни даже спонсор, которым является мой отец. Никто! Я вылетаю будто в тумане на улицу. Ледяной январский воздух обжигает открытые участки кожи. Я в футболке и джинсах, на ногах тряпочные кеды, которые мгновенно промокают в каше снега. Я бегу прочь, скрываюсь в каменных джунглях города, прячусь, и понимаю лишь одно, нужно вызывать такси. Минуты в машине кажутся вечностью. Время словно остановилось. Тянется, как тугая резина. Невыносимо медленно. И когда авто останавливается в конце пути, я буквально вылетаю наружу. Бегом мчусь в палату жены, но у самой двери останавливаюсь, восстанавливая дыхание. «Он умер», – снова проносится в моей голове. Я должен все выяснить, прежде чем открою эту дверь. Решительно разворачиваюсь и направляюсь в кабинет врача, что принимал роды. Без церемоний и стука я открываю дверь, почти пиная ее. Мой взгляд находит врача моментально. Его виноватые глаза сталкиваются с моим пытливым взглядом. Он понимает все мгновенно. Он тяжело вздыхает и поднимается из-за стола.

– Мне очень жаль, – произносит он. Я стискиваю челюсть. – Я ничего не мог поделать. Порог сердца, не совместимый с жизнью, – поясняет он и прячет виноватый взгляд.

В глазах темнеет, ладони превращаются в кулаки, челюсть со скрежетом сжимается.

– Он был здоров, – с ненавистью выплевываю я. – Ни одно УЗИ не показало патологий.

Врач теряется, пятится назад и растерянно садится на свой стул. Я же напротив гневно надвигаюсь на него. Он боится меня. Моя репутация бежит впереди. Взбалмошный, безрассудный, дебошир, который не дружит с головой. Вспыльчивый, опасный. И сейчас я на самом деле такой, каким меня привыкли видеть окружающие.

– Мне жаль, – повторяет он.

– Покажите мне его, – требую я.

– Это не возможно, – я вскидываю бровь в легком недоумении, – он на вскрытии.

– Что?! – взрываюсь я. – Кто позволил?! – нависаю над дрожащей фигурой врача.

– Такие правила, мы должны убедиться… – заикаясь, лепечет он.

Я бью кулаком в столешницу. Он содрогается и зажмуривается. Хочу убить его, что бы также выпотрошили, как моего сына. Задушить собственными руками, вспороть брюхо, как поганой свинье.

– Никита, – строгий голос окликает меня. Я оборачиваюсь и вижу отца. Делаю назад пару шагов и натыкаюсь на металлический стеллаж, который звонко врезается в стену и какие-то бумаги валятся на мою голову. – Оставь его, – приближается ко мне отец.

Я ни слова не говорю ему. Обхожу отца и направляюсь к палате жены. Иду словно в тумане, на автопилоте, не разбирая мелькающих лиц. Я привык к всеобщему вниманию, которого сейчас хватает. Молодые мед сестрички шепчутся в след, явно узнавая. Плевать, что завтра в газетах появится очередная скандальная статья о том, как я сбежал с собственного концерта и направился в родильный дом номер шесть. И плевать, что грязные писаки придумают по этому поводу. Сейчас во мне нуждается самый дорогой человек на планете. Мой ангел, моя нежная любящая жена и плевать, что для всей страны и мира я холост. Что для всей страны и мира я развратный похотливый ловелас. Это образ, которому я больше не хочу соответствовать.

Секунду раздумий и вот я уже обнимаю свою убитую горем жену. Она словно раненый зверек прижалась к моей груди, и я всем сердцем чувствую ее горе. Именно поэтому и выбрал ее. Я чувствую ее, я слышу ее мысли. И сейчас они рвут мою душу на части.

– Милая, успокойся, прошу тебя. Все будет хорошо. У нас еще будут дети, – пытаюсь утешить ее, но она отталкивает меня, вскакивает на ноги и убивает своим взглядом.

– Он жив, Никита! – кричит она. – Я не знаю кому и зачем все это надо, но он жив! Ты должен найти его! Ты должен его вернуть, – оседает на пол и проваливается в истерику…

Около двух лет назад.

Дверь вагонного купе с кряжистом отварилась, яркий свет ударил в заспанные глаза молодого человека, что тщетно пытался уснуть под стук металлических колес поезда. Противный голос проводника полностью выдернул его из дремоты: