-1-

Одна тысяча четыреста пятидесятый год. Византия. Константинополь. Император Византии Константин Одиннадцатый стоял на террасе Большого дворца. Последние правители не любили этот дворец, он пугал их своими размерами, роскошью, но больше всего своей памятью о прежнем величии империи. Последние императоры больше думали о себе, о своем благополучии и богатстве. Империя, созданная во имя Христа, город, построенный во имя Богородицы, это было ничто по сравнению с бесконечными пирами, дорогими камнями и золотом.

С террасы был виден собор Святой Софии, открывался вид на Мраморное море, на бухту Золотой рог и Босфор. С Босфора подул легкий бриз, теплый ветер обдувал одежду императора морской прохладой. Было воскресенье. Император смотрел на огромный город и размышлял: «Господи, когда-то население этого города составляло почти полмиллиона человек, теперь намного меньше, но всё равно Константинополь – величайший город мира, величайшее творение императора Константина Первого. Прошла почти тысяча лет, и сегодня не триста седьмой год, а одна тысяча четыреста пятидесятый… Господи, что же будет дальше. Константин Первый хотел объединить всех: юг и восток, запад и север, объединить всех во имя Христа…» – холодный ветер прервал размышления императора.

– Как холодно, – произнес он. – Такой холодный ветер бывает зимой, а сейчас лето.

Это был ветер с востока. На террасе появился слуга.

– Басилевс, к тебе Фотий, – сказал он.

– Опять этот Фотий, что ему от меня нужно? – пробормотал Император и равнодушно ответил. – Пусть ждет.

Слуга ушел. Император догадывался, что Фотий обладает тайнами темного учения. Патриарх обвинил его в ереси, просил отлучить от церкви и казнить, но Константин не послушал Патриарха. Три года назад, когда на троне был его старший брат Иоанн Восьмой, Фотий предсказал Константину день, месяц и год, когда он станет Императором. Предсказание в точности исполнилось. Кроме того, Фотий назвал точную дату полного солнечного затмения, предотвратил в Константинополе эпидемию чумы и даже спас самого Императора от смерти, когда в его золотой кубок подсыпали яд. Поэтому Константин сохранил Фотию жизнь, хотя и немного побаивался его.

Константин еще полчаса простоял на террасе, созерцая город. Потом спустился с нее, прошел по галерее, по анфиладе залов и дошел до тронного восьмиугольного зала с шестнадцатью окнами. Когда он подошел к золотому трону, на ступеньках которого стояли изваяния двух золотых львов, у Императора возникла заминка, куда сесть? В воскресенье и во время больших христианских праздников он должен был сидеть на левой половине трона, вторую правую сторону оставляя своему Богу Христу. «Сегодня воскресенье», – подумал Император, но все-таки сел на правую половину.

– Пусть войдет, – властно сказал Константин.

Через пару минут серебряные двери, на которых были изображены Христос и Богоматерь, открылись, и в тронный зал вошел Фотий.

– Басилевс, я хочу, чтобы нас никто не слышал, – сказал Фотий.

Император дал знак, все удалились.

– Мне было видение, – начал Фотий. – Город горит, горят храмы, монастыри, библиотеки, по Константинополю бродит смерть. Твое обезглавленное тело таскают по улицам…

– Молчать! – Константин прервал Фотия. – Молчи, я отдам тебя Патриарху, он давно хочет твоей смерти.

– Басилевс, ты властен убить меня, – Фотий осекся, однако после небольшой паузы продолжил. – Если хочешь, можешь убивать меня медленно, но я никогда не обманывал тебя. Город Богородицы погибнет, и это случится через несколько лет. С купола Софийского собора сбросят православный крест. Город отдадут на растерзание варварам. Будут убиты десятки тысяч людей. Империя погибла, остался только Константинополь, но и он падет. Наши предки первыми приняли Христа и сделали его своим Богом, но Римский Папа предал нас. Дьявол ползет по земле, и у нас уже почти нет сил сопротивляться ему, он сильнее нас, и скоро мы уйдем в вечность. Но мы обязаны сохранить нашу веру и память империи. Вспомни, что сказал Император Юстиниан: «Величайшими дарами, которые Господь в своей любви послал людям, являются религия и империя, первая служит делам божьим, вторая делам земным».

– Чего ты хочешь? – неожиданно спросил Константин.

– Я хочу навечно сохранить нашу веру и основы государства и создать тайный орден Хранителей Империи. Для этого мне нужно несколько образованных юношей. Я знаю, через очень много лет Византия вновь возродится, и потомки этих юношей встанут во главе ее и будут управлять новой Империей, так, как сейчас ею управляешь ты, и как управляли до тебя. Орлы опять воспарят! – Фотий замолчал.

– Когда случиться то, о чем ты говорил мне вначале? – спросил Император.

– Я не знаю, но это будет, – ответил Фотий.

Наступила тишина. Император опустил голову и посмотрел на свои руки. Почти на все пальцы были надеты золотые кольца и перстни. «Красиво», – пытаясь отогнать от себя мрачные мысли, подумал Император, наслаждаясь игрой бликов огромных драгоценных камней. Неожиданно его взгляд остановился на перстне с большим рубином. Он не обратил бы на него внимания, но за его золотую оправу зацепилась желтая шелковая нитка. Неожиданно нитка с каким-то странным попискиванием переплелась в фигуру, очень напоминающую череп. Ужас охватил Императора, почти с нечеловеческим усилием он выдавил из себя:

– Ступай…

Фотий поклонился и вышел из зала. Император снял перстень и швырнул его в дальний угол тронного зала, молча перекрестился. «Кто этот Фотий? – подумал Император. – Колдун или пророк? Мне стоит только пошевелить пальцем, и от него ничего не останется. А если он прав? Границы империи почти под самыми стенами Константинополя. А если падет и Константинополь…»

-2-

Две тысячи шестьдесят седьмой год, Зеленогорск, район Санкт-Петербурга. Максим Клинг проснулся около девяти. Заправил кровать, принял душ, позавтракал, надел шорты, футболку, кроссовки, вышел из дома, немного постоял на крыльце, наслаждаясь утренней прохладой, и направился в сторону Финского залива. Он шел по узкой дорожке, выложенной гранитными плитками, и думал о будущей миссии. Пахло сосной. Максим подошел к берегу. С залива дул теплый морской бриз. Вдалеке был виден позолоченный купол Кронштадтского морского собора. Макс сел на песок, посмотрел на волны, на купол собора, на яхту, плывшую в сторону Санкт-Петербурга, принял позу «Лотоса» и стал медитировать. Было около десяти часов утра. В «Центр «Z» ему приказано явиться к тринадцати. Торопиться было некуда.

Прошло примерно сорок минут, Максим закончил медитировать и посмотрел на дисплей своего коммуникатора, было десять часов пятьдесят шесть минут. «Скоро я буду узнавать время по положению Солнца, звездам и Луне», – подумал он.

Вернувшись домой, Макс переоделся, затем вышел на крыльцо и громко крикнул:

– Райт!

Через несколько секунд к дому подъехал красный наномобиль. Макс сел на заднее сиденье и негромко сказал:

– В «Центр «Z», ведешь ты.

Автомобиль плавно тронулся.

«Центр «Z», куда направлялся Максим, занимался глобальными исследованиями, их целью были путешествия во времени и пространстве. В «Центр» Макс попал сразу после окончания «Школы сталкеров», тогда ему было двадцать два года. В «Школе сталкеров» (правда, «школой» в привычном понимании этого слова ее назвать было нельзя, на пяти курсах обучалось десять курсантов, а преподавателей было сорок семь) его обучили более двенадцати видам борьбы, он освоил разные системы оружия: от меча, лука, копья и шпаги до плазменного автомата. Он изучил несколько языков, прошел школу выживания и мог находиться в пустыне без воды и пищи более семи дней, в совершенстве овладел гипнозом, внушением, медитацией. Максим был сталкером времени.

Через семь минут наномобиль подъехал к зданию «Центра «Z». Оно входило в состав интеллектуального комплекса «Лахта Сити» и из всех небоскребов было самым маленьким, всего сто метров, но уходило под землю еще на сто. Там внизу, на самом последнем этаже и находился аппарат, позволяющий путешествовать во времени и пространстве, или «машина времени». То, что он существует, было государственной тайной. Только высшие руководители государства знали о его существовании. Девяносто процентов сотрудников «Центра» даже не подозревали, чем они занимаются. Каждое подразделение выполняло свою определенную задачу, не зная, какие задачи решают другие. Это позволяло проводить исследования в строжайшей секретности. Место дислокации «Центра» тоже было выбрано неслучайно, так как в пятнадцатимиллионном Санкт-Петербурге, в огромном мегаполисе сверхсекретный объект спрятать было проще, не привлекая внимания.