В презренный час в пучинах мглы, блюдет границу стражник,

От жутких порождений тьмы, от гибельных чар вражьих.

И в каждый день, и в каждый час хранит он год из года

Покой доверенных земель и мирный сон народа.

Его не ждет ни кров, ни дом, он вечно в странствии своем,

Бродить по свету обречен и лик его ужасен.

Безжалостен клинок к врагам, они падут к его ногам

И кровь наполнит чашу.

Но жажду ей не утолить, ведь мертвое не может жить,

За жизнь приходится платить порой ценой ужасной.

Он проклят и благословлён, великой силой наделен,

Чернейшей порчей осквернен и рок над ним не властен.

Отравленный вкусивши дар навечно он — Даханавар.

(народная баллада)

Даханавар. Часть первая. Наследие крови.

1

Илая старался ступать осторожно. Он боялся поскользнуться и упасть. От сточных вод несло гнилью и экскрементами, каналы под городом были настоящей клоакой. Однако, по сравнению с запахом горелой плоти, крови и прочих телесных жидкостей, пропитавших тюрьму, запахи канализационных стоков были для Илаи, что розовый сад. Это был запах свободы.

Какая разница, как спасать свою шкуру?!

Илая попал в казематы после облавы на рынке Нижнего Города, когда стражники переловили почти всю банду Полосатого Короля. Стража вязала каждого, кто выглядел хоть немного подозрительнее чем новорождённый младенец. Мелкий рыжий оборванец Илая был втиснут в забранную стальной решеткой повозку вместе с двумя проститутками, перепуганным до потери пульса водоносом, десятком разномастных оборванцев, карманников и нищих, собиравших в тот день на рынке свою обычную дань с добропорядочных и щедрых горожан. Веселая и пестрая компания задержанных, так же вскоре пополнилась одним не в меру шумным и нетрезвым святошей из храма Пресветлой Девы. Этот все пытался доказать стражникам, что он всего лишь священнослужитель и обещал непременно жаловаться самому архиепископу или даже бургомистру на этот произвол. В ответ он быстро получил от стражника, вязавшего его руки, обещание "разобраться" и мощный тычок в нос. Теперь святой отец горестно причитал, утирая кровь и слезы с лица. Под пыхтение, причитания, стоны и брань повозка прибыла в ратушу. Стражники выводили из забитых по завязку повозок, угрюмо молчащих или напугано всхлипывающих людей и разводили их по свободным камерам. "До полного разбирательства", — как сообщил, криво усмехаясь щербатым ртом, коротышка сержант. С утра должен был прибыть господин дознаватель, который уже будет в праве определить виновен задержанный или нет. А пока оставалась только томится в душных каменных мешках подземелья ратуши, коими славилась эта тюрьма.

Илая тогда еще не понимал, что ему чертовски повезло, что он оказался не в общей камере, а составил компанию известному в криминальных кругах Мирцеи грабителю и убийце — Бочонку. Тюрьма при ратуше была переполнена, камеры забиты под завязку. Эта камера была на двоих и одно из мест было свободно. Под мерзкий хохот стражников и сальные шуточки о "новой подружке для Бочонка", Илаю втолкнули внутрь крошечного и помещения. Сокамерник Илаи явно был не доволен появлением новенького соседа в и без того крошечном пространстве узилища. Илая тут же получил крепкий удар в живот от которого отлетел в дальний угол на сырую и прогнившую солому. Бочонок посоветовал ему не высовывать носа из этого угла, пригрозив более крепкой "лаской". Стражники, которые привели Илаю сюда, насладившись сполна сценой столь "теплого" знакомства заключенных, удалились, громко хохоча и обсуждая предстоящую попойку. У них этим вечером был повод отметить успешно проведенную операцию. Когда звук шагов смолк и помещение вновь погрузилось в темноту, Илая напрягся всем телом, ожидая нового нападения от соседа. В тайне надеясь, что тот предпочтет только избить его, а не что-нибудь более унизительное. Но нападения не последовало. Судя по звукам, его сосед предпочел не обращать на Илаю внимания. Бочонок немного поворочался на своем лежбище, браня по нос проклятую стражу и дерьмовые тюремные порядки, а потом замолк и низко захрапел. Матерому рецидивисту было абсолютно наплевать на тощую уличную крысу, которую к нему подселили. Это позволило Илае немного расслабиться и подумать о своей дальнейшей участи. Участь ему выпала незавидная. Он часто слышал о методах дознания применяемых в Мирцее к личностям столь сомнительного рода занятий, как у него. Илая был отщепенцем.

Он прибыл в Мирцею несколько месяцев назад, в надежде найти свое счастье в большом городе. Обладая ясным и пытливым умом, ловкими руками и завидной самонадеянностью, Илая собирался предложить свои услуги подмастерья какому-нибудь лавочнику или ремесленнику. Он умел читать и писать на трех языках. Покойная мать его научила грамоте, счету и письму. Илая так же обладал хорошим вкусом и художественными способностями. Он часто, на досуге, вырезал карманным ножом изящные фигурки из дерева, а однажды успешно разрисовал углем стену в доме, приютившего его после смерти матери, дядьки. За это в тот же день был крепко бит и посажен под замок на хлеб и воду, своим суровым родственником. "За поганство и отлынивание от настоящей работы в поле!" — как осудил его дядька, но картину правда не тронул. На этой картине гордый и роскошный петух топтал молодую курочку на фоне цветущих маков и ромашек. Когда его дядька выпивал с соседом, то гнев его смягчался. Надрывно икая и тыча заскорузлым от грязи пальцем в настенную живопись, он хвастал "разлюбезному соседушке" талантом племянника-шалопая. Одновременно с хвалебными речами, дядька обещал непременно, в следующий раз, открутить стервецу голову. В общем и в целом, Илая для сельской жизни не годился, как и она для него. Ведомый авантюрной жилкой характера к путешествиям и приключениям, однажды утром юноша просто сбежал с дядиной фермы. Он, прихватив из своего тайника в амбаре пятнадцать серебренных монет, вырученных у бродячего торговца за наследный материнский перстень с кораллом, немного еды и свой старый шерстяной плащ и был таков. Нельзя сказать, что родственник Илаи был опечален его исчезновением, впрочем, о дядьке не горевал и Илая.

С наступлением ночи звуки, наполнявшие подземелье, стихли. Илая пытался уговорить себя хоть немного поспать, но сон все не приходил к нему. По углам скреблись крысы, их маленькие бусинки глаз загадочно мерцали в темноте. Ворочаясь во сне на узких нарах, натужно храпел Бочонок. Где-то в коридоре, за зарешеченной дверью камеры, без остановки капала вода.

Слушая эту монотонную капель, Илая впал в состояние оцепенения. Кап — кап — кап — кап. Казалось, кто-то очень одинокий мерно вышагивает по коридору между приземистых дверей камер. Возможно, это призрак замученного в этих застенках узника. Кап — шаг, кап — еще шаг, кап — кап — он все ближе! Вот уже призрачный свет озарил зарешеченное окошко в двери, а этот тихий звон металла — это звенят цепи на руках и ногах духа. Илая замер, стараясь не дышать. Подсвеченное отблеском адского пламени, тяжелое лицо призрака заглянуло в камеру. Обвисшие щеки, заросшие редкой щетиной, налитые кровью глаза, замогильным шепотом призрак воззвал:

— Бочонок, Бочонок, сучий ты потрах! Сюда иди, кому говорят!

Разбойник перестал храпеть, резво подскочил на ноги, будто и не спал вовсе и абсолютно бесстрашно спросил:

— Какого черта! Что тебе надо, Фред?

Это оказался вовсе не призрак, а всего лишь один из стражников — Толстый Фред.

— Да не ори ты придурок! — злобно прошипел стражник. Он протянул, что-то блеснувшее металлом через решетку и добавил. — Тебе привет от друга.

Бочонок метнулся к двери и выхватил из рук стражника связку отмычек. Не задерживаясь более у двери, Толстый Фред поспешил обратно. Когда его шаги смолкли, и тишина воцарилась вновь, Бочонок позвал Илаю: