Теперь это стало чем-то вроде ритуала. После приветствия с феей, конечно. И после проверок цветов и посылок, которые я заказывала в два часа ночи после бутылки вина.

Затем входила внутрь этого нового места, которое становилось для меня домом, открывала двери и вдыхала слишком знакомый воздух. Он напоминал о человеке, который был незнакомцем, но знал меня лучше, чем кто-либо другой.

Затем я готовила что-нибудь на ужин, в зависимости от настроения, уровня энергии или наличия продуктов. Джанет, женщина, у которой я снимала коттедж, иногда заглядывала с корзинкой кексов, лазаньей, домашними мюслями, вишней или своим любимым вином. У нее были дикие ярко-рыжие кудри, морщинистая загорелая кожа и любовь к фиолетовому цвету. Ее голос был хриплым, свидетельствовал о привычке курить, от которой она отказалась пять лет назад. Ее муж умер шесть лет назад, и она поклялась, что никогда больше не выйдет замуж, но за ней бегают много ухажеров. Она мне все выложила как на духу. На мою вторую ночь здесь она приехала с двумя бутылками красного, едой и рассказами о своей жизни.

У нее не было детей, и я очень расстроилась, ведь любой бы захотел такую маму, как она. Теплая, уверенная, непримиримая. С моей стороны было некрасиво и жестоко желать, чтобы она была моей мамой. Желать, чтобы моя биологическая мать исчезла из моей жизни по эгоистичным причинам, лишь бы внутри меня не было тьмы. Я не хотела бояться своего собственного разума. Не хотела бояться своих собственных воспоминаний.

Но желание не принесет никакой пользы. И если бы моя мама не была моей, я бы не оказалась в офисе Джея или в его постели все последующие ночи.

И несмотря на то, сколько боли причинили мне те ночи, несмотря на то, как сильно он разрушил меня, я не хотела, чтобы у меня забрали воспоминания о нем.

Я наслаждалась ужином с Джанет один вечер в неделю. И воскресным днем в саду. Я открыла холодильник, чтобы достать блюдо из баклажанов, которое она приготовила для меня, и еще вина, она уже знала, что я его поклонница.

Воздух стал холоднее. Лето уходило, уступая место осени, даже здесь, на вершине северного острова, где погода была теплее, чем в остальной части страны. Руки покалывало от мороза. Не только из-за погоды, но и из-за предстоящего финала шоу. Прошли месяцы. За лето я отлично загорела, несмотря на то, как часто пользовалась защитным кремом. Наверное, здесь какая-то дыра в озоновом слое. Из-за чего солнце было более резким, и я намного быстрее загорала.

Я уже обжигалась, так что боль от загара была приятна. Я превращалась в кого-то другого. Или, по крайней мере, внешне. Моя кожа была уже не персиково-сливочной, а более похожей на молочную карамель. Волосы стали длиннее, обесцвеченные суровым солнцем, в блонде почти не осталось рыжеватых оттенков. Я прибавила в весе, как и хотела. Если бы это зависело от меня, то я бы отказалась от еды, за исключением случаев, когда это было абсолютно необходимо, и питалась бы только кофе и вином. Но у меня есть Джанет. И Брент во время обеденных перерывов, приносивший полную тарелку со своей кривой улыбкой и непринужденной беседой. Я съедала всю тарелку, даже не осознавая, просто слушала, как он говорит, и лишь бы не рассказывать какую-либо информацию о себе.

Еда здесь была свежее. Чище. Я чувствовала ее вкус. Но не могла наслаждаться ею. На самом деле я ничем больше не наслаждалась. Даже компанией хорошего мужчины, сильной, успокаивающей женщины, красивыми пейзажами и добротой людей этой страны.

О, да, я была воплощением клише. Жила и работала в раю, ела превосходную еду, получала приглашения на свидания от невероятно красивых мужчин, но при этом не получала ни малейшего удовольствия.

Тем не менее, я выглядела хорошо. С постоянным загаром, с длинными волосами, с новыми формами. Но внутри я была вся в острых углах. Ровное дыхание резало меня на части. Боль не притупилась. Нисколечко.

Я взяла бокал с сушилки рядом с раковиной. Мои глаза сфокусировались на единственной тарелке, кружке — теперь я пила чай — и единственном наборе столовых приборов.

Это были обычные вещи, которые причиняли боль. Говорили о том, что я живу в одиночестве. Как старая дева.

— Господи Иисусе, я говорю, как гребаная Бриджит Джонс, — пробормотала я себе под нос, открывая бутылку красного и наполняя бокал доверху. Я забила на правило, что нужно наливать наполовину.

Птички запели, когда я вышла из раздвижных дверей гостиной, вдыхая соленый воздух, который растирал все мои открытые раны. Было холодно, мне следовало вернуться и взять свитер, но я продолжала спускаться по выгоревшим на солнце деревянным ступенькам, которые вели вниз к песчаной дорожке, к пляжу.

К моему пляжу.

Казалось, что это мой океан.

Этот маленький коттедж — Бах, как его ласково называли в Новой Зеландии — располагался между акрами сельскохозяйственных угодий, которые владелец отказался продавать, несмотря на выгодные предложения. Значит, единственным обитателем этого пляжа на многие мили была я. Это довольно захватывающе, смотреть на то, как земля изгибалась впереди, вдалеке вырисовывались горы, будто погружались в бирюзовое море. Последние лучи солнца слепили так же сильно, как океанский бриз.

Я потягивала вино, медленно прогуливаясь, ни на что не глядя и изо всех сил стараясь ни о чем не думать.

«Я грешник, милая. Ты это знаешь. Моя работа — это ложь. Само мое существование, — это череда недоразумений, тайн и предательств. Я никак не мог признаться ни тебе, ни себе, что способен любить. Потому что знал, что моя любовь будет твоим проклятием. Знал, что неизбежно влюблюсь в тебя. Знал, что разрушу твою жизнь, если буду тебя любить. Поэтому я солгал. Как настоящий грешник».

Воспоминание обожгло жаром, хотя воздух охлаждал мою обнаженную кожу.

Он был прав. Его любовь была проклятием.

— Хорошая ночка.

Я подпрыгнула, разворачиваясь в направлении голоса.

Передо мной стоял мужчина. Мужчина с пистолетом в руках.

ГЛАВА 2

Джей

Джей уставился на экран своего компьютера, когда двери лифта открылись.

Его рука автоматически потянулась к пистолету, который лежал в открытом ящике слева от него.

— Ты все еще здесь, — заявил раздраженный женский голос.

Джей отпустил пистолет и пристально посмотрел на девушку. Хотя он никогда не встречался с ней лично, он узнал Рен Уитни по фотографиям в социальных сетях Стеллы.

Вживую она была красивее, что о чем-то говорило, поскольку на фотографиях она получалась невероятно хорошо. Невысокая, миниатюрная, с угловатыми скулами. Красивые волосы. Глаза, в которых горел огонь, заставивший даже Джея внутренне вздрогнуть.

Он понял, почему Карсон был помешан на ней.

— Почему ты все еще здесь? — потребовала Рен, подбежав к его столу на шестидюймовых каблуках, положив ладони на поверхность. Она наклонилась, чтобы еще раз пристально посмотреть на него, сделав властный жест, на который даже у главы итальянской мафии не хватило бы смелости.

Джей был удивлен. Почти удивлен. В данный момент он был чертовски несчастен, и на другие эмоции не хватало сил

— Я здесь, потому что это мой офис, — спокойно ответил Джей. Обычно люди, которые врывались в его кабинет без предварительной записи и без уважения, выводили его из себя и недолго оставались в этом мире. Однако сейчас все было по-другому. Это был кто-то, непосредственно связанный со Стеллой.

Лифт зазвенел. Карсон вошел, выглядя таким взволнованным, каким Джей его никогда не видел. Его глаза сузились на спине Рен, на секунду остановившись на ее заднице, потому что, несмотря на ситуацию, Рен была его женщиной, и у нее была красивая задница.

Рен не оглядывалась, сверлила глазами Джея.

— Извините, сэр, — произнес Карсон, торопливо подходя к Рен. — Я избавлюсь от нее.

Но Рен посмотрела на Карсона, ее взгляд изменился, и одна идеально выщипанная бровь приподнялась.