Глава вторая.

«ДЕТИ ГАЛАКТИКИ»

Минеральные воды. 2009 год.

Это непередаваемая аура особой обстановки. Звуки, сопровождающие любой аэропорт. Шум турбин приземляющихся и взлетающих лайнеров. Объявления о посадке, о задержке рейсов и поиски опоздавших. Толпа встречающих и цыган у дверей с надписью «Выход пассажиров». И почему-то хочется, как когда-то курсантом, стремительно бежать в буфет. Наверное, это рефлекс, возникший с годами учёбы в военном училище. Как у собаки Павлова капает слюна при виде пищи, так, наверное, и у всех бывших курсантов, чувство голода возникает в этой атмосфере.

Мужчина, на вид лет пятидесяти, выходит из терминала, проходит через толпу встречающих и таксистов. Его дёргает за рукав куртки цыганка с предложением погадать:

– Давай погадаю, дорогой.

– Я этой мазью давно не мажусь. Гуляй, Фёкла! – отдёргивает руку Барсуков, продолжая движение.

– Зачем грубить-то? Так бы и сказал, что ты жадный, – доносится в спину.

– Я не жадный, я экономный, – улыбается Олег, рассматривая привокзальную площадь.

– Сказать хотела. Не за деньги. Ждёт тебя обратная дорога, и найдешь ты любовь потерянную во сырой земле под берёзонькой, – ещё надеясь завести разговор, семеня следом, тараторит цыганочка.

– Не трать на меня время. Лови лоха, пока толпа не рассосалась.

– Я тебе, дорогой, сказала, ты меня услышал.

Цыганка, потеряв к нему интерес, резко поворачивается и хватает за рукав молодого человека, идущего позади Барсукова.

– Давай погадаю!

Тот тоже молча отмахивается от неё, как от назойливой мухи.

Полковник запаса не был в Минеральных Водах с две тысячи шестого года. Тогда он прилетал сюда из Сургута для очередного убытия в Грозный.

Барсуков непроизвольно мурлычет песенку:

– Не жена твоя я законная,

А я дочь твоя, дочь сиротская,

А жена твоя пятый год лежит,

Во сырой земле под березонькой…

Полковник запаса раздражённо сплёвывает и, обернувшись, ища взглядом цыганку в толпе, бормочет:

– Тьфу на тебя, дура, прицепилась песенка, теперь буду мурлыкать целый день.

Вообще-то с начала восьмидесятых годов тут мало что изменилось. Тот же терминал, здания и привокзальная площадь. Как будто время остановилось на этом перекрестке воздушных путей. Отсюда, когда-то курсантом, Олег улетал в очередные отпуска.

Период отпусков во всех военных училищах практически был в одно и тоже время. Нахлынувшие воспоминания не отпускали., и полковник запаса, прикурив сигарету, присел за одним из столиков летней забегаловки, заказав кофе и тарелочку шашлыка.

1982 год. Аэровокзал кишит курсантами. Общевойсковые погоны смешиваются с чёрными погонами артиллеристов. Зелёные погоны курсантов пограничников мелькают вперемешку с краповым цветом. Собираясь в кучки, отпускники ждут своих рейсов. Тут же лениво бродит патруль, изредка проверяя документы.

Любимое место всех курсантов – это кафе с космическим названием «Галактика». Там собираются все. До горбачёвской перестройки в нём отпускают на разлив. Пропустив стаканчик-другой, курсанты собираются при входе и, на великое удивление и радость редким иностранным туристам, взявшись за руки, как вокруг новогодней ёлочки, разомлевшие от счастья отпускники кружат хоровод.

Патруль находится в стороне. Сейчас никого не отобьёшь – дружба всех родов войск. Капитан, старший патруля, будет упорно ждать, когда все курсанты разлетятся в отпуска и на территории порта останутся единицы. Вот тогда-то и запишут замечания в отпускные удостоверения о грубых нарушениях формы одежды и воинской дисциплины. А некоторых самых буйных, прервав отпуск, отправят назад по училищам.

***

Патруль стоит неподалёку. Курсанты, взявшись за руки, кружат хоровод вокруг «Галактики». Хоровод не простой, а человек под триста. Мелькают разного цвета погоны. Кружатся курсанты в три кольца. Первое движется вправо. Второе влево. Третье вправо.

На площади с фотоаппаратами стоят темнокожие туристы. Широко открыв глаза и обнажив белые зубы, они фотографируют необычный «Русский хоровод».

– Что это, сэр? Новый год?

– Нет, сейчас февраль. Наверно, Масленица.

– О! Это похоже на боевую пляску наших апачи, – щёлкая затвором фотоаппарата, предлагает свою версию третий.

– Они едут воевать в Афганистан?

– Нет, они радуются, что едут в отпуск.

– Что за песню поют эти русские военные?

– Поют, что они космические дети, – ворочая сигарой во рту, объясняет турист, немножко понимающий сложный славянский язык. И, подумав, дополняет:

– Они все дети галактики. Но галактика в данном случае не космос, а название пивнушки, вокруг которой эти дикари пляшут, крича, что они её дети. Если я, конечно, правильно их понял, господа.

Туристы хором удивляются:

– Ви киндер пивнушки? О! Этих русских так трудно поняйт!

А курсанты уже раскружились не на шутку. Хор голосов истошно вопит:

– Мы дети галактики, и самое главное…

Кафе «Галактика» переименуют в начале перестройки. Коммунистическая партия, борясь за трезвый образ жизни всей нашей необъятной страны, никак не могла допустить и мысли, что где-то в галактике или вблизи её кто-то осмелится употреблять спиртное и тем более водить хороводы. В те времена, приземлись бы на территорию СССР инопланетяне, и тем, наверно, не налили. А память о космических мальчиках, детях «Галактики» в курсантских шинелях, остаётся в наших сердцах навсегда.

Глава третья.

«КАТАЛЫ И АВТОМАТ КАЛАШНИКОВА»

Барсуков, допив кофе, идёт по площади. А вот и другое летнее кафе, где в две тысячи шестом году картежники обыграли в карты бойца его оперативной группы. Ничего не изменилось… Ничего.

2006 год. Вещевые мешки. Каски. Большая группа людей в камуфляжной форме на привокзальной площади.

– Что за шум, а драки нету? – подходя к группе подчинённых, интересуется Барсуков.

Удав, командир сводной огневой группы, здоровенный боец с квадратной физиономией, показывая пальцем на худенького молодого сотрудника, докладывает Барсукову:

– Командировочные проиграл, дятел!

– Ты где успел-то? Ведь только что из самолета вышли? – удивляется полковник.

Воин показывает рукой на кафешку:

– Вон там! В карты.

Барсуков просит присмотреть за его сумками и, закинув автомат за спину, быстрым шагом идёт в сторону кафе. За ним трусцой бежит виновник торжества.

Пройдя под летний навес, пристроенный к забегаловке, Олег подходит к трём кавказцам, которые, нагло улыбаясь, сидят за круглым столиком. Один из них тасует колоду карт.

Барсуков, улыбаясь, глядя на армянина с картами, стараясь выглядеть лохом педальным, наивно спрашивает:

– Эй, христианин! Почто маленьких обижаешь?

Армянин, передёргивая колоду, скинул три карты на столик. Перевернул.

– Всё честно! Вот, две чёрний, один красний! Твой солдат сам согласился играть!

– Это, правда? – интересуется Олег у сотрудника.

Молодой боец, опустив голову, шепелявит под нос:

– Да, Анатольич, сам. Сначала выиграл тысячу, а потом пять штук спустил.

Полковник возмущенно обращается к бойцам за его спиной:

– Я же вам говорил, в Минводах к цыганкам и картёжникам не подходить!

Олег присаживается на свободный стул за столик к лицам закавказской национальности.

– А какие правила у вашей игры?

– Хочешь попробовать, командир?

– Да вообще-то можно. Почему бы нет? Только когда попадёте, не плакать! Лады

– Э! Обижаешь, начальник! Кому как повезёт! Угадаешь красную – деньги твои. Угадаешь черную – мои. Всё просто. Без обмана, командир.

– А шельмовать можно?

– Шельмуй, начальник, всё равно не поможет!

Эти каталы, осевшие в кафешке, развели на бабки ни одну сотню таких вояк. Аэропорт Минеральные Воды был выгодным местом для картёжников. И вновь они, предвкушая легкий выигрыш, откинувшись на спинки стульев, беспечно рассмеялись.