До второй половины XV века о существовании этого острова знали только волны, звезды и проплывающие мимо рыбы. Возможно, в том, каким способом он был открыт, есть своя ирония, но что случилось, то случилось, и переписать это нельзя. Именно эти события заложили фундамент его особенного характера, который, как известно, есть у каждого места на земле, обитаемого или непригодного для жизни, брошенного много лет назад или даже еще не найденного, недоступного для людей.

В то штормовое утро 1470 года ничто не могло прервать его сон – ни рев океана, ни удары грома, – и он мог бы проспать еще две или три сотни лет, если бы не каракка, со всей силы брошенная волнами на острые рифы и разлетевшаяся в щепки у его берегов. Обломки парусного судна кружились в черных водоворотах и опускались на дно, пока выжившие моряки пытались выбраться из яростно гудящих бурунов и добраться до берега, не разбившись о камни. Из сорока семи участников экспедиционной группы уцелело всего девятнадцать человек.

Остров назвали в честь затонувшего судна, и не прошло и полусотни лет, как на Понкайо зазвучали первые голоса поселенцев. Протянувшаяся под островом сеть пещер превратилась в каменоломни, откуда понкайовцы добывали известняк для постройки домов и монастыря. Позднее часть пещер отделили от туннелей и сделали в них погреба для хранения припасов, а бывшие каменоломни стали укрытием во время пиратских набегов. Всякий раз, когда по склонам горного массива прокатывался звон монастырского колокола, предупреждающий о появлении на горизонте судна с черными парусами, понкайовцы спускались в погреба, а оттуда через тщательно замаскированный тайный проход перебирались в туннели. Они отсиживались в укрытии, пока отправленный на вылазку разведчик, обычно какой-нибудь мальчик, не имеющий равных в скорости, не прибегал и не сообщал, что пиратское судно отдало якорь и угроза миновала.

Бывшие каменоломни имели много выходов, раскиданных по всему острову, но юный разведчик пользовался только теми, которые выводили в соседний лес. Оттуда было ближе всего до побережья. Мальчик быстро вскарабкивался по каменным ступеням, приподнимал деревянную крышку люка, прикрытую лесным дерном и жухлыми листьями где-нибудь в тени дерева или раскидистого кустарника, и внимательно осматривался. Убедившись, что вокруг никого нет, он выбирался на поверхность и бежал к восточному берегу, где на волнах покачивалось вражеское судно со спущенными черными парусами.

Незваные гости, задобренные вином и съестным угощением – часть от общих припасов, которую понкайовцы предусмотрительно оставляли в погребах, – отчаливали прочь. Этот негласный уговор действовал на протяжении почти ста лет, вплоть до второй половины XVII века. Островитяне вели простую тихую жизнь, занимались сельским хозяйством и через торговые суда сбывали урожай и скот на рынки Большой земли. Свиньи на убой, солонина, вино из финиковой пальмы, сироп и кофе из стручков рожкового дерева, пряности, овощи, древесина и многое другое – взамен понкайовцы получали все, что не могли вырастить или сделать своими руками.

В 1660 году сезонная буря вынесла на берег острова обломок палубы с истощенным юнгой с торгового судна, захваченного и потопленного морскими разбойниками. Понкайовцы выходили паренька и позволили ему остаться в поселении, тем самым изменив не только свою судьбу, но и судьбу Понкайо. На остров за положенной данью прибыли пираты, жители приготовились укрыться в подземельях, но никак не могли отыскать спасенного юнгу. Сколько бы ни звали его, паренек не откликался. И в поселении его не было. Он в ту минуту как умалишенный бежал прочь, все дальше и дальше, напуганный колокольным звоном и приближающейся с востока тенью кровожадного противника, столкновение с которым в прошлый раз едва не стоило ему жизни. Он бежал, не разбирая дороги, размазывая слезы по щекам, он так хотел жить, что надеялся обогнать смерть. Он забыл обо всем, видел перед собой только горящие обломки палубы, тонущих людей и распластавшиеся на воде паруса, слышал грохот пушек и яростные крики врагов. Он падал, оцарапывая коленки и руки, вставал и мчался дальше, он давно потерял счет своим шагам, но не сомневался в успехе своего замысла: обогнать смерть, обмануть ее, оставить далеко позади.

Юнга продрался через лес, вышел на берег… и лицом к лицу столкнулся с пиратами. Закричав от ужаса, он бросился назад, вкладывая последние силы, что еще оставались, сумел пересечь пальмовую рощу и забежать обратно в лес… Там его и нагнали. Юнга в слезах умолял пощадить его и взамен рассказал о тайном убежище понкайовцев в бывших каменоломнях горного массива.

Отправленный на разведку мальчик, который должен был проследить за отходом пиратского судна, не успел предупредить жителей об опасности. Он видел, как юнга рыдал перед морскими разбойниками, стоя на коленях, но не слышал слов и даже предположить не мог, что паренек способен на предательство, что он выдаст тех, кто выходил его, дал ему место в своем доме и относился к нему как к равному. Осознание пришло в ту минуту, когда пираты, вместо того чтобы забрать припасы и вместе с пленным покинуть остров, открыли потайной ход в глубине одного из погребов.

Внутри было черней, чем в безлунную ночь. Понкайовцы забились вглубь сухих молчаливых переходов, чтобы свет от факелов и масляных ламп не просачивался через узкие щели шкафа-обманки, за которым скрывался потайной ход. Понимая, что у него нет шансов первым добраться до прячущихся людей, мальчуган-разведчик решил остановить пиратов своими силами и бросился на них с ножом в руке. Он успел ранить одного, но уже в следующее мгновение неподвижно лежал на полу погреба, окровавленный и бездыханный, и широко раскрытыми глазами глядел в низкие своды пещеры, словно удивляясь своему поступку, который ни к чему не привел.

Юнга жалобно плакал и просился на свободу. От страха он едва не лишился рассудка. Пригрозив жестокой расправой, пираты заволокли юнгу в туннель и приказали идти первым, используя его вместо живого щита. Ни о чем не подозревающие понкайовцы сидели тихо, но пираты двигались еще тише, ступая на удивление легко и осторожно, словно хищники на охоте, которые до последнего скрывают свое присутствие.

Расправа была быстрой. Безоружные мужчины, жертвуя собой, бросались на пиратов с кулаками, сдерживали натиск и преграждали путь, чтобы женщины и дети смогли сбежать. Опомнившийся предатель пытался сражаться наравне с понкайовцами, но его закололи пиратским клинком. Враг не щадил никого. Тела перебитых мужчин, стариков и детей оставили тлеть в подземельях, женщин нагнали, схватили, кого могли, и вместе со скотом увезли с острова.

Но как же монахи? Так как среди спрятавшихся в туннелях жителей поселения их не было, пираты догадались, что они укрываются под монастырем, и заложили храм и примыкающую к нему небольшую церковь пороховыми бочками. Прогремел мощный взрыв. Выход из усыпальницы погребло под завалом – оказавшиеся в ловушке монахи встретили свой конец на полу среди каменных саркофагов с усопшими предками.

Некоторое время Понкайо не знал других гостей, кроме пиратов, которые теперь по праву считали остров своим и хозяйничали на нем в свое удовольствие. Здесь они отдыхали от морского разбоя, пополняли запасы пресной воды и фиников, охотились на лесных птиц и мелких грызунов и делали тайники с награбленными сокровищами.

Брошенные в подземельях тела разлагались медленно и долго. Пираты хотели исследовать туннели на предмет упущенной впопыхах наживы, но были вынуждены отказаться от этой идеи из-за невыносимого зловония. Запах усиливался с каждым месяцем и вскоре перестал походить на что-либо. Это был уже не запах гниющей плоти, но что это было, пираты не могли сказать. Предсмертные муки зверски перебитых людей впитались в стены и по ночам мучили пиратов, обживших пустые дома поселения. Под землей что-то происходило. Пиратам слышался звук бегущих ног, из глубин поднимались крики несчастных. Пираты спускались в погреба, отодвигали дубовые шкафы – и навстречу им с угрожающей скоростью надвигалась сажевая темнота склепа. Известняковые своды поддерживали в туннелях микроклимат, не позволяющий воздуху остужаться, но пираты этого не знали, им казалось, что подземелье наполнено дыханием сотен людей, которые попрятались перед их приходом, чтобы заманить глубже, запутать, загнать и оставить на погибель. Страх гнал пиратов наверх, а потом и вовсе заставил покинуть остров.