I

Длинная секундная стрелка красного цвета выделялась на большом зеленом циферблате наручных часов. Она перевалила за отметку в двенадцать часов. Механизм издал тихий щелчок, и уже более массивная черная минутная стрелка, резко провернувшись, встала в один ряд с такой же, только чуть поменьше. Садясь в этот Боинг в Шереметьево, я даже не представлял, на что подписываюсь.

Только часы пробили полночь, моя рука слегка вздрогнула и упала с колена. Я проснулся. В тот день на мне был деловой черный костюм. Под пиджаком белоснежная рубашка, на шее темно-синий галстук. Тяжелые стальные наручные часы выглядели дорого. Они хорошо подходили к костюму и придавали мне деловой вид.

– Дорогие пассажиры, просим вас пристегнуть ремни безопасности! Мы входим в зону повышенной турбулентности. Спасибо, – послышалось где-то над головой. Голос доносился из динамика, он ещё раз повторил фразу на английском языке.

Сверху загорелась зеленая табличка. Она сигнализировала о необходимости немедленно пристегнуть ремень. Я принялся искать его. Посмотрел направо, затем налево. Ничего не обнаружив, хотел было уже завести руку назад, дабы нащупать злосчастный ремень за спиной, как вдруг самолет резко задрожал. Железная птица будто на секунду провалилась куда-то вниз. Мое тело подкинуло вверх, и я ударился лицом о спинку пассажирского сидения впереди.

– С вами все в порядке!? – подбежала стюардесса.

– Да, да…, – пробормотал я, вытирая рукой кровь с разбитой губы, – Не могу этот хренов ремень найти.

– Да вот же он, – молодая девушка, указала пальцем за сидение, – Садитесь, я вас пристегну.

Когда я опустился на свое место, девушка наклонилась надо мной и аккуратно затянула ремень на поясе. Она коснулась большим пальцем моей кровоточащей губы.

– Тебя Настя зовут? – спросил я. Не из вежливости: хотел сделать вид, что все это время пялился не на ее грудь, а на бейджик с именем.

– Да, – улыбнулась она, – А вас?

– Максим, – улыбнулся я в ответ.

– Сейчас аптечку принесу, Максим, – Настя подмигнула, и пошла в хвост самолета.

Помню, я развернулся тогда ей вслед. Принялся осматривать ее формы.

Я всегда пользовался популярностью у женского пола. Не подумайте, что хвастаюсь, но моему мастерству соблазнения, позавидовали бы даже самые опытные гуру этого дела. И то, что я это знал, только придавало мне уверенности. Модельная внешность и строгий стиль, в совокупности с легкой трехдневной щетиной сведут с ума любую, знаете ли.

Слегка наклонившись в проход, я услышал глухой треск и чуть было не упал на пол, успел обхватить правой рукой спинку кресла, что позволило не рухнуть вниз.

– Грёбаный ремень! – вспылил я.

Треск был следствием поломки замка на ремне безопасности. Я взял его концы и попытался ещё раз зафиксировать их, но не вышло. После неудачной попытки я просто развел руками и в ожидании очередной тряски вцепился в правый подлокотник.

– Давай, я обработаю твою рану, – в руках Настя держала красную железную коробку с белым крестом.

Девушка уже начала открывать аптечку, когда самолёт снова задрожал. Настя как могла пыталась удержать равновесие, но после очередного сильного толчка рухнула прямо мне на колени.

– Ну что же ты, Настя. Ни себе не гарантируешь безопасность, ни пассажирам, – сказал я это с такой похотью в голосе, что аж самому противно стало. Моя рука погладила ее по голове и медленно спустилась по шее, к плечам.

Я заметил, что ей понравилось, хоть она и пыталась это скрыть. Настя, немного застеснявшись, принялась собирать с пола все, что выпало из аптечки.

– У меня тут ремень неисправен, – наклонившись, прикоснулся я к ее ладони, и тихо произнес шепотом, – Так, может, есть тут где-нибудь тесноватое местечко, где можно переждать турбулентность? – да, намек был про туалет.

– Бортпроводникам просьба занять свои места! – опять послышалось из динамика.

Девушка уложила стопку бинтов и жгутов в коробку. Она резко разогнулась и встала в полный рост.

– Вот мой номер…, – протянула бумажку с только что написанным, пока она была где-то в хвосте, номером телефона. – Я ещё четыре дня буду в Лос-Анджелесе. Можем встретиться, – поиграла она еще так глазками и улыбнулась. Закончив фразу, Настя быстрым шагом направилась к сидениям бортпроводников.

Чувство удовлетворенности так меня распирало, будто медальку какую выиграл. Довольно посмотрев на этот клочок бумаги с номером, я сложил его три раза и с дурацкой улыбкой до ушей убрал в нагрудный карман пиджака.

– Настя! – снова обернулся я к проходу.

Она, видимо, сочла шуткой мои слова о сломанном замке. Настя закрыла разделяющие салоны шторки, и все так же якобы безразлично удалилась.

– Круто! – я посмотрел по сторонам, сложилось ощущение, что эта турбулентная тряска разбудила только меня.

Где-то впереди звучал мощный храп. Будто перфоратором долбили прямо по обшивке самолёта. Сзади сидела пожилая женщина, предположительно с внучкой. Они, конечно же, пристегнув ремни, тоже уже видели десятый сон. По левую сторону от меня, в этом же ряду, пустовало еще одно место. Я сидел на третьем, ближе к проходу, и от свободного кресла меня отделял лишь чей-то выпученный из-под майки пивной живот. Этот мужик затеял скандал со стюардессой, еще в самом начале полета. Ему пригрозили полицией, и он вроде как успокоился. Теперь, развалившись как стокилограммовая куча навоза, он дрых. Мне не очень хотелось будить его. Весь самолет, был занят меньше чем наполовину, и я подумал вызвать персонал, дабы меня пересадили с неисправного кресла.

Несколько раз я нажал на кнопку вызова, но никто так и не пришел. Тогда я, недовольно фыркнув, принялся завязывать ремень в узел. После достал смартфон и наушники.

Во время полета часто лезли в голову вспоминания о матери. Она погибла через год после нашей с отцом «командировки». Автокатастрофа, классика. Вот только в тот день я тоже находился в автомобиле. На заднем сидении. Помню на улице крупными хлопьями шел снег. Зима – на дороге гололед. Помню большую решетку радиатора, того желтого КАМАЗа, который летел нам навстречу с огромной скоростью. Мы тоже превышали. Хотели успеть домой к празднику. Новый Год, все же. Так вот, этот КАМАЗ сложил нашу старенькую бежевую девятку в гармошку. При столкновении я упал вниз, под сидения. Меня зажало железом, я даже не мог пошевелиться. Спасатели доставали часа три, наверное. Не знаю, как мне удалось выжить, но психологическую травму я тогда получил на всю жизнь. Сейчас мне двадцать девять, и панические атаки так и не прошли до конца. Музыка – единственное что помогает. Раньше таскался везде с тяжеленным CD-плеером. Благо сейчас любую песню можно послушать со смартфона. Главное наушники никогда не забывать. Да, атаки случаются уже гораздо реже. Например, сейчас, в этом самолете, всего первая за месяц. Рекорд.

Забыл уже, что за трек я тогда включил. Помню только, как мне сразу же полегчало. Попробуйте напрячь каждую мышцу своего тела до отказа. Через несколько минут расслабьтесь. Тогда приблизительно поймете мои ощущения.

Я зашел в мессенджер, увидел непрочитанные сообщения.

«Зая»

– Ты все же полетел?! Да как ты мог?! Променять наши отношения на работу??? И даже не сообщил мне ничего. Урод. Не звони мне больше!

Вот только летел я в Лос-Анджелес совсем не по работе. Наплел родным, что на собеседование пригласили. В Америку я направлялся все по тому же делу о «человеке из ниоткуда». Отец умер четыре года назад. На смертном одре он взял с меня обещание, что я докопаюсь до истины, продолжу его расследование. Честно признаться, уже через год руки у меня опустились. Я отучился, получил профессию. У меня появились девушка и хорошая работа. Не находилось времени на эту безнадежную «игру в детектива». Отец мой был хорошим следователем, лучшим в Союзе, в свое время. Но не я. Если уж он не смог, у меня то и подавно не получится.