Глава первая

12 июля 1854 года

– Константин Михайлович?

– Да, Кузьма? – Саблин отвлекся от томика мифов и легенд с пожелтевшими от времени страницами, бросил усталый взгляд в сторону дверного проема. Тонкие губы изобразили подобие легкой, дружелюбной улыбки при виде знакомого силуэта, а серые глаза сощурились, обличив первые морщины на молодом загорелом лице.

Третий день кряду Саблин находился в приморском городе Эштен, ожидая встречи с учредителями местной Гильдии Негоциантов. Каждое утро он поднимался с рассветом, выпивал чашку черного, без сахара, кофе, выкуривал трубку крепкого табака, а затем, приведя себя в надлежащий вид, отправлялся на площадь Лавертон. Именно там, в сером, казалось, неказистом строении, заключались всевозможные сделки и подписывались торговые договоры. Каждое утро Саблин простаивал в просторной, дорого обставленной приемной, ожидая приглашения от глав гильдии, тешил себя надеждой, что день, о котором он столько лет мечтал, наконец настал. И каждый раз разочаровывался.

Возвращаясь в свою тесную комнату на втором этаже постоялого двора, он садился у окна и первым делом начинал просматривать свежую корреспонденцию, коей было в избытке. Только потом, спустя несколько часов, Константин Михайлович мог позволить себе рюмку водки или коньяка, после чего возвращался к своему, так сказать хобби. Он брал в руки томик Арчибальда Уада1, прежде разложив на столе письменные принадлежности, и окунался с головой в разбор древних рун и глифов, которые встречались в заметках исследователя.

– Константин Михайлович?

– Да-да, я весь внимание.

– Вам телеграмма. – Кузьма, рослый мужик с копной черных непослушных волос, усыпанных серебристыми прядями, протянул сложенный вчетверо лист голубой бумаги. – Только что доставили курьером.

– Хорошо. Благодарю. Положи здесь.

Когда слуга ушел, Саблин еще минуту сидел почти недвижимо. В руке дымилась трубка, а в глазах светился огонек надежды. Константин Михайлович был продолжателем дела своего покойного отца. Дела, которому тот отдал всю свою сознательную жизнь и даже больше. Дело, ради которого он и сам был готов пожертвовать своей собственной жизнью.

Вернувшись с войны в сорок восьмом году и обнаружив отца в состоянии полного измождения, он принял на себя правление фабрикой, а вместе с тем и все удары судьбы. Он лично принимал участие в проектировании каналов для орошения полей, выписывал семена льна из-за границы, а также необходимые станки и оборудование, чтобы улучшить производительность фабрики и облегчить труд крестьян. Он был первым, кто отрекся от устаревших правил, считавшихся незыблемыми, и все больше отдавался мечте своего дорогого родителя.

Прошли годы, фабрика Саблиных прославилась на всю округу, а заказы теперь поступают один за другим. Но Константин Михайлович желал большего. Пока он был частным лицом и не состоял в Гильдии Негоциантов, многие пути и дороги были для него попросту закрыты. Именно поэтому он оставил свою супругу, которая была на сносях в имении, и отправился в Эштен, питая надежду вступить в гильдию и тем самым выйти на рынки совершено иного порядка.

Выкурив трубку, Константин Михайлович выбил и тщательно вычистил ее. Затем, смерив шагами комнату вдоль и поперек, он вернулся к столику, с видимым не вооруженному глазу волнением взял сложенный лист с тисненым штампом Гильдии, развернул его.

– Хорошие вести? – спросил Кузьма, державший на изгибе локтя вычищенный сюртук с серебряными пуговицами.

– Полагаю, что да, – ответил Константин Михайлович, пробежав взглядом по двум строчкам каллиграфического подчерка. – Полагаю, что да!

Менее чем через четверть часа Саблин уже сидел в коляске, запряженной гнедой кобылой. Цокот копыт по булыжной мостовой эхом отражался от каменных стен полувековых зданий, в окнах которых то тут, то там загорались свечи. Сидя на мягком сиденье, Константин Михайлович бросал ничего не выражающие взгляды то на медные вывески кабаков, булочных и бакалейных лавок, то на яркие афиши, расклеенные по фонарным столбам, и флаги, которые трепал прохладный морской ветер. Мысли Саблина целиком и полностью занимала предстоящая встреча с учредителями Гильдии Негоциантов. Чего от нее ждать? Какими будут условия, проценты и налоги с выручки? Чем обернется их партнерство и сможет ли он потянуть все это.

Свистящий шум петард отвлек Константина Михайловича от гнетущих мыслей. Глубоко вдохнув, он задержал воздух в легких на несколько секунд, затем медленно выдохнул. На противоположном берегу реки, прямо на набережной, горели костры, а на дощатой мостовой выплясывали люди под задорный ритм, задаваемый скрипачами.

– Сегодня какой-то праздник? – спросил Саблин, повернувшись на сиденье.

– Никак нет, Константин Михайлович, – ответил Кузьма, правивший коляской, а затем с нотками недовольства и брезгливости в голосе добавил: – Кто ж поймет этих безбожников?

Константин Михайлович махнул рукой, снова откинулся на жесткую спинку сиденья. Он прекрасно знал и отчасти понимал чувства Кузьмы по отношению к старообрядцам, однако никогда не выражал свои измышления по этому поводу вслух. Он терпимо относился ко всем известным конфессиям, однако в присутствии именно этих так называемых безбожников чувствовал себя не в своей тарелке. Было в них что-то дикое, первобытное, и от этого на душе становилось неуютно.

Спустя еще четверть часа коляска остановилась у некоего склада, возле которого горел один-единственный фонарь. Кузьма, явно раздосадованный, поднялся на козлах, огляделся.

– Вот уж странное место для встречи. Неужто шутки шутить вздумали эти ваши господа торгаши?

– А сейчас мы это и проверим, – приподнявшись, спокойно сказал Константин Михайлович: – Ut gloria et divitiae venire.

– Ut opes et gloria venit!

– Ну вот! – Спускаясь на твердую землю, Саблин похлопал слугу по плечу. – Не переживай, Кузьма, со мной ничего не случится.

– Вы уверены?

– Конечно. – Саблин мягко улыбнулся слуге.

Уверенным и бодрым шагом Константин Михайлович отправился навстречу двум мужчинам, которые будто призраки возникли бог весть откуда. Высокие, в широкополых шляпах, надвинутых на глаза, они стояли на границы света и тени, держа руки в глубоких карманах длинных, в пол, плащей.

– Господа?

– Проходите за нами.

– Прошу. – Саблин взмахнул рукой так, словно приглашая их пройти первыми, и уверено шагнул за ними навстречу будущему.

Вместе они взошли на взгорок, после чего спустились почти к самому причалу. Затем свернули на узкую улочку, которая вела вдоль складских помещений с обшарпанными стенами. Один провожатый, тот, что повыше, шел теперь позади Саблина, а другой показывал путь, вышагивая чуть впереди.

Дорога заняла минут семь, и за это время ни один из спутников не произнес ни единого слова. Только перед воротами, которые вели за высокий каменный забор, усеянный коваными штырями в виде эдаких звезд, тот, что пониже, бросил:

– При вас есть оружие?

– Конечно. Времена неспокойные, не знаешь, где может поджить несчастье.

– Будьте добры? – мужчина протянул левую руку, держа правую в кармане плаща.

– Пожалуйста. – Откинув полу сюртука, Константин Михайлович расстегнул армейскую кобуру, извлек трофейный шестизарядный револьвер с рукоятью из слоновой кости. – Только не потеряйте, он мне дорог как память.

– Будьте покойны, не потеряю.

Поблагодарив, Саблин нырнул в дверной проем в воротах, оказался в небольшом дворике, где к его вящему удивлению обнаружились ухоженные клумбы с многолетними вечнозелеными растениями и розовые кусты, наполнявшие густым ароматом ночной воздух. В дом, куда его пригласил немолодой и тощий, но вместе с тем жилистый слуга, также был ухожен, что контрастировало со зданиями по соседству. Стены недавно выбеленные, на оконных рамах свежая краска, запах которой подмешивался к аромату цветущих роз, медные ручки и поручни, обрамлявшие лесенку, которая вела на небольшое крыльцо, вычищены до блеска.