«Конечно», —сказал я. Я попрошу разрешения посетить его на следующей неделе".

Я стоял и смотрел на море. Казалось, оно не движется, но я знал, что это лишь иллюзия. Оно всегда в движении. Ни Тернер, ни Гастингс не разговаривали, и через некоторое время я отошел, чтобы подождать, пока Гастингс почувствует себя немного лучше.

Позже Мэллори поговорил со мной. Он говорил со мной о Тернере. Мы сидели в его комнате. "Что она тебе сказала?" – спросил он.

Был вечер, и в комнате было темно. Он сидел в темноте очень тихо. Через открытое окно проникал серебристый свет луны и тихий шелест деревьев под дуновением ветра.

Я рассказал ей о Тернере и о том, что Тернер и Гастингс были друзьями. Они были очень добры ко мне, хотя Гастингс был немного расстроен, сказал я.

'Они очень неприятные, вы знаете, эти люди. За ними нужно следить".

"Конечно", – сказал я. Хотя старые? Они вряд ли могли причинить нам вред, но я знала, что Мэллори очень опытная.

'Особенно старые. Именно у них больше всего хитростей. Я наблюдаю за Гастингсом, а теперь попрошу, чтобы наблюдали за Тернером'.

Гастингс? Но она мне нравится". Я почти произнесла слово "друг". Она старается быть вежливой с нами.

Вот почему она мне не нравится". Мэллори сдвинулся, и стул, на котором он сидел, скрипнул. Наконец он снова заговорил. Конечно, мы не должны думать о них плохо. Мы должны поощрять их стремиться, подниматься над своей природой, пока они еще с нами. Но они такие, какие они есть".

Он встал и прошелся по комнате.

Мне они не нравятся", – сказал Мэллори. Они избивали этот мир, почти уничтожили его, а теперь мы сделали его лучше. Тебе они тоже не должны нравиться. Будь их воля, вы бы готовили им напитки. Или подавать еду".

Но вместо этого, думал я, я выкапываю сорняки и кошу траву.

'Я представляю, что для них это неприятно. «Для нее», —сказал я.

'Это имеет значение?' Я счел за лучшее не отвечать, и тогда он повернулся ко мне и задал другой вопрос.

Почему вы продолжаете видеть в этом что-то плохое? Здесь нет никаких убийств, никакой резни. Мы просто не позволяем им размножаться, и поэтому… Он провел рукой по лицу, как бы разглаживая воспоминания. "Планете гораздо лучше без них".

Я полагаю, что все перемены болезненны", – и, произнося эти слова, я понимал, что они неубедительны.

Они просили вас сделать что-нибудь для них?" – спросил он.

Тогда я сделал кое-что, что было мне совсем не свойственно. Я не сказала правду. Я покачал головой.

Вы должны быть осторожны", – сказал он. Они приняли меры против нас, вы знаете. Они не идут мирно. Их виды – это всегда борьба". Он посмотрел на меня. 'Вы должны быть осторожны', – повторил он.

Через несколько дней я выехал из своей зоны в город. Это был красивый город с множеством замечательных зданий, но, к сожалению, у меня не было времени, чтобы увидеть их все, и я решил вместо этого посмотреть одно или два, а остальные оставить на будущие дни. В конце моего визита, поздно вечером, я посетил Тернер в ее зоне. Меня впустили в ее комнату, и хотя эта зона не находилась рядом с морем, из нее открывался прекрасный вид на реку, город и холмы вдали.

Мы немного поговорили, и она показала мне их сад. У них был большой официальный пруд, в котором плавали рыбы, и мы стояли на одном конце пруда, глядя вниз на рыб.

У меня было много таких, когда я был ребенком", – говорит Тернер. У моей семьи был пруд, конечно, не такой большой, как этот. Но места хватало для двух больших рыб. И много лягушек и тритонов. Когда пруд замерзал, отец показывал мне, как оттаивать лед, чтобы рыбы могли выжить. Растапливать его нужно осторожно, так как если ты его расколешь, то от удара они погибнут".

"Похоже, он очень хороший отец".

Он был. Это единственное, что я о нем знаю. Мои родители были убиты вашими первыми солдатами. Потом остались я и мои братья, я самый младший. Мы жили в лагере. О, это было плохо, то, как ваш род заставил нас жить вначале. Грязь, страдания и боль. Бесконечный рокот голосов в темноте, запах умирающих людей, постоянный запах копоти и пепла в воздухе".

«Мне очень жаль», —сказала я. Я поняла, что бывают моменты, когда слова не приходят.

Она передала мне книгу. Я хотела посмотреть на нее, но она сказала, чтобы я убрала ее, и я сунула ее в сумку. Она выглядела взволнованной, и я чувствовал себя неловко. Я слишком поздно понял, что, возможно, поступил немного глупо, согласившись взять эту книгу. Я подумала о Мэллори и его предупреждении.

Спасибо", – сказала она. Я кивнул, и она извинилась. 'Я была немного эмоциональна. Это был долгий день". Мы еще немного поговорили, и через некоторое время я решил, что пора уходить.

Что вы можете рассказать мне о Мэллори?" – спросил Гастингс в тот вечер, когда мы гуляли по террасе на закате.

«Ну», —сказал я. Он многолетний руководитель. У него большой опыт работы с садами".

Гастингс рассмеялась. 'Что-то интересное', – сказала она.

Мы сели на скамейку, и вся терраса была тихой и пустой. Ветерок касался кончиков пальцев деревьев, заставляя их трепетать и рябить. Так же внезапно он утих, и все снова стало спокойно.

Мэллори считает, что вы опасны, – сказала я.

"Боже мой", – сказала она. Ты защищаешь меня?" Я не думал, что она сказала это всерьез. 'Ты думаешь, что да?'

Я бы сказал "нет". Но я думаю, что такие, как вы, опасны. Вы в отчаянии, так что да, вы можете быть опасны".

«Вы хороший парень», —сказала она. Ее глаза блестели. 'Для робота. Скажи мне, что с тобой будет?

'Когда?'

"Когда я умру".

Я тоже умру", – сказала я ей.

'О, я знаю это. Но что происходит?

Я полагаю, что меня отключат. Я уверен, что мои части будут использованы повторно", – добавил я, поскольку это было очень важно.

'Что вы чувствуете, когда вас отключают? Не кажется ли вам, что вы можете пропустить все это?".

Полагаю, я никогда раньше не задумывался над этим вопросом, потому что мне потребовалось время, чтобы ответить. Наверное, в то время я много думал, о многом. В такой вечер, – сказал я, – да, было бы легко впасть в эту ошибку".

'Это ошибка? Как это может быть ошибкой – пропустить это?'

'Мои потребности никогда не смогут превзойти потребности баланса этого мира'.

«Конечно», —сказала она после небольшой паузы. Должна признать, что я отличаюсь от вас, но вот и вы".

Это был, надо признать, необыкновенный вечер. Было много красных, розовых и оранжевых цветов, все разных оттенков, а облака расстилались над горизонтом. Я сидел и смотрел на заходящее солнце. Гастингс тоже. Один или два раза я взглянул на нее краем глаза, потому что почувствовал, что она не хочет, чтобы ее беспокоили. Она сидела, сложив руки на коленях. Дул прохладный ветерок, и она натянула кардиган на плечи, чтобы лучше укрыться.

Наконец нас окутали тонкие сумерки. Было холодно, и я предложил Гастингс тонкое одеяло, которое она взяла. Это были такие сумерки, в которых трудно разглядеть лица. Черты ее лица казались пустыми и блеклыми, хотя она сидела всего в нескольких футах от меня. Она встряхнулась, как бы отгоняя воспоминания.

Большинство вещей лучше выглядят утром", – сказал я, потому что у меня было ощущение, что она немного грустит.

Ты проницательный робот", – сказала она, и по тому, как она это сказала, было похоже, что это не то, что она ожидала.

«Я надеюсь на это», —сказал я с не меньшей гордостью.

Знаете ли вы, что такое эмпатия, – спросила она.

Я знаю все слова", – сказал я.

Эмпатия означает, что вы можете понять другого человека. Это нелегко сделать. И я думаю, я думаю об этом с возрастом, что одной из ценностей эмпатии является то, что тебя самого немного легче читать".

Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, – сказал я, но я понял, и понимание оставило во мне чувство беспокойства.