========== Глава 1 ==========

— Опять он сюда пришел, — Кэйа даже не заметил, как обронил слова вслух.

— Пока ты был в экспедициях, он торчал тут каждый день, — ответила Розария, нервно улыбнувшись. — Не обращай на него внимания.

— Он же пялится, — прошипел парень и, неприятно клацнув зубами о бокал, отпил свое вино.

— Может, он хочет… поговорить с тобой, — «помириться» звучало бы слишком обнадеживающе из ее уст, да и, зная Кэйю, он бы не признался, что хотел бы мириться, и девушка могла его понять. — Тебе самому не кажется, что это хорошая идея?

— Не будет, как раньше, — он ухмыльнулся: мол, если не будет, то зачем вообще пытаться? Кэйа это сравнил бы со своими попытками расколоть крио щит мага бездны, он был, на самом деле, почти беспомощен с ними, но жить захочешь — и не то сделаешь. — Настроение напиться, да?

— Ты сюда разве не за этим приходишь? — Она вздернула бровь в притворном недоверии.

— Еще и тебя проветрить, ты же… Подожди, пока я был в отъезде, ты ходила сюда одна? — Он знал, что Розария терпит в друзьях только его — совершенно по непонятной причине, — и есть еще… но малышку Барбару она же сюда не потащит, а значит, у нее наконец-то появился кто-то, кроме него, в кругу общения.

— С Грейс и Викторией. Еще с Хоффман пару раз, я помогала ему с одним заданием, и мы вроде неплохо теперь общаемся… Бывало, что и одна приходила, что тут такого?

— Ты ему нравишься, Хоффману. — Это было ясно даже… Да всем, наверное, уже было понятно. — И он тебе, Рози, да?

— Не называй меня так, — она тонко улыбнулась, ткнув его носком туфли под столом и наслаждаясь болезненной гримасой парня. — И это не твое дело.

— Как скажешь. — Они редко говорили по душам, но он точно чувствовал себя хорошо в ее компании, наверное, у нее с этим так же.

Розария ушла раньше, она никогда не оставалась до конца: любила выпить, но хорошо чувствовала, когда нужно остановиться. Пара бокалов вина, треть сырной нарезки и соусник с душистым медом — это всё, чего ей было более чем достаточно для хорошего вечера.

Прекрасная девушка и чем-то похожа на него самого; не тем, что снаружи, а тем, что творилось внутри. Кэйа чувствовал на себе взгляд Дилюка, но что он сделает? Даст понять, что заметил? Что чувствует, как жжёт от этого взгляда, из-за чего руки начинают дрожать? А что потом? Он не готов с ним говорить. Тогда да, был готов, он обещал Крепусу рассказать после его смерти и сам больше не мог томить. И чем это закончилось? Рагнвиндр бы убил его тогда, видит Барбатос — убил бы. Может, оттого, что Архонт видел и не желал его смерти, дал Кэйе Глаз Бога? Только это спасло его. Розария его понимала: что-то случилось и с ней, что-то, что только благодаря Глазу Бога помогло выжить. Кэйа вздохнул и, положив мору, собирался уйти. Он не желал говорить с названым братом, сегодня точно не тот день.

— Кэйа.

«Клык Двалина тебе в сердце», — выругался со зла парень, но остановился на выходе. Бард — кажется, его звали Хосе — весело отыграл мелодию: мол, я только разогрелся, не уходи. Конечно, у него же был процент от выручки.

— Мастер Рагнвиндр, — протянул Кэйа, играя только ему понятную роль. — Что-то хотели? Опять необходимо собрать тычинку огненного цветка?

— Нет. — Ничто не выдало в нем его истинных эмоций, если честно, то вообще никаких. — Я думаю, нам нужно поговорить. Прошу, давай поднимемся в служебную комнату?

Холодок прошел между лопаток, ладони вмиг стали влажными. Сегодня совсем неподходящий день. А еще этот липкий страх, стоит только оказаться рядом с Дилюком. Да, Кэйа виновен, грешен, но он не ожидал, что в тот вечер шанс сгореть заживо с клинком в сердце будет так высок. Умереть так глупо, зарубленным некогда близким человеком? Дилюк вообще понимает, ЧТО ИМЕННО он собирался сделать? Или ненависть только сейчас начала сходить на нет, и… И что он все же хочет? Закончить начатое или просить прощения? Почему сейчас?

— Как скажете, мастер Рагнвиндр. — Кэйя не смотрел на него, отвёл взгляд, не желая показать ненароком то, что на сердце. — Ведите, мастер Рагнвиндр, — его фарс отлично подчёркивался и дополнялся приторной ухмылкой.

Служебное помещение на третьем этаже напоминало больше номер в гостинице: очень маленький, но со спальным местом, письменным столом и отдельной уборной. Второй стул в этом крошечном пространстве выглядел как нечто инородное и спинкой стоял вплотную к дверцам шкафа. Кэйа очень сомневался, что этот предмет мебели всегда был здесь, а значит, Дилюк подготовился заранее. Так был уверен, что Кэйа не уйдет и согласится? Или не терял надежды? Они сели и замерли, словно Дилюк надеялся, что Кэйа сам начнет что-то говорить, но нет: Альберих молчал, смотрел куда угодно, но не на него. Особо часто его взгляд скользил по картине, на которой изображался пейзаж рядом с винокурней. Ее рисовал Крепус; рисовал плохо, но с душой, цвета он чувствовал великолепно, а в остальном очень не хватало опыта. Кэйа это знал, и оттого картина придавала ему сил, словно Крепус был рядом, негласно и безмолвно мог присмотреть за ними двумя, ведь он любил их почти одинаково. Кэйю никто и никогда так не любил: своего раннего детства он совсем не помнил, так, лишь смутные очертания прошлого и отголоски страха. Он мог поклясться, что огонь Дилюка словно возродил в его памяти другой огонь, не менее опасный и болезненный, но… холодный и темный? Нет, Кэйа не мог вспомнить, как не силился. Может, после этого его глаз… В общем, неважно.

— Я виноват, — Дилюк выдохнул эти слова, словно до этого не дышал. — Я виноват в разы больше перед тобой, чем ты предо мной. Я понял это давно, Кэйа, и хотел с тобой поговорить еще тогда. Но когда я собрался с духом просто поговорить… потому что знал, что не простишь, ты уехал. Тебя не было почти два года, и я даже не знал, вернешься ли ты. А когда вновь узнал, что ты в Мондштадте, то я, как трус, откладывал этот разговор до последнего.

— Что ты хочешь? — Кэйа просто пытался дышать и не дрожать ни голосом, ни телом.

— Я ведь поклялся, что выслушаю до конца, но не сдержал слово, и, возможно, мне необходимо разобраться, я хочу понять…

— Ах-ах-ах, — вырвалось удушено, и парень прижал руку к задрожавшим губам, но, стиснув зубы и поборов себя, он продолжил: — Любопытство замучило? — Злость калёным железом впилась в сердце. — Ты знаешь достаточно для того, чтобы понимать — я не угроза для Мондштадта. У меня больше нет близкого человека… — Кэйа задохнулся на миг, — такого, кому бы я доверял настолько…

И тут он понял, что нужно бежать. Ком подступил к горлу, мешая дышать, не то что говорить. Глаза закололи слезы. Он бы смог пережить этот разговор без последствий в другое время, но точно не сегодня. Сегодня, с самого утра, он был эмоциональнее обычного, гормоны бушевали, и Варка, зная об этом заранее, дал ему список заданий без особой, в первую очередь, эмоциональной нагрузки. Для убийства врага нужна чистая голова, особенно если он может задеть словом, благо, хиличурский Кэйа не понимал. Все, кто не знал о природе подобных, а таких было большинство, не видели ничего дурного в том, что командир примерно раз в два месяца берет неделю для подчистки мелких задач. Знающих можно было пересчитать по пальцам: Эрох — бывший Магистр ордена, Варка — нынешний Магистр, Джинн, Лиза и Хоффман… — святой Барбатос, они были даже на двух свиданиях перед… перед тем, как погиб Крепус, — и Розария. Кэйа ей не говорил, но чувствовал, что она знает или хотя бы догадывается. Эти люди не расскажут, он был уверен, хоть и сомнения его иногда грызли.

Он бы не стал рассказывать Лизе, но так сложились обстоятельства, к тому же ему нужен был человек, знающий алхимию, чтобы изготавливать качественный подавитель. Не тот, который убил бы его природу, а своеобразный нейтрализатор запахов. Действовал тот слабо, но достаточно для того, чтобы он мог жить, скрывая свой вторичный пол. Зачем? Да потому что это Мондштадт, и слухи тут разносятся с небывалой скоростью. Пока он жил и выполнял свою работу по поиску утерянной реликвии в Ли Юэ, он не скрывался, когда поиски его увели в Сумеру, где он встретил Лизу, тоже. Они вернулись вместе, и именно Лиза принесла некую новость, от которой Вагнер сейчас был совсем не рад. Что-то назревало… Впрочем, это неважно. Важно то, что мужчины-омеги были редкостью в Мондштадте, некая диковинка, а это бы мешало. Поменялось бы отношение к нему и внимание от альф, которые, поняв его природу, стали бы проявлять заботу, начались бы ухаживания. Нет, Кэйа понимал, что это все неплохо, но одно дело — когда ты растёшь, как женщина, а совсем другое — привыкать к этому отношению к себе. Когда рождается ребенок, он имеет запах, который скроется к году; отталкиваясь от вторичного пола и проходит воспитание ребенка. Но Кэйа не помнил детства, а в шестнадцать, когда омежья сущность стала ясна, Крепус сам предложил скрыть его запах, пока парень не будет готов. Мужчина понимал, как травматично Кэйи принять себя, ведь он всегда идентифицировал себя, как и любой мужчина, альфой.