* * *

Крошка, крошка,

Ты спишь?

Приходи к реке,

Приходи при луне;

Иди шагами тихими, —

Мы играем с мёртвыми.

Крошка, крошка,

Ты видишь то, что и я?

Река тиха,

Река быстра,

Мёртвые надеются перейти её зря.

Река – наша кровь,

Наш огонь и наш прах,

Испепелит твои тайны, оставит лишь страх.

Крошка, крошка,

Ты что же, умрёшь у меня на глазах?

(утерянная страница гримуара «Серебряный мак»,

автор неизвестен)

Пролог

Огонь исчез, и теперь вокруг лишь тьма.

Всё ещё помню едкий дым, просачивающийся в лёгкие, помню кольцо пламени, чьи языки угрожали слизнуть мою кожу. Мир вокруг горел, а боль сводила с ума. И единственный, кто мог мне помочь, кто мог спасти, лишь наблюдал – без тени сомнения, без сожаления.

Огня больше нет.

Тьма.

Смерть.

Пугает меня, однако, вовсе не смерть, а то, что скрывается в её мраке: ложь, на которой я построила свою жизнь. «Люди не хотят понимать, – сказала как-то мама. – Они замечают твои недостатки, потому что так им проще оправдать свои собственные. Если хочешь быть счастливой, веди себя тихо, мой ангелок. Не сражайся в чужой войне». И я пыталась, честно пыталась. Я улыбалась и притворялась, и жила жизнью человека, которого хотели видеть во мне другие. Пока не потеряла себя. Пока больше уже не могла вести себя тихо.

«Яра…»

Моё тело – прах, разум – тьма, страхи – проклятие. В конце концов от себя не убежать даже в могилу.

«Яра…»

И вот всё, что у меня осталось: воспоминания. Тьма, шепчущая и рокочущая, как безлунная ночь в лесу. Знающая обо всех моих обидах и печалях. Преследующая словно голодный хищник, зовущая по имени… Помоги мне!

«Слишком поздно, Яра. Таков был твой выбор. Такова участь ведьм – они горят».

Пожалуйста!

«Твой выбор, твоя ложь, твоя смерть…»

Часть I

«Яд», – говорят они.

«Магия», – называем мы.

«Сказания света»

Ярослава

Когда ты мертва, ничего не меняется. И всё же, что-то для меня изменилось.

– Очнись.

Тьма отступает, и свежий воздух щекочет нос. Он пахнет недавним дождём и гнилыми листьями, но я боюсь открыть глаза, чтобы выяснить, откуда он взялся. А что, если это ещё одно воспоминание? Или хуже, галлюцинация? Что, если я всё ещё в том огне, и как только открою глаза, пламя продолжил сдирать с меня заживо кожу? Боль заставляет нас воображать жуткие вещи – так и начинается безумие.

И всё же, даже после вечности в забвении, моя надежда сумела каким-то чудом уцелеть. Я хочу жить. «Безумно». Хочу снова увидеть звёзды своими глазами, почувствовать прикосновение на коже, ощутить вкус на кончике языка.

– Всё ещё мертва?

– Ненадолго.

Словно живая тень за моими закрытыми веками, кто-то склоняется надо мной.

– Ну же, девчонка, ты должна очнуться, – говорит он, осторожно, будто сам боится поверить своим словам. – Я тебе доверяю. – С прикосновением холодного металла что-то рвётся у моих рук. «Он разрезал верёвки». Но почему я вообще была связана?

Я прихожу в сознание медленно, точно пробуждаясь от долгого сна. Кажется странным снова ощущать тело, будто оно и не моё вовсе, будто держит мою душу в тисках, но это в то же время успокаивает. Оно защищает меня от смертельной тьмы, а это хорошо. Чувствую, как у меня мёрзнут кончики пальцев, а сердце стучит аритмично, точно силится приспособиться к спутанным мыслям…

В первую секунду, когда осмеливаюсь приподнять веки, мне кажется, это очередной кошмар. Всё по-прежнему черным-черно… Однако потом зрение фокусируется, и я вижу молодого человека, сидящего рядом. Выглядывающая из-за туч луна освещает его уставшее лицо и впалые щеки. «Я тебе доверяю», – сказал он.

Лжец.

Без предупреждения выдергиваю у него из рук нож, садясь на сырой земле и поджимая ноги, чтобы броситься прочь при первой же угрозе, но он даже не хмурится, когда лезвие в моих руках предостерегающе указывает на него. Не впечатлён моей проворностью? Или знает меня? Однако я не узнаю ни его взъерошенные тёмные волосы, ни его самоуверенно поджатые губы.

– Твою ж…

– Живая!

Вздрогнув, поднимаю голову и вижу ещё одного парня и девушку, стоящих рядом с нами. Ночь скрывает их черты, однако оба таращатся на меня как на призрака. «Я призрак?»

Воспользовавшись моментом замешательства, мой «воскреситель» дёргает меня за руку, нож падает, и он подхватывает тот до того, как у меня есть шанс отреагировать. Я снова беззащитна, и мне хочется кричать. Но не потому, что мне страшно, нет. Понимаю, что дрожу – не от страха или холода, а от воодушевления. Я так давно ничего не чувствовала, особенно свежести ночного ветра, и мне хочется закричать, потому что я могу. Потому жива.

«Но как?» Пытаясь найти ответ, мой взгляд пробегает по округе, натыкаясь на покосившиеся кресты и могильные плиты, окутанные фантомными, серыми оттенками ночи. Вокруг царит покой, какого в мире мёртвых мне и не снилось. «Кладбище». Но ведь я помню дом в огне, обращающиеся в пепел книги, едкий дым… Я сгорела! От меня ничего не должно было остаться. Как моё тело уцелело?

Что-то не так.

Голова тяжёлая, а на языке странный привкус. Лекарства? Кровь? Желчь? Словно чужеродный механизм, руки отвечают на мысленные команды с короткой задержкой, когда я потираю замерзшими пальцами плечи. Такое обыденное движение, однако мурашки, бегущие под тонкой блузкой по рукам, убеждают меня, что мне всё это не чудится.

Он интерпретирует мою дрожь неправильно.

– Вы её пугаете, – говорит он друзьям. – Дайте нам с ней поговорить наедине.

– А ты её не пугаешь? – нервно возражает девушка.

– Я всё ей объясню.

– Но…

– Лаверна. – Его голос звучит тихо, но непреклонно. Люди используют подобный тон, когда знают, что их не ослушаются.

Лаверна не отвечает. Её взгляд мечется между ним и мной, и потом она молча морщит нос. Спустя несколько секунд она всё-таки разворачивается и уходит прочь, в сторону автомобиля, припаркованного за железными воротами, может, расстроившись или разозлившись, или разочаровавшись, – или всё сразу? Парень, однако, не двигается.

С немым вопросом мой «воскреситель» поднимает на него глаза.

– Я не оставлю тебя с ней одного, Мир, – говорит ему друг. – А если она снова попытается на тебя напасть?

– Умоляю, нож-то у меня.

Друг сомневается. Грязь под его ботинками, рядом с моим бедром, хлюпает, когда он переступает с ноги на ногу, мешкая. На миг кажется, что он собирается меня пнуть – просто потому что может, потому что уверен, что я опасна, и мне стоит напомнить, кто здесь главный. Но нет. С недовольным вздохом он в конце концов разворачивается и уходит следом за Лаверной, оставляя мятую траву между могил за собой.

Вероятно, мне и правда должно быть страшно, или хотя бы тревожно, ведь я не знаю ни этих людей, ни того, что произойдёт дальше, но… «Я жива». – Это всё, что имеет значение.

Мир продолжает смотреть на меня с напряжённым любопытством в глазах. Мы оба сидим на земле, подол его плаща промок в грязи, но ему, кажется, плевать; он ждёт моих действий. Наверное, следует что-нибудь спросить. «Ты правда меня спас?» – но если бы он предпочитал видеть тебя мёртвой, как бы ты оказалась здесь, дурочка? – «Тогда где мы? Куда делся огонь? Трава зелёная, разве сейчас не зима?»