Пролог

Все сказанное в этой книге отчасти правда, основано на реальных фактах.

Также имеет место художественный вымысел.

Все имена и названия мест претерпели изменения.

Все счастливые семьи похожи друг на друга,

каждая несчастная семья несчастлива по-своему.

Лев Толстой «Анна Каренина»

Часть 1

Глава 1

Под накинутое на голое тело пальто нещадно задувал холодный, октябрьский ветер. Висок был рассечен, но не это сейчас занимает ее внимание. Нужно бежать, бежать как можно дальше и как можно быстрее. Она ещё хорошо выкрутилась из этой передряги, могло быть и хуже.

И куда бежать?

Вокруг был ветхий, построенный еще в советские времена, спальный район, в котором жили те, чьи родители, а может, даже и деды получили жилье от завода. Фонарь раскачивался на ветру и только нагнетал обстановку, маячил и освещал своим желтым глазом разбитую дорожку, которая вела к пятиэтажке, в которой она жила. Холодный бетон обжигал ноги. Инстинкт самосохранения понес ее за угол дома. Она пробиралась по стенке через какие-то заросли, то и дело перешагивая через низкие оградки, отделяющие цементные площадки у подъездов от участков сырой земли, гордо именуемые клумбами. Завернув за угол панельки, она затаилась в уже почти голых кустах, села на корточки, прислонившись к стене. Из груди вырвался выдох то ли облегчения, то ли обреченности. К счастью, с этой стороны дома фонарей не было, и серость ее верхней одежды помогала слиться со стеной.

Какое-никакое, но укрытие, всяко лучше, чем ждать у подъезда.

Щебень, залитый бетоном, у цоколя дома, больно впивался в подошвы ног своими острыми краями, плечо саднило, голова трещала от нанесенных ударов. Все тело превратилось в пульсирующую точку.

Сукин сын!

Пальцы содраны в кровь, два ногтя выдернуты. Колени тоже оставляют желать лучшего. Когда он схватил ее за волосы, она наотмашь упала на них, и он протащил ее по ковролину в прихожей. Как ей удалось выбраться, она не знала. Но повезло, что он забыл запереть дверь, как оно обычно бывало.

Боже, как меня угораздило-то?

Ледяная рука страха сжала желудок. Несмотря на то, что на улице было довольно холодно, спина покрылась испариной. Подкладка мерзко прилипла к телу. Такой животный страх она чувствовала только раз, и то в детстве, когда стая бездомных собак гнала ее по пустынной улице, но тогда хотя бы можно было кричать, давая волю эмоциям. Сейчас же любой звук мог ее выдать, а это означало, что все может закончиться гораздо хуже, чем того хотелось. В такой ярости она видела его впервые. В перекошенном от злости лице не осталось ничего человеческого. Да, бывали стычки, но до такого никогда не доходило.

Из своего хлипкого укрытия она слышала, как старая металлическая дверь подъезда с грохотом закрылась. «Идет», – вспыхнула мысль в голове. «А может, не он? Может, кто-то услышал ее крики и решил проверить, что случилось?»

– Где ты, сука? – послышался не совсем внятный из-за выпитого голос Глеба.

Нет, все-таки он! Господи, лишь бы он меня не нашел.

–Тебе некуда идти, грязная шлюха! Ты на хрен никому не нужна! Я тебя вытащил из всего этого дерьма, и это твоя благодарность?! – голос за углом не двигался, шагов не было слышно. Это радовало, но надолго ли?

–Слышь, ты, дебил! Заткни свою пасть и иди спать! Час ночи!

Вот она, романтика спального района, кто-то уже начал высказывать свое мнение с балкона. Странно, когда в прошлый раз она получила оплеуху прямо у этого же подъезда, прямо на лавке, никто слова не сказал. Хотя, один детина курил на балконе и видел все это говно. Вот такая простая истина: люди хранят свой сон, но, когда какой-то кусок дерьма бьет женщину, никто особого внимания не обратит на происходящее. Хотя, о чем можно говорить? Если у нас даже полиция не лезет в семейные дела, что уже взять со сторонних наблюдателей. А, может, этот же свидетель того, как ей прилетело по лицу, сам отличается тем, что «учит» свою женщину смачной пощёчиной, которая звонко прилипает к лицу красным следом немалой ладони? Как гласит старая народная мудрость, «чужая семья – потемки».

Думая обо всем этом, она плотнее спиной прижалась к холодной плите здания в надежде, что ее укрытие не будет найдено, и что обидчик просто погорланит и пойдет спать. Шагов слышно не было, но страх все нарастал и поднимался от живота к горлу, которое пересохло и сжалось, сердце бешено колотилось в груди.

Ни единого звука, ни единого шороха. От этого зависит, останешься ты инвалидом или нет. А то и вообще, в живых.

Медленно, и стараясь как можно тише, она начала продвигаться, обходя дом с тыла, как краб. Местные бабки там развели палисадники, высаживая всякие цветы, которые сейчас сухими палками торчали из склизкой земли. За домом было темно, хоть глаз выколи. Пробираться приходилось наощупь, то и дело поскальзываясь на зелёной жиже и натыкаясь на оградки, сухостои, издавая при этом шум, что заставляло останавливаться. Но если она ничего не видит, то и ее видно быть не должно – это радовало.

Он когда-нибудь меня убьет!

В отдалении послышалось шарканье, которое гулко отражалось от домов, стоящих квадратом. Сердце начало биться еще сильнее и такое ощущение, что трепыхалось в груди, будто там застряла какая-то птица, ладошки стали потными, и в голове, как молния, сверкнула мысль.

Я не хочу умирать в засранном местными псами палисаднике! Не хочу!

– Аня, иди домой, хватит ломать комедию! – голос раздался в каких-то 20 шагах от укрытия, она сжалась, опустила голову и старалась максимально слиться с темнотой.

Это хорошо, что не схватила белый пуховик, который висел рядом. Пуховик, на который она откладывала не один месяц. Дожили! Шарканье становились все ближе и ближе. Мокрая спина с прилипшей подкладкой жутко чесалась. От страха она даже задержала воздух. Ни звука! Адреналин бил в голову, желание сорваться на галоп нарастало, но какая-то часть трезвого разума говорила, что если она сейчас пустится наутек, то однозначно будет настигнута. Хотелось просто раствориться в воздухе, хотелось, чтобы все это оказалось страшным сном, и проснуться в своей постели. В своей! Не в кроватях, которые видали сотни тел прежних арендаторов съемных квартир. А именно в своей, далеко отсюда, в своей комнате, где она бы потом папе рассказала про страшный сон, который ей приснился. Папе, который был эталоном мужчины в ее глазах, папе которого она звала Батя, папе, который всегда защищал от всего мира.

– Пошла ты на хер… – голос звучал совсем рядом. Даже показалось, что она чувствует его зловонное дыхание. Шаги стали отдаляться обратно в сторону угла дома, из-за которого светил желтый глаз качающегося фонаря.

Переждав какое-то время, она позволила себе дышать чуть глубже. И тут она заметила, что все это время слезы тихо и медленно текли по лицу, смешиваясь с подсохшей кровью. Рука, сжимавшая внутренности, начала потихоньку расслаблять свою хватку. На смену одному чувству пришли другие: стыд, жалость к себе, безысходность.

Ну, как так? Ну, как так он мог поступить? После всего того, что он говорил! После того, как она отказалась от всего ради него?

Слезы стали бежать по щекам все сильнее и сильнее, ком в горле становился тверже, из сдавленного горла донесся легкий стон. Стон не картинного горя или истерики, вялый стон загнанной в угол жертвы.

Что теперь делать?

Мысли вели только в одном направлении, в единственное место, в котором она сможет все рассказать, где поймут и, наверное, помогут. Если, конечно, примут. Но сомнений в этом почему-то не было.