– Вот это глушь! – восторженно протянул Марк, сойдя с поезда.

– Ленка, если это твой хитровыдуманный план, чтобы убить нас, разобрать на органы и закопать в снегу, то ты удачно подобрала место, – встав рядом, подытожил Никита и поставил сумки с вещами на снег: железнодорожной платформы под этими сугробами разглядеть было невозможно.

Солнце находилось в зените, и снег ярко сверкал и переливался, слепя глаза. По двум сторонам от железной дороги расстилались бесконечные снежные поля. Вдали то тут, то там виднелись чернеющие перелески, сливаясь в одно тёмное пятно на горизонте. Пусть погода и была ясной и безветренной, но температура за два дня пути значительно упала. Мороз больно щипал щёки, а ступни даже в зимних ботинках быстро замерзали.

Ленка подкралась к Никите сзади и запрыгнула на него, кровожадно крича:

– Конечно, я же самый настоящий маньяк! – она повалила его в сугробы и, щедро зачерпнув рукой снега, впечатала варежку ему в лицо. – Сделаю вас подснежниками, по весне распуститесь, а меня уже и след простынет!

– Ленка, не дури, – серьёзно сказал Марк и вздёрнул её вверх, хотя в душе он ликовал, что Никита получил по заслугам за ночной храп. Существует, однако, понятие кармы.

– А я что, – возмутилась Лена, – он сам виноват.

Марк отвесил ей шутливый подзатыльник, а потом помог Никите подняться. Тот, отплевавшись от снега, огляделся по сторонам и спросил у Лены:

– Ты лучше скажи, где наша машина?

– Опаздывает, наверное, – предположила та, – сейчас бабушке позвоню и уточню.

Бабушка подняла трубку сразу, будто дежурила у телефона и не отходила от него ни на шаг. На вопрос о том, где же деда Женя, который обещал подбросить их до деревни, она ответила, что если он до сих пор не приехал, то, скорее всего, ещё дрыхнет в доме своего брата после ночной попойки. Пообещав покарать непутёвого мужа, она извинилась и поручилась, что тот будет у станции через час.

– Класс, – саркастично заключил Никита.

– И что теперь делать? Мороз под минус тридцать, – заметил Марк.

– Будем ждать, – выдохнула Лена и уселась на сумку с вещами.

Машина деда Жени показалась в поле даже раньше, чем через час. Видимо, бабушка устроила ему такую трёпку, что тот постарался поскорее сбежать из дома. Лена помнила: когда она была маленькой, деда Женя всегда уходил на пару часов в лес, если ругался с бабушкой, и говорил, что женщина в гневе – самое страшное зрелище, которое ему приходилось когда-либо видеть.

– Нак-конец-то, – стуча зубами от холода, процедил Никита, когда чёрный «Москвич» подъехал к станции.

Дверь машины со скрипом распахнулась, и наружу вышел худой бородатый старик, одетый в тёмно-коричневый тулуп, шапку-ушанку и высокие валенки.

– Леночка! – радостно позвал он и подошёл к ней, чтобы крепко обнять. – Как выросла, а как похорошела! Хоть расскажи, как в вузе дела, сильно устаёшь?

– Деда Женя, мы тут уже давно стоим с ребятами. Замёрзли жутко! Пусти в машину, а потом я тебе всё-всё расскажу.

– Ой, что это я, – деда Женя смутился и, погладив её по щеке напоследок, отстранился. Затем он перевёл взгляд на Марка и Никиту, оглядел их с ног до головы и скомандовал: – Тащите сумки в багажник и бегом на задние сиденья. А ты, Леночка, на переднее садись.

Парней долго уговаривать не пришлось: они уже не чувствовали пальцев ног и, кажется, обморозили щёки. Деда Женя галантно открыл перед Леной дверь и усадил её на переднее сиденье. Когда все загрузились в машину, он выкрутил печку на полную мощность и включил радио. Не успел он нажать на педаль газа, как сзади раздался вопрос:

– А почему вы так опоздали? На улице вообще-то мороз, – возмутился Никита и тут же получил от Марка ощутимый толчок в бок.

Деда Женя глянул на него через зеркало заднего вида и усмехнулся.

– Как звать тебя, юноша?

– Меня Никитой, а его, – он указал рукой на друга, – Марком.

– Меня Евгением Михайловичем величают, но можете обращаться ко мне просто – деда Женя.

– Приятно познакомиться, деда Женя, – Никита лучезарно улыбнулся, за что опять получил локтем в бок.

– Так почему ты опоздал? – повторила вопрос Лена. Она уже несколько минут старательно растирала ноги через джинсы, подозревая, что теперь может сильно заболеть из-за переохлаждения. Ну и додумалась же – надеть тоненькие колготки и обтягивающие джинсы в мороз!

– Счастье у меня вчера случилось, – с теплотой в голосе начал рассказ деда Женя, – недели две назад я аппарат самогонный починил. А вчера, вот, отстоялся ржаной самогон после второй перегонки, так я решил пробу снять. Хорош получился! Градусов сорок пять, не меньше! В ложке горит! Пошёл я, значит, к брату отмечать, да и напились мы там, что греха таить, – он виновато глянул на Лену, а потом расцвёл в улыбке и продолжил, – но самогон хорош, даже голова не болит! Будет теперь к Рождеству у нас с вами качественный домашний алкоголь.

Никита присвистнул. Марк хмыкнул.

– Вот приедем, я вам на пробу налью, отогреваться будете, – приговаривал деда Женя, – из-за меня же, из-за дурака, замёрзли.

– Ничего, деда, – Лена махнула рукой, – главное, что сейчас мы в тепле и едем домой.

– Не, главное, что нам перепадёт бухло, – мечтательно протянул Никита, но, увидев вскипающего Марка и осуждающий взгляд Лены в зеркале, поторопился исправиться, – кхм-кхм, то есть главное, что нам окажут гостеприимство. О как!

Деревня встретила их тишиной. Они проехали целую улицу, но насчитали всего лишь три дома, из труб которых валил дым. В последние годы люди стали бросать хозяйство, уезжать на заработки в сёла и города, и отдалённые деревни начали постепенно вымирать. Лишь старики не покидали места, где прожили всю жизнь, надеясь, что остаток дней проведут в покое и выверенном годами порядке.

Когда машина остановилась у ворот покосившегося домика с зелёной крышей, бойкая, ссутулившаяся от тяжёлой работы старушка в распахнутом пожелтевшем ватнике выскочила на улицу. На ней было надето красное шерстяное платье, которое она очень берегла и носила только по большим праздникам. Седые волосы были гладко зачёсаны и собраны в тугую косу.

– Приехали! – воскликнула она и бросилась к машине. – Леночка, радость моя, иди сюда, я тебя обниму!

Лена вышла из машины, и старушка налетела на неё, чуть не сбив с ног. Они так и простояли, обнявшись, пока парни выгружали сумки из багажника.

– Ну что ты, баб, – Лена поглаживала старушку по спине, успокаивая, – пойдём в дом, а то сейчас замёрзнем совсем.

– Пойдём-пойдём, – легко согласилась та и отпустила её. Обернувшись и глянув на Марка и Никиту, стоящих с сумками наперевес, она направилась в дом и позвала их за собой: – Мальчишки, не отставайте.

Заходя внутрь, Марку пришлось пригнуть голову, чтобы не удариться лбом о дверной косяк. Самым первым, что привлекло его внимание в комнате, оказалась застеленная сверху одеялом большая русская печь. Она стояла прямо напротив двери, и, судя по тому, что в комнате было очень тепло, её уже давно растопили. Старики спали на ней круглый год и никак не хотели ложиться на клетчатый диван, что стоял слева от печи. Потому его обычно раздвигали для гостей, если те оставались на ночь. Никита ненароком улыбнулся: ему вспомнилось, как он вместе с отцом во время ремонта разбирал похожий диван, оставшийся после смерти бабушки. Всё в этом доме будто застыло в прошлом, и для каждого легко находился предмет, который заставлял бы испытать ностальгию.

На белёных стенах в рамочках висели чёрно-белые и цветные фотографии. Марк присмотрелся к одной из них и удивился, узнав в женихе и невесте на фото дедушку и бабушку Лены. Они счастливо улыбались, держа друг друга за руки, а позади них был тот самый дом, где они жили по сей день. Фотографий было настолько много, что Марк обнаружил их даже на дверце холодильника, который стоял в дальнем правом углу.