А когда прочёл сообщение, мои опасения подтвердились.
«Ромео, я скучаю. Прости меня за эту банальщину. Но я, правда, скучаю. Пожалуйста, дай мне шанс. Клянусь, в этот раз всё будет иначе».
– Кто она? – сдавленный голос Дашки прервал моё чтение, и я уставился на неё, не сразу сообразив, о чём она спрашивает.
– Кто она? – тупо повторил я вопрос.
– Кто тебе пишет? Кто эта девушка? Твоя бывшая?
Я ещё раз посмотрел на смс-ку и понял, что она безликая и бесполая. Пытаясь успокоить уже второй раз за день рыдающую Дашу, я выдал честное, но совершенно нелепое объяснение:
– Это не девушка. Это парень. Дэн.
– Парень?! – она вскинула голову кверху, вытирая пальцами мокрый носик, снова несколько раз шмыгнула и продолжила, – Дуру из меня не делай. Парень по тебе скучает? Кто? Автомеханик? Или один из этих твоих друзей байкеров? Не может найти себе компанию, чтобы пивка накатить? Какой ещё парень? Ты если врёшь, так хотя бы придумывай что-то более правдоподобное.
Н-да… Нехорошо получилось. Надо было Дашке раньше рассказать про мою прошлую жизнь. Но я был уверен, что это осталось где-то далеко позади и больше никогда не всплывет. И вот всплыло… и что теперь с этим дерьмом делать, я не знал.
– Дашок, отдай телефон… – попросил я, как можно мягче, как уговаривают самоубийц не прыгать с моста.
– Не называй меня Дашок, – её голос сорвался на неприятный фальцет, резанувший слух.
На секунду сморщившись, я попросил ещё раз:
– Даша, отдай, пожалуйста, мой телефон.
– Телефон? – из носа постоянно текло, и, похоже, это её ещё больше раздражало. – Телефон… – повторила она, кивая. – Вот этот? Этот телефон тебе отдать? На! Держи!
– Да-ша!!! – заорал я и рванулся вперёд, но поздно. Мобильник полетел в сторону, несколько раз шлёпнулся о водную гладь, как плоский камешек, пущенный лягушкой, и скрылся в мутной воде пруда.
– Не ходи за мной! Понял! – крикнула спятившая принцесса и побежала в сторону нашего вагончика.
Я и не собирался за ней идти… Я молча смотрел на круги на воде и пытался понять, что теперь-то я делаю не так?
Пиво с булочкой
Мерзкое сиротское состояние. Прохаживаясь туда-сюда вдоль берега, я не имел возможности даже где-нибудь прижопиться без риска испачкать эстрадный костюм. Хорошо хоть в кроссовки переобулся. В чешках и обтягивающем трико смотрелся бы, как балерина.
Злой и обиженный на весь мир я мерил шагами песок, глядя себе под ноги, и в попытке отвлечься от негатива рассматривал всякий хлам, попадающийся на пути: длинные чёрные с зелёным отливом перья, скрученные в спиральки ракушки озёрных улиток, горлышко закопанной в песок бутылки, что-то блестящее металлическое между камней, ни то брелок, ни то пробка от той самой бутылки. Кеды. Ослепительно-белые кеды на толстой, сантиметров пять, подошве. Лоферы. А, нет! Сникерсы, кажется. Да, точно, сникерсы. Плоские шнурки странно переплетались, образуя клетчатый рисунок, а концы связаны в бантик с четырьмя лепестками, навроде бабочки.
Я поднял голову в поисках хозяина, а точнее хозяйки, слишком уж крутых для того, чтобы быть выброшенными, сникерсов и заметил невдалеке девушку, прогуливающуюся босиком по кромке грязной воды. Серые потёртые джинсы клёш, закатанные до середины голени, белая майка, волосы чёрные у корней и ярко-синие (вырви-глаз) на кончиках. Мальвина наших дней. Но самое интересное не это. В одной руке у девушки был прозрачный пакет с двумя аппетитными пышными булочками бриошь, а в другой литровая алюминиевая банка пива. С ума сойти. Сочетание достойное пополнить список таких нелепостей, как селёдка с молоком, хоккей с мячом и презервативы со вкусом клубники.
«Счас бы пива с булочкой
Да в постельку с дурочкой», – тут же всплыла в голове шальная рифма. Улыбка потянула губы в стороны, и в этот момент по закону жанра Мальвина обратила на меня внимание.
Это она-то выглядела странно? А я? Я стоял перед ней, как балерина в кроссовках с улыбкой Джокера в пол лица. Пожалуй, в этот момент мы стоили друг друга.
– Оооо, – протянула она, поднимая в мою сторону руку с пивом, будто предлагая отхлебнуть. – Ты же из цирка?! – вторая рука тоже поползла вверх в направлении нашего шатра.
Теперь она выглядела, как указатель на распутье дорог: налево пойдёшь – в булочную попадёшь, направо пойдёшь – собутыльника обретёшь.
– Ты же этот… гимнаст! Да? И канатоходец! Да?
– Да, – улыбнулся я, косясь на поблёскивающую алюминиевую прелесть в её руке. Тёмное. Нефильтрованное. А значит, с густым богатым ароматом жжёного солода и легкой горчинкой. Всё, как я люблю.
– Господи, это так круто! – она прошёпала босыми ногами ко мне, не опуская руки. – Будешь? – банка с пивом заманчиво подпрыгнула.
«Да ты ж моя фея!», – ещё больше поплыл я и бесстыдно согласился:
– Буду.
Мальвина уселась прямо на песок и, положив на колени пакет с булками, похлопала ладошкой рядом с собой.
– Садись. Я ещё никогда не общалась с артистами. Даже не думала, что кого-нибудь из вас встречу.
Мальвина смотрела на меня снизу вверх, как на живого бога: восхищенными, широко распахнутыми глазами.
– Сади-и-ись, – повторила она так, будто боялась, что я окажусь надменным зазвездившимся артистом и все её надежды на близкое знакомство рухнут.
Я потоптался на месте, нервно приглаживая волосы на затылке, и, заметив беспокойство в её детско-наивном взгляде, признался:
– Не могу, – показал ладонью на белое трико и коротко прокомментировал, – костюм.
– А! – она завошкалась, вынула булочки из пакета, положила их прямо на джинсы, пакет разорвала с двух сторон и, расстелив на песке, ещё раз предложила, растягивая слово с придыханием, – Сади-и-ись.
Улыбаясь, я плюхнулся рядом. Она сунула мне в руки пиво и попросила:
– Открой? У меня маникюр.
Вскрыв с приятным хлопком банку, я протянул её девушке, но та упёрлась в запотевший алюминиевый бок ладошкой и замотала головой:
– Не-не-не! Угощайся!
– Спасибо, – я сделал небольшой глоток и постучал языком по нёбу, наслаждаясь ароматом и послевкусием нефильтрованного тёмного, как заправский сомелье каким-нибудь шато-чего-то-там.
– А почему не переодеваешься? Вы же вроде бы закончили выступать.
– Да… завтра уезжаем.
Я сделал ещё глоток. Но вопросительный взгляд Мальвины дал понять, что я ответил не на тот вопрос. Пришлось сдаться:
– С девушкой поссорился. Не хочу возвращаться в вагончик. Пусть остынет.
– Остынет? – она обвела рукой вокруг шеи, будто накинула веревку и, высунув язык, изобразила повешенного.
– Неееет! – рассмеялся я. – В смысле успокоится.
– А чего поссорились?
Она по-свойски взяла у меня банку, отхлебнула и снова сунула мне в руку. Это было так… доверительно, что ли. Так просто. Будто мы с ней давние друзья. И до ужаса захотелось, всё ей рассказать. Выплеснуть то, что так долго копилось на душе. Все свои тайны, переживания, злость. Почему-то с чужими людьми всегда проще. Может быть потому что не боишься их осуждения. Поговорили и забыли.
– Долгая история, – закинул я удочку, и она, умница, клюнула, ответив именно то, чего я от неё ждал.
– Я не тороплюсь. Рассказывай.
Девчонка протянула мне одну булочку, и я уставился на неё с удивлением:
– К пиву?
– Неееет! – рассмеялась Мальвина, оторвала кусочек и швырнула в воду. – Это уток кормить.
Я перевёл взгляд туда, куда отправился хлебный мякиш, и заметил, как нескольких водоплавающих пернатых резко сменили курс, направляясь к месту кормёжки.
– В общем, когда-то я был геем, – зашёл я прямо с козырей и глянул на её реакцию.
– Был? – девчонка покосилась на мои обтянутые белой блестящей тканью ноги и поджала губы, пряча улыбку.
– Что?! – развёл я руки в стороны, понимая, о чём она сейчас думает, и с притворным возмущением добавил, – Это не лосины! Это трико! И к ориентации они никакого отношения не имеют!
