Правда изготавливал я их сам из окислов железа и прочих компонентов. К примеру, для получения желтого марса требовался железный купорос, кальцинированная сода, алюмокалиевые квасцы и бертолетова соль. Тыранов помогал подбирать сочетания, делая пробы уже в виде пигмента. Но даже при наличии рецепта и состава по процентному содержанию каждого элемента получить в итоге краситель не так-то просто. Даже элементарно собрать все ингредиенты в это время уже серьёзная проблема.

Мысленно я преклонялся перед теми химиками, у которых мы своровали рецептуру. Это же сколько опытов нужно было провести, чтобы получить в результате необходимый пигмент!

Всю зиму и лето 1834 года я посвятил химии. Тыранов вообще офигевал, когда ему выдавали тот или иной краситель, причём с пояснениями, что ранее этой краски ни у кого не было. Об этом он не преминул похвастаться в среде художников и пригласить их к нам.

Первым на его письмо отозвался родной брат. Тот, который иконописец. С нашим отцом Нестором мужчина быстро нашёл общий язык и взялся писать иконы. Зачем Михаил Тыранов приехал к брату, я так и не понял. Он, собственно, и не мешал. Поселился в доме у батюшки, что-то там изображал, правда, красками (предварительно освящёнными) нашими пользовался.

Следующим по приглашению Тыранова приехал живописец Евграф Крендовский. Да не один, а с молодой женой.

— «В связи с домашними обстоятельствами вынужден был оставить столицу», — передразнил Лёшка художника.

— Да понятно, что парень женился без разрешения родителей, — усмехнулся я и напомнил: — Вообще-то это твои подопечные, тебе их и расселять.

— Я бы кого-нибудь более знаменитого пригласил. Да кто к нам поедет? — вздохнул Алексей. — Ничего. Вот станем известными, тогда и на мэтров замахнёмся… Хотя нужны ли они нам?

О консервативных взглядах в живописи этого времени я уже упоминал. Лёшка предполагал, что мы столкнёмся с большим общественным противостоянием. Чего далеко ходить. Даже наш немец Йохан и то не понимал такого новаторства в изображении людей и пейзажей, хотя и одобрил изображение помещиков. Вдруг мы таким образом и вправду прославимся?

С Алексеем нас запечатлели на полотне «Флибустьеры» в обязательном порядке, ещё и в сложных таких ракурсах. Я висел, ухватившись за канат, создавая ту самую динамичность. Ухайдакался, позируя таким странным образом. Лёшка, в отличие от меня, предпочёл демонстрировать свои телеса. За зиму он основательно подкачался, доведя свою фигуру до совершенства. Конечно, Тыранов немного польстил, согласившись на пояснения друга, как нужно художественно «подсушить» мышцы, но они действительно у бывшего стриптизёра имелись в наличии. В руках Алексей держал две сабли и смотрелся потрясающе. А то, что лица почти не видно, так это даже хорошо.

Своих лучших работников Ваньку и Кузьму я тоже задействовал. Эти «юнги» с левого края полотна фигурировали в виде помощников, разворачивающих пушку к ближнему бою.

Где мы пушку взяли? Её тоже Куроедов притащил. Она фасад его особняка украшала. Говорил, что от отца, участника войны с Наполеоном, осталась. Приврал соседушка, скорее всего. Помню, что его отец выезды с роялями и мадамами горазд был устраивать. А пушку Куроедов наверняка сам где-то купил или умыкнул, чтобы похвастаться. Ну и нам на время выделил «для создания драматизма и настроения».

Вообще на полотне всё смотрелось очень достоверно: и рваные паруса, развевающиеся на ветру, и слепящая морская гладь, и дым от оружия, и сама динамика картины. Всего шестнадцать человек были изображены в виде флибустьеров и их противников.

Про динамику и передачу движения отдельная история. Алексей нашего художника чуть до инфаркта не довёл своими придирками. Хорошо, что мы Тыранова увезли из Петербурга и он не видел картину Брюллова «Последний день Помпеи». Иначе бы расстроился, что у него вместо чётко выверенных жестов и красивых поз, всё та же сплошная «динамичность», перекошенные злобой лица, азарт и блеск стали.

По местным реалиям это очень и очень смело. Никто так не пишет живописные полотна. Тем более большого размера и с такой оригинальной темой.

Почти два года совместными усилиями создавали сей шедевр, и результатом я был доволен.

— Барин наш как живой, как живой! — восторгалась крестьяне знакомому лицу на картине.

Деревенские всю зиму топили помещение дачи, чтобы полотно не отсырело и краски не осыпались. Тыранов обещал ещё довести до ума детали, но в середине лета 1836 года картину перевезли в поместье. В дом такая махина не пролезла бы, потому для «Флибустьеров» собрали временный павильон.

Куроедов лично оповестил всех ближних и дальних соседей. И началось паломничество. Не так-то много в провинции развлечений. А тут вдруг такое событие!

Данненберги приехали вдвоём. Сын был на службе, а Наталью они уже года два назад как замуж пристроили. На свадьбу мы не ездили, но были в курсе, что Наталья Ростиславовна уже одарила родителей внуком.

Гундоровы прибыли всем семейством. Младшей дочери четырнадцать, пора женихов присматривать. Подобные мероприятия с большим количеством уважаемых гостей как раз для этого и годятся.

Александра Азарьевна Лопатина тоже осчастливила нас. Вдовушка стреляла глазками, делала Алексею прозрачные намёки. Причем так настойчиво, не особо стесняясь, что я удивился и поинтересовался у Лёшки:

— Чего это она?

— Замуж хочет, — перевёл друг мне эти «показательные выступления».

— Раньше ведь не хотела, — припомнил я.

— Молодость проходит, — туманно пояснил Лёшка.

Вообще-то да. Вдовушка набрала лишнего веса килограммов так… сорок. Фигура оплыла и никакой корсет уже не спасал. И на лицо она заметно подурнела. Здешние дамы в тридцать лет уже выглядели не особо молодо. Вся эта свинцовая пудра плохо сказывалась на коже, о чём я тихонько поведал Лизе, приведя в пример майоршу Лопатину.

Хотя сама дама своих недостатков явно не замечала. Попутно спросила, где наш родственник Пётр Петрович. Неужели и его в качестве жениха рассматривала? Вначале я сильно был удивлен настойчивыми вопросами, а после припомнил, что Пете скоро тридцать лет. Как говорится, жених «в самой поре».

Лопатину я огорчил тем, что родственник в провинцию из столицы не собирается возвращаться, ему и в Петербурге хорошо. Блистает в салонах, развлекая публику настольными играми. В карты, по слухам, играть перестал и именно по этой причине пока не разорился. Отсутствие Пети огорчило ещё некоторых соседей, которые искали женихов для дочерей.

Ожидаемо кормить и поить всех гостей пришлось мне. Правда, я на них тоже неплохо заработал. Купцам в этом году сахара и спичек совсем не перепало — всё соседи выгребли. Лизины наборы лекарственных трав, расфасованные по картонным коробочкам, вместе со справочниками тоже были чрезвычайно популярны, как и чистка зубов порошком при помощи щётки. Правда, последнее было распространено только в нашем регионе.

Парочку идей Ксенофонту Даниловичу я озвучил, и вот пожалуйста — набор для утреннего туалета, в который входили не только зубная щётка и зубной порошок, но и зеркало, душистое мыло, помазок, бритва (если набор для мужчин) и расшитое узорами полотенце. Всего двадцать пять рубликов извольте. Для «своих» и ближайших соседей по двадцать отдавали.

Куроедов таких наборов несколько десятков пристроил и серьёзно задумался, как популяризировать гигиену среди дворян в столице.

— Этот ж нужно, чтобы сам государь-император начал зубы чистить моим порошком, — горевал Куроедов, что не имеет доступа к сиятельному телу.

— А вы Елизавете книжку закажите. Она напишет романтическую историю, где главные герои будут зубы чистить, — подал я идею.

Написать рассказ я Лизе помогу, в это время не так много пишущих дам, а моя супруга уже получила известность за счёт своих справочников по лекарственным травам. Жаль, её популярность не ушла дальше Самарской и Саратовской губерний, но всё ещё впереди.

Лёшка надеялся, что Слава (угу, именно с большой буквы) нас настигнет, когда мы привезём картину «Флибустьеры» в Санкт-Петербург.