Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Эрнест Бикмуллин

Нью-Йорк. Рецепты выживания

Лотерея грин-карт

Казань. Случилось это в 2001 году. Письмо, написанное вручную, было брошено в почтовый ящик. Не покидало ощущение, что он написал «на деревню дедушке». Спустя год домой пришел большой конверт с плотным содержимым.

Подумав, куда девать столько рекламы, мужчина захотел выбросить его в мусор. Конверт был открыт с чувством потерянного времени. Первые строчки английского языка, давно забытого со школы, поздравляли его словом «Congratulations!».

Чувства взрослого человека, верящего до сих пор, что сказки и мечты сбываются, шептали ему, что письмо это настоящее.

Весь следующий год он переводил документы на английский язык и ждал приглашения на собеседование в Москву. Приглашение пришло.

Белый снег на улицах столицы встретил его приветливо. На удивление, у Посольства США собралось мало народу.

Мужчина на адреналине проходил собеседование, заглядывая в узкие окошки для ответов на английском. Последнее испытание – было предложено три раза расписаться на отдельных бумажках – проверка подписи на соответствие в документах. Рука задрожала, но человек взял себя в руки. Все! Она улыбнулась ему из окошка! Счастье озарило его бледное лицо. Гудбай и велком ту Америка! Выдохнув, мужчина вышел из посольства.

Свежий зимний воздух трепал его волосы.

ТОЛЬКО ТОГДА ОН ПОНЯЛ, ЧТО СКОРО ПОЛЕТИТ В АМЕРИКУ.

Заветный конверт с документами для обмена на грин-карту прислали уже в Казань.

Он улетел из Шереметьево 1 мая и через девять часов ступил на американскую землю.

Перелет Москва – Нью-Йорк

Америка кажется до сих пор недоступной. В последний раз я летал на крепком и надежном «Ту-154» в далеком 1989 году. Вижу огромный «Боинг». Вхожу по трапу в самолет с невесть откуда взявшимся чувством собственного достоинства. Лететь десять часов. После бешеного страусиного разбега «Боинг» оторвался от земли. Он уходил в небо, завалившись крыльями набок для виража. А потом последовал плавный подъем до «потолка».

Стюардессы начали надевать на себя спасательные жилеты на случай «плавания» в океане. До сих пор испытываю панику перед первым движением, потому что, засунув руку под сиденье, вытащить жилет оттуда у меня не получалось никогда.

Первые «воздушные ямы». Кишки прилипают к горлу. Смотрю на людей. Большинство сидит спокойно. Кто-то уснул, нарочно выпив водки, надеясь умереть незаметно.

Пытался заснуть – бесполезно… Так я и не научился спать в перелетах. Зато научился осознавать самолет. Наконец объявили о приближении к аэропорту Кеннеди.

Долгое снижение выносит мозг. Какие-то маленькие домики в иллюминаторе… а где же небоскребы? Приземление. Напряжение спало. Болит голова. Ноги затекли. Теплынь за окошками самолета. Пассажиры похлопали летчику и пошли. Толпа меня вынесла в огромный зал со змейками очереди, где люди ждут прохождения таможни у грозных служителей аэропорта, сидящих в стеклянных кабинках. Опыт небожителей сразу дал мне понять, что язык жестов здесь никто не отменял. По указательному пальцу афроамериканки я встал в нужную очередь. Уже скоро у меня отобрали конверт, сказав, что я свободен, а грин-карту мне пришлют на адрес родственников, живущих в Нью-Йорке.

Знакомство с Бруклином и Таймс-сквер

Русские магазины, русские медицинские бизнесы. Все готово к твоему приезду. Довольно скучные пейзажи города Бруклина. Кирпичные шестиэтажные дома, построенные в начале двадцатого века. В теплом климате дома стоят долго. Внутри легкие гипсокартонные перегородки «джипсум боард». Ощущение какой-то «ненадежности» квартир. Дверь входная обита тонким слоем металлического листа, и так у всех жителей. Замки во всем доме одинаковые, только ключи разной нарезки. В туалете окно на улицу немного смутило меня. Рамы поднимаются вверх/вниз, сперва непривычно. Окна постоянно открыты, даже ночью. Продуваемость отличная, воздух свежий, легкий. Обстановка у родственников неказистая, мебель дешевая, в квартире, кроме кроватей и маленького шкафчика с книгами, ничего нет. Телевизор разве что. Зато большая кухня. Удивляют размеры холодильника – с метр в ширину… и такая же широкая метровая плита!

Первое, что поставили мне на стол, – икра. Она здесь стоит копейки, и прилетевший родственник наелся быстро. Сразу же сказалась усталость, и я лег спать.

Утром, гуляя по Оушен-авеню, зашел без страха в неблагополучный район. Посмотрев впервые на местную гопоту, я пришел к выводу, что они мне напоминают нашу молодежь восьмидесятых. Во многом, их манера поведения была скопирована у нас от скуки в эпоху застоя через художественные американские фильмы того времени.

Английский, что врывался в уши, был неузнаваем. Как я ни напрягался – произношение было настолько инопланетным, что я стал сомневаться в своем школьном английском.

На следующий день пейзажи Бруклина сменились впечатлением от Таймс-сквер, что залита огнями двадцать четыре часа в сутки. Было и тут чему удивиться. Мне казалось по фильмам, что весь Манхэттен освещен огнями по самые уши. Оказалось, ничего подобного. Только Таймс-сквер. Остальное – темные колодцы из авеню и стритов, сформированные строгими, пепельно-серыми небоскребами разной высоты.

Первые доллары

На третий день меня «погнали» устраиваться на работу в Бруклине. Здесь нельзя жить «у родственников» просто так, как в России. Первая работа. Как и у всех, неблагодарная, малооплачиваемая. Да к тому же в ночь, так как днем надо было оформлять себе «соушел секьюрити», открывать счет в банке под названием «чекинг аккаунт». Но обо всем по порядку. Итак, работа в бруклинской хлебопекарне, что на Мак-Доналд-авеню, на всю жизнь врезалась мне в память. Газета «Русская Реклама» весом два паунда. Звонок. Собеседование по телефону:

– Сорок долларов в ночную смену. Согласен?

А куда деваться? Надо с чего-то начинать. Семь вечера, родственники ужинают, смотрят телик, я надеваю кроссовки и иду пешком сорок минут до работы. Восемь вечера – на старт, быстрое знакомство с ребятами, простые задания, и вот меня уже поставили в тройку по упаковке хлеба в целлофановые пакетики.

Опишу суть отупляющей операции: три человека работают у станка по нарезке хлеба. Один стоит на ящике и давит хлеб по металлической плоскости, что стоит под углом к ножам. Вдавливая хлеб в бешено работающие ножи, нужно вовремя убрать руки и схватить следующий батон или буханку. Второй человек принимает нарезанный хлеб, вытаскивая его из-под ножей руками, и отдает его третьему человеку. У того на подхвате пакетики целлофановые на специальном крючке напротив механизма, что осуществляет поддув воздуха в пакет. Пакет надувается, и туда закидывается батон. Срывается пакет руками с крючка, и при этом так устроено, что конец пакета зажимается в узел при срыве. Булка летит в коробку, что будет погружена в хлебовозку. Вот и все. Обед поздно ночью, с двенадцати до часу. Знакомимся поближе. Кто с Украины, кто из Молдавии, кто из России. Сосед чуть не подавился, узнав о моем территориальном происхождении. Оказывается, до меня работал здесь парень из Люберец. Так он успел всем из бруклинской хлеборезки рассказать, как он ненавидит казанскую уличную орду, доставившую немало хлопот качкам из Люберец своими набегами.

Продолжу немного в том же духе. В хлеборезке ребятушки мне объяснили, что различные группировки контролируют теперь Нью-Йорк, после облавы на семью Гамбино. И эта семья – последняя из сицилийской мафии. Не знаю, правда или нет, но я лишь передаю услышанное. Помню еще, как Леннокс дрался с Кличко и мы горячо обсуждали тот бой лета 2003 года.

Теперь немного о грустном. Перед окончанием смены, в четыре утра, я увидел, как свежий хлеб, сделанный сверх нормы, был упакован в два черных мешка и выставлен на улицу как «гарбич». На мой вопрос, зачем такое отношение к хлебу, почему бы его не раздать малоимущим или отдать на корм, мне ответили, что хозяину проще его выбросить в мусор, ибо здесь панически боятся просроченных продуктов.

1
{"b":"799537","o":1}