За ужином Захар объявил, что они уезжают жить в деревню. Навсегда. Квартиру пока не будут продавать, а потом видно будет.

– Как? Почему ты решил без меня? Почему не поговорил со мной?

– Я говорю.

Аля поймала на себе его неожиданно жёсткий взгляд и осеклась. Такого Захара она не знала. Аля заплакала. Она полюбила эту деревню, но только на два дня в неделю. И то не каждый уикенд. И что она будет там делать? Где работать? А Люся? А подруги? Аля засобиралась к сестре. Ей немедленно надо было поделиться. Немедленно.

Захар сидел за столом, продолжая есть. На Алю не смотрел. Ел так, будто клад копал. Слёзы Али не подействовали на него. Верней, они действовали всегда, но на этот раз он решил крепиться, хоть ему и хотелось подскочить к жене, обнять, успокоить, но он боялся сдаться. Мама предупреждала, что так и будет. И вообще, она сказала, что Аля вьёт из него верёвки. Он очень удивился этим словам. Ему казалось, что мама полюбила Алю, как дочь.

Дурашка. Так почти не бывает, тем более разве может мама «поделить» единственного сына с кем-то? Кто-то знает такие случаи? Пока маме было кем командовать, она не сильно проявляла себя по отношению к молодой невестке, но тем не менее пристально наблюдала за счастьем своего чада. Иногда Але казалось, что свекровь смотрит на неё так, будто досье собирает. Но она себя одёргивала: «Нет, мне кажется».

Аля приехала на такси к сестре. Открыв дверь, Люся сразу поняла, что произошла катастрофа. Слишком хорошо она знала свою девочку. Аля долго рыдала, Люся ждала. Велела мужу поставить чайник. Он ушёл и вернулся с тремя бокалами коньяка и лимоном. Выпили. Помолчали. И Аля вылепила всё. Был принесён ещё коньяк. Отпустило. Стали думать.

– Да может ещё не точно.

– Да может поживёте пока так: он там, ты здесь.

– Да может оно и к лучшему. Детишки пойдут, им там хорошо будет.

Посыпались шутки, анекдоты. Развеселились. Представили Алю с подойником. И даже верхом на свинье. Хохотали до слёз. Где Аля, а где подойник и свинья. Хохотали-хохотали, уже и коньяк закончился. За окном стемнело. Захар не звонил. Он понимал, что Аля выпустит пар, поплачет в жилетку сестре и согласится с ним. Ведь так правильно же?! «Да прилепится жена к мужу своему» …

Захар нисколько не сомневался, что Аля «прилепилась» навсегда. Нисколько. Он никогда не думал о жене, как об отдельной единице. Он знал только «мы». Так его родители жили, родители его родителей. Ему в голову не приходило, что Аля «из другой песочницы», что она совсем не «крышечка к его горшочку». Размеры разные. То ли крышечка мала, то ли горшочек велик.

«Да образуется всё, привыкнет».

Аля осталась ночевать у Люси. Захар и не ждал её. Утром очень рано она помчалась домой, чтобы переодеться и поехать на работу. Когда она вошла в квартиру, мужа уже не было. Она стояла посреди комнаты и печально обводила взглядом квартиру. Так уютно, так красиво, всё придумано и сделано ею самой. Вздохнув, отправилась на работу.

В трамвае смотрела в окно, как будто всё старалась запомнить, будто прощалась с городом. «А, может, он передумает?».

Но он не передумал. О том, чтобы маму перевезти в город, не было ни мысли, ни речи. Мама приросла и проросла в этой деревне. Она думать о городе не могла. Это не только не обсуждалось, но и не могло даже обсуждаться.

***

Они переехали. Алина спокойная жизнь закончилась. Верней сказать, жизнь вообще закончилась. Глаза потухли, улыбка исчезла с лица. Её раздражало всё: петухи по утрам, бесконечные чугунки и ухваты. «Косорукая» – сказала однажды свекровь, когда она перевернула на пол чугунок с какой-то «запаркой». Аля переживала страшно. Хотя и виду не показывала.

В один из нечастых приездов в город Аля пожаловалась сестре на недомогание, сестра сразу насторожилась и поняла, в чём дело. Они с Люсей купили тест на беременность… Выяснилось, что Аля ждёт первенца. Она была очень счастлива в этом ожидании… Её освободили от некоторых работ. Но она продолжала учиться деревенской жизни, но не так остервенело, как раньше. Трудно для Али было абсолютно всё. Нельзя выделить отдельно что-то. Просто одним словом – всё. То её петух заклевал, то корова забодала, то свинья укусила. Даже кошка её невзлюбила и всегда занимала Алино место на кровати, как будто выживая её из дома. А ещё эта тварь таскала мышей и клала их Але в тапки. Надо было без конца что-то замешивать, запаривать. А как она не сразу научилась растапливать печь…

Однажды муж с матерью повезли мясо в город, и ей пришлось остаться на хозяйстве одной. Мучилась с печкой долго. Заворачивала поленья в газеты, но они не хотели разгораться. В результате залезла на холодную печку, закуталась в тулуп и всю ночь не спала, чутко прислушиваясь к каждому шороху. Можно представить выражение лица свекрови, когда они вернулись из города. В глазах свекрови она видела только усмешку и осуждение. «Белоручка». А руки уже и потрескались давно, и крем не помогал. И волосы не видели рук мастера давно. Встанет утром, как скрепит резинкой хвостик, так и до следующего утра. Тушь, помада… Она и не помнила, где они лежат.

И только за месяц до родов ей разрешили поехать «домой» к Люсе. Тут уж она отдохнула, понежилась, превратилась в прежнюю Алю-дочку: холёную, красивую, ну, немножко толстенькую. Люся её просто залюбила. Весь месяц они с Люсей носились по магазинам и салонам. Але совсем не мешал живот. Она была, наконец, по-настоящему счастлива.

Аля родила двойню. Девчонок. Люся с мужем взяли отпуск, и кружились втроём, как заведённые. Но через месяц Захар приехал и забрал свои сокровища.

Свекровь огорчилась, что родились «не фермеры». Началось такое сложное время для Али. Помощи ждать было неоткуда. Она, как говорят, «света белого не видела». Конечно, и до неё рожали двойню, и после неё… Но… может быть, другим хоть кто-то чем-то помогал. А здесь нет. И не потому, что не хотели, а потому, что от хозяйства оторваться не могли.

Так и жили. И всегда свекровь была недовольна. Люся приезжала редко, её здесь не жаловали, но за подарки терпели. Она же никого не оставляла без внимания. Свекровь щеголяла по деревне в обновках.

Когда девчонкам исполнилось по три года, Аля, наконец, выспалась. Захар тут же предложил родить мальчика. От неожиданности Аля заорала «Нееет!». Захар уставился на неё, не понимая. Обиделся и ушёл. Дальше она пресекала все разговоры на эту тему.

С годами свекровь брюзжала всё чаще, недовольства с каждым днём росли. Прикупили коня, индюков, работы становилось всё больше, а с девочками надо было заниматься. Аля поняла, что ей это всё хозяйство постыло. И то, что раньше нравилось в муже, за что она его полюбила, теперь раздражало. И она осознала вдруг, что жизнь кончилась для неё давно, в тот день, когда она переехала сюда. А может, в тот день, когда вышла замуж за Захара. Не приняла её деревня. А она деревню. В восхитительном свежем воздухе Аля теперь всё время чувствовала запах коровьего навоза. Комары донимали Алю прямо с марта, никто ей не верил. Парное молоко она так и не полюбила. Оно ей тоже воняло чем-то. В речке купаться брезговала. Да и когда купаться то?

***

Девчонкам уже по десять лет. А она скоро будет выглядеть старше Люси. Как-то растолстела, обрюзгла, обабилась, а ведь всего чуть за тридцать. Лицо чёрное как головёшка, и руки с яркой белой полосой чуть выше локтя от футболки.

Вошла свекровь и спросила, где чугунок для ягнят. Аля его с утра забыла «запарить». Что тут началось… И вот тут-то и сдали нервы…

Они только не подрались, а остальное всё случилось: оскорбления, обвинения… сыпались как из рога изобилия. Хорошо, что девчонки не слышали. Выполнив полагавшуюся им работу (пололи грядки), они выпросили разрешение пойти на речку с ребятнёй. Аля под косым взглядом свекрови поинтересовалась насчёт взрослых, и успокоилась, услышав, кто с ними пойдёт.

***

И вот теперь она ехала в электричке и вспоминала всё это, и никак не могла до конца успокоиться. Она сама во всём виновата. А что же она могла сделать тогда, десять лет назад? Как поступить? Теперь она знала, что она не должна была соглашаться. Деревенская жизнь не для неё. Что же ей скажет Люся?