– Как же? – Меня одолевает неуместная веселость. – Мои руки связаны, а глаза закрыты.
– Не знаю пока. Но разберусь.
Я ничего не отвечаю. Крысы ушли или передохли – и плохо, и хорошо. Никаких оправданий от меня не услышит. Любое мое слово лишь убедит его.
Охотник, видимо, больше не собирается спать, а я истощена. Стоит прислонить голову к стволу, как звуки уходят вместе с тяготами и болью. Возвращается все так же разом, и я не могу сдержать стон. Болит все тело. Если и дальше будет так, то уйти не получится, он возьмет свое, а девочки погибнут следом за мной.
– Как ты услышала крыс? – спрашивает хаас довольно близко, и я поворачиваю голову в его сторону.
– Как ты их не услышал? – вместо ответа я задаю вопрос, а он зло сплевывает. Серьезно? Полагаешь, я вот так просто выложу все? Не надумал ничего путного за ночь-то.
– Не дергайся, я уложу тебя с одного удара, – обещает охотник, присаживаясь позади. Цепи звякают. Я с трудом свожу плечи, руки висят плетьми. Он хватает меня за локоть и тянет вверх. Мне больно до слез, я жмурюсь, но под повязкой этого совсем не видно. Ноги плохо слушаются, я шатаюсь, и если бы он меня не держал и не тянул, я бы не поднялась. Охотник снова стягивает запястья у меня за спиной.
– Ты необычный демон, – подмечает он. – Да?
– Я не демон, – сипло бормочу бессмысленные слова просто потому, что должна. Мы оба в это не верим.
– Ты пытаешься меня обмануть, – удивительно спокойно реагирует охотник. – Не рассчитывай.
– Твоя лошадь устала, а у меня лопнет голова, если я опять буду висеть весь день.
– Пойдешь сама, – чуть подумав, бросает он, перематывая цепь так, что мои руки теперь впереди, и меня будет вполне удобно тянуть за собой.
– Мне нужно видеть.
– Вот поэтому, демон, – яростно шепчет он в мое ухо, на раз раскусив подвох, – я знаю, что ты пытаешься меня обмануть. Не отставай и ни во что не врежешься, – толкнув меня вперед, он садится верхом и дергает за цепь.
Плечом нахожу бок коня и иду рядом. По крайней мере, я замедлила нас и выиграла пару-тройку часов. Да и от мешка на голове уже избавилась. Спотыкаюсь о трупы крыс, иногда с трудом могу перешагнуть туши. Крупные, отъевшиеся, одни из самых опасных хищников в мире, уступающие разве что ниадам. Боги, как близко они были. Порой задеваю жгучие листья кромула. Сквозь одежду жар почти не ощущается, я пытаюсь уберечь от ожогов только руки. Когда опасные кусты пройдены, намеренно сбавляю шаг, излишне часто спотыкаюсь и валюсь на лошадь.
– С завязанными глазами невозможно идти, – стараясь звучать уверенно, я говорю нарочито медленно.
– Ползи, беги, – беззлобно советует охотник. Видимо, доволен моей покладистостью и постепенно теряет бдительность. Я немного воодушевляюсь, если так пойдет и дальше, ночью можно попробовать сбежать. Стоит только убедить его снять ленту с глаз или дать возможность поспать не привязанной к дереву, и свобода окажется ближе, чем сегодня. Вот только я едва держусь на ногах и умираю от жажды. Даже если мне удастся обездвижить лошадь, и охотник станет медленнее, то он по-прежнему выше и сильнее меня, потому единственное, на что мне можно рассчитывать…
Я с отвращением понимаю, что рассчитывать не на что. Нет ни единого шанса уйти. Он догнал меня, когда я была сильна, быстра и далеко от него.
Осознание накатывает на меня внезапно, так, что я спотыкаюсь и падаю на колени.
Боги… Когда он убьет меня, девочек уже ничто не спасет, никто не защитит.
– Эй, отродье, поднимайся, – требует охотник, дергая цепи. – Привал еще не скоро.
Я хватаю ртом воздух как рыбешка, выброшенная на берег, и судорожно ищу, ищу хоть какой-то способ не сгинуть. Только за последние две ночи я тонула в реке, в меня стреляли, крысы были в двадцати шагах, и я дышала кромулом, но убьет меня охотник, отдаст в жертву через пару дней, потому что видел мои грехи и свои замаливать будет мной.
– Поднимайся! – кричит он.
– Нет, – холодно, так как внутри все заледенело от безнадежности, говорю я, поднимая голову. – Больше не могу.
– Торговаться хочешь? – Охотник тяжело спрыгивает с лошади и хватает меня за подбородок. – А я-то голову ломаю, что за демон мне достался в этот раз. Молчит, ничего не предлагает, сбежать не пытается, о коне заботится…
– Ты ошибся, я не демон, – у меня закрадывается подозрение, что охотник умалишенный. И я не первая жертва.
– Как ты узнала про крыс, а? Как подняла семена кромула, тварь? – От него снова веет зверем, голос у охотника довольный. – Человеку такое не по силам. Что на это скажешь? Признайся, и упростишь все для нас обоих.
– А зачем тебе мое признание? – Пересохшие губы плохо слушаются, но я стараюсь.
– А и вправду, зачем? – он отпускает мое лицо. – Ты мне для другого нужна, – бормочет охотник, подхватывает и легко отрывает меня от земли, без труда укладывает как мешок на лошадь, а сам забирается следом. И все повторяется: хребет впивается в живот, болит голова, ноют руки. Лошадь идет устало, наверное, я теперь тяжелее от отчаяния.
Мои глаза закрыты, мысли пусты. Я жду. Жду момента, когда ко мне вернется вера и возродится лихое безумие. Так уже бывало и будет снова. Может, и убьет, но просто так я не сдамся, буду бороться до последнего. Я не оставлю девочек без защиты.
На задворках сознания слышу недоумевающий рык Калы, чующей мою боль и отчаяние. Я ничего не отвечаю, пока мне нечего сказать.
В какой-то момент копыта лошади не цокают о камни и не стучат о твердую землю, а немного чавкают при каждом шаге. Охотник держит меня за штаны, а я, извернувшись, хватаюсь пальцами за его руку, напрягаюсь, слегка проворачиваюсь и падаю с лошади немного в сторону. Одежда моментально промокает, но мне плевать. Перекатываюсь на живот и подбородком чувствую родник.
Хвала Древним, что не оставляют меня.
Я прокусываю губу, сплевываю кровь. Глотаю содранным горлом холодную проточную воду. Это не река, но поможет восстановиться, особенно после ночи. Боль отступает, и я, сев на колени, вдыхаю полной грудью. Живот ненадолго перестает ныть и пульсировать.
– Правильно, что не просишь у меня, – говорит охотник, спешиваясь рядом. Он держит свое обещание и больше воду не предлагает. – Лучше пей грязь, грязь тебе привычнее.
– Зато не отравлена, – мой голос звучит совсем не так, как пару часов назад. Он больше не скрипучий и не колючий. В руках чувствуется привычная сила, тело не ноет, и я снова собираюсь спасаться.
Охотник многозначительно хмыкает, подтверждая, что вчера в воде были листья кромула, чтобы выжечь меня изнутри и ослабить.
Выпей я, и нас сожрали бы крысы. Хоть бы спасибо сказал, безумец. Мне тыкать в это не с руки.
Вода унимает и жажду, и голод, я еще раз опускаю лицо к прохладному роднику и делаю несколько глотков. Слышу довольное ржание и причмокивание совсем рядом.
– Я решил, что ты не побрезгуешь пить из одной лужи с лошадью, – говорит он, присаживаясь рядом.
– Лошадь – чистое животное, в отличие от тебя, хаас, – Мои глаза закрыты, и руки связаны, а я все еще хорохорюсь. Хоть что-то должно его пронять.
– Или от тебя. – Не остается в долгу охотник.
Что ж, мы друг друга стоим. Вот только ты убил моего коня просто так, а я твою лошадь спасла. И тебя спасла. Сложно, наверное, признать. Я вот умею отдавать любые долги.
– Поднимайся, – велит он и, судя по голосу, мне лучше не возражать. Я делано тяжело встаю на ноги, чтобы он ничего не заподозрил. Внезапная прыть только уверит охотника в его правоте. Теперь все, что мне нужно, – это продолжать быть смирной и ждать. Хаас не дурак, но ничего не знает о таких, как я, только немного о демонах. Понадобится только один миг, одно правильное мгновение. И если нет шанса разойтись и обоим остаться невредимыми, то мой выбор очевиден.
Ты топил меня. Ты стрелял в меня. Ты хотел меня отравить. И ты убьешь меня ради своей цели.
Потому я убью тебя первой. Я должна вернуться за девочками, чего бы это ни стоило. И Боги знают, я не отправляю души к Смерти, когда есть другой путь.
