Культаун не город, а целая планета, в высшей степени спокойная, с патриархальным укладом и добронравным населением. Там нет армии — Культаун ни с кем не собирается воевать. Нет полиции, зачем полиция там, где не бывает правонарушений? Нет и правительства, потому что у планеты есть хозяин. Культаун принадлежит гангстерскому синдикату Жозефа Культи, того самого, о котором уже шестьсот лет рассказывают леденящие истории во всех обитаемых мирах. Сам основатель криминальной империи давно упокоился в фамильной гробнице, но все его потомки также носят имя Жозеф, а уголовная кликуха Культя стала фамилией, которую редко произносят вслух, но всегда подразумевают, когда речь идёт о тех, кто решает судьбы Галактики.

Жозеф Культя и его потомки на Культауне вряд ли появлялись; здесь живут отставные киллеры, дожившие до старости карманники и домушники, полисмены, не за страх, а за совесть покрывавшие преступников, вся та уголовная шушера, с которой никогда не считаются, но без которой не стоит ни одна преступная империя.

С появлением Культауна у бывших шестёрок, давно осознавших, что в боссы им не выбиться, возникла новая мечта: собственный домик с садиком на курортной планете, откуда нет выдачи, и где от тебя не потребуют даже свидетельских показаний относительно давно закрытых уголовных дел.

Профессиональный нарушитель закона на пенсии — в природе нет более законопослушного существа. Те их коллеги, что привыкли разрешать ножом и пистолетом собственные проблемы, попросту не дожили до пенсии.

На Культауне не встретишь бродячего коммивояжёра, здешние жители зубы съели на подобных шуточках, здесь нет рекламы, никто никого ни к чему не призывает. «Нет, не был, не имел, не участвовал» — таково кредо жителей Культауна. В садиках, что окружают дома, цветут непременные розы, — гиацинты и левкои не пользуются популярностью среди местных жителей, — и поседевшие герои плаща и кинжала обсуждают проблемы подрезки розовых кустов.

Кроме пенсионеров на Культауне живёт некоторое количество врачей и щепоть обслуживающею персонала. Оклады у них такие, что за своё место эти люди держатся когтями, зубами и прочими хватательными органами. А вот у пенсионеров социальным работникам поживиться нечем, разве что букетом свежих роз.

Неудивительно, что в таких условиях преступность на Культауне неудержимо стремится к нулю и, если бы не статистические выбросы, давно бы этого нуля достигла.

Целая планета преступников — и ни одного преступления! Так не должно быть и так не будет!

Я отправился на Культаун.

Дело в том, что я правонарушитель-одиночка, один из тех, с кем синдикат ведёт смертельную войну. А я, соответственно, не упускаю случая устроить подлянку клану Жозефа Культи.

Буду честным, — воры любят говорить о честности, — идейные соображения занимали в моих планах предпоследнее место. Главным была простая мысль: где-то потомки Жозефа Культи должны хранить накопленные ценности. Речь идёт не о деньгах, которые пускаются в оборот, а об уникальных предметах, в первую очередь произведениях ювелирною искусства, которых за шестьсот лет обязано было скопиться немыслимое количество. Очень хотелось запустить лапу в эту сокровищницу. Знать бы только, где она…

Но однажды меня осенило: сокровища династии Жозефа Культи — здесь, на самой спокойной планете вселенной, где, при всём том, не встретишь постороннею человека. Конечно, посторонние есть всюду, но на Культауне им неуютно, они находятся под неусыпным наблюдением; бывших гангстеров не бывает, и любой из здешних пенсионеров зорко поглядывает по сторонам в перерывах между рыхлением земли и поливкой роз.

Сходу появляться в столице в мои планы не входило. Это значило бы голосить на весь Культаун: «Я прилетел пощупать ваш центральный банк!» А люди на Культауне живут тёртые, и сколько будет дважды два — знают.

Грузовой звездолёт высадил меня у небольшого городка километрах в восьмистах от столицы. Далее я собирался путешествовать на пикапчике ярко-зелёною цвета с небольшим трейлером такого же окраса. Из оборудована было только то, что могло поместиться в мой автопоезд. Таможни на Культауне нет, ввози хоть планетарную бомбу, но помни, что за тобой присматривают профессионалы: опытные контрабандисты, наркоторговцы, террористы и прочий люд, поднаторевший в провозе куда не следует того, что не полагается. Именно потому таможня Культауну без надобности.

Дизель у пикапчика был запитан от реактора, рассчитанного на семь тысяч лет непрерывной работы, так что в заправках я не нуждался и энергию мог не экономить. Поэтому, осмотревшись на местности, я взял курс прочь от города, в самую глушь, где обитали старики, нелюдимые даже по меркам Культауна.

Первую остановку я сделал возле одиноко стоящего домика с фруктовым садом и непременными розами под окнами. Стучаться не стал, а просто поставил анилиново-зелёную палатку шагах в двадцати напротив фермерских окон, уселся у входа и принялся смиренно ждать.

В любом другом месте вселенной хозяин через пять минут выскочил бы на улицу с дробовиком в руках, но на Культауне народ культурный, приученный бурной молодостью к вежливости, поэтому хозяин объявился лишь через полчаса, и в руках у него была только пенковая трубка.

Мы одновременно поздоровались, потом хозяин набил свою трубочку, закурил и лишь после этого спросил, что я тут делаю.

— Смотрю на небо.

— Понятно, — сказал отставной гангстер, хотя ни черта он не понял.

— Скажите, — спросил я, — вам не кажется несправедливым, что небо на всех обитаемых планетах — синего цвета?

— Каким же ему ещё быть? — удивился мой собеседник. — Небо всегда синее.

— А между тем самый лучший цвет — зелёный! Спросите вашего врача, он подтвердит: зелёный цвет успокаивает нервы, он лечит глаза, делает человека счастливым. Если бы небо над нами было зелёным, сколько несчастий обошло бы нас стороной!

— Вы собираетесь перекрасить небеса?

— Что вы, я пока ещё не господь бог. Если угодно, можете считать меня проповедником зелёных небес, хотя я не призываю молиться и не обещаю пряников после смерти тому, кто при жизни будет ходить за мной словно баран за пастухом. Я езжу по миру и рассказываю людям о зелёном цвете. Покрасьте потолок в вашей комнате в цвет свежей травы, и вы увидите, как волшебно переменится ваша жизнь.

— Вы торговец краской?

— Ни в коем случае! У меня нет ничего на продажу. Есть только слова, а они совершенно бесплатны.

— Тогда чего ради вы заехали в нашу глухомань?

— Должен же я кому-то говорить свои слова, рассказывать о великом счастье жить под зелёным небом, а жители провинции лучше умеют слушать, нежели те, кого оглушил столичный шум. Нас очень мало, тех, кто посвятил себя служению зелёной идее, но мы делаем наше дело, не поддаваясь унынию, ведь над каждым из нас зеленеет купол, — я кивнул на палатку за моей спиной.

— И помогает? — сочувственно спросил отставной мафиози.

— Меньше, чем хотелось бы, — честно ответил я. — Всё-таки, это всего лишь палатка, выкрашенная в нетривиальный цвет. Вот когда мы сможем построить храм… Это будет замечательное сооружение. Прежде всего — купол, зелёный и прозрачный. Разумеется, никаких изумрудов, мы не Ротшильды, да и где найдёшь такой изумруд. Для купола лучше всего подойдёт искусственный хрусталь… — я вытащил из кармана зелёное стёклышко и приставил к глазу. — Купол будет вот такого цвета. Можете взглянуть сквозь стекло и увидеть, как разительно изменится мир.

Многоопытный фермер быстро убрал руки за спину. Я, не настаивая, спрятал стекло в карман и продолжил рассказ.

— Стены хотелось бы построить из светло-зелёного нефрита. Материал не слишком дорогой и очень прочный. В храме не будет никаких икон и скульптур, никаких попов, служб и проповедей. Только скамьи, где можно сидеть, думать о своём и любоваться зелёным небом. Мы не конкурируем ни с какой религией, все они говорят о смерти, хотя и называют смерть жизнью вечной, а мы просто дарим радость каждому прямо сейчас.