Annotation
Очерки, составившие книгу, расскажут об экспонатах, представленных в музеях Москвы и Подмосковья, об их необычных судьбах, связанных со значительными событиями в жизни столицы и страны.
Поиски… Находки… Загадки… Гипотезы… Размышления… Эти слова не зря вынесены в подзаголовок книги. Они определяют направленность очерков, собранных в книге. Автор ее, Евграф Васильевич Кончин, увлечен "московским поиском" и в каждой своей новой работе открывает перед читателем судьбы музейных экспонатов или какие-либо неизвестные дотоле страницы в их истории, связанные со значительными событиями в жизни Москвы и всей страны.
Евграф Васильевич Кончин
Сугробы на мраморной лестнице
Тайника Воскресенского монастыря
Затерянные портреты Пушкина
Где она, легендарная скрипка Маджини?
Эта странная, затейливая судьба!…
Местонахождение было неизвестным…
Евграф Васильевич Кончин
Былого ищу следы…
ЕВГРАФ КОНЧИН
БЫЛОГО ИЩУ СЛЕДЫ…
поиски
находки
загадки
гипотезы
размышления…
МОСКОВСКИЙ РАБОЧИЙ
1984
79.1 К64
Кончин Е. В.
К64 Былого ищу следы… - М.: Моск. рабочий, 1984. - 160 с, ил.
Очерки, составившие книгу, расскажут об экспонатах, представленных в музеях Москвы и Подмосковья, об их необычных судьбах, связанных со значительными событиями в жизни столицы и страны.
1905040000 - 149
К ____________________164 - 84
М172(03) - 84
ББК 79.1 379,4
Издательство «Московский рабочий», 1984 г.
Сугробы на мраморной лестнице
Эти несколько тетрадок в коленкоровых переплетах! Однажды мне дала их искусствовед и реставратор Екатерина Юрьевна Иванова.
Гак выглядел один из музейных залов в 1942 г.
- Посмотрите. Это дневники моей матери Натальи Николаевны Бритовой, которые она вела в годы войны. Мама была ученым секретарем Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, членом его ученого совета. В дневниках говорится и о сохранении музейных экспонатов. Вас, кажется, интересует такой материал…
Да, материал о сохранении и спасении во время Великой Отечественной войны художественных ценностей меня весьма интересовал. Об этом я опубликовал несколько очерков.
Бритова писала дневник, естественно, сугубо для себя. Быть может, еще для дочери. Писала в тяжелые дни, чтоб высказаться, немного облегчить боль и горе, и в дни светлые, умиротворенные. Человеком она была сдержанным, поэтому в дневнике особо не распространялась - несколько коротких четких слов, никаких рассуждений, никаких эмоций. Старалась хоть двумя фразами, хоть одной, но отмечать каждый ушедший день. Не всегда это удавалось, в дневнике есть недельные пропуски - тогда, очевидно, приходилось совсем тяжко, не до заметок было.
Дневник Бритовой, активной участницы сохранения всемирно знаменитых художественных сокровищ Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, несомненно, является истинным историческим документом.
Наталья Николаевна Бритова в 1924 г. окончила Московский университет. Через шесть лет пришла в Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, в то время он назывался Музеем изящных искусств. Одна из немногих оставшихся во время войны сотрудников. Позже и до своей смерти в 1968 г. заведовала отделом античного искусства. Крупный советский специалист. Оставила после себя добрую память, восхищенное и трогательное уважение всех, кто, но словам одной старой сотрудницы, знал «нашего лучшего человека». Оставила серьезные научные труды и эти тетради в коленкоровых переплетах.
Ее военные записи настолько меня взволновали, что я уже не мог не рассказать о том, как в 1941 - 1943 гг. были спасены художественные сокровища Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, о самоотверженных его сотрудниках, и Бритовой в их числе, которые совершали свой ежедневный подвиг в условиях чрезвычайно трудных, о чем до сих пор почти неизвестно посетителям музея. Наверное, за всю более чем семидесятилетнюю его историю этот период - самый неизведанный. Еще раз повторяю, что я сознательно ограничил свое повествование сорок первым - сорок третьим годами.
Я просмотрел документы военных лет, сохранившиеся в музейном архиве, встретился с уже немногими тогдашними сотрудниками - все эти сведения дополнили, пояснили краткие, подчас слишком краткие, строчки дневника Бритовой. Но именно этими строчками, достойными быть вырубленными в мраморе, я начинаю каждую главку своего очерка.
29 июня 1941 г. Лапин ушел добровольцем на фронт…
Главного хранителя Николая Федоровича Лапина считали «сухарем». Однако те, кто узнавал его ближе, открывали за требовательностью, строгостью, немногословием и доброту и отзывчивость, даже сентиментальность. С удивлением узнавали, что он страстно любит цыганское пение. А еще - собирает все, что относится к городу Судаку. Москвич, а так увлечен небольшой крымской крепостью! Книгу написал о ней.
Но, пожалуй, главной чертой его характера было обостренное чувство долга. Перед собой, перед обязанностями своими, перед страной. Быть может, потому, что Московский художественный институт заканчивал у Владимира Андреевича Фаворского. Хорошо помнил слова выдающегося художника: «Основой подвига является забвение себя. Когда перед тобой возникает что-то большее, например, Государство или Человечество». В сорок первом нужно было забыть себя…
Николай Федорович вышел из призывного возраста и здоровьем крепким не отличался, поэтому добился, чтобы его зачислили в ополчение. После разгрома фашистов под Москвой вернулся в музей, затем работал в Полиграфическом институте.
Вступили в народное ополчение такие крупные ученые, тесно связанные с музеем, как Владимир Дмитриевич Блаватский, Всеволод Игоревич Авдиев, научный консультант музея Абрам Львович Гуревич.
Но еще в июне ушла в действующую армию почти вся музейная молодежь: не стало в музее обаятельного и веселого Алексея Воробьева; талантливого затейника, всеми любимого Василия Перегудова; Василия Симонова, мастера на все руки, справедливо прозванного палочкой-выручалочкой; Василия Самоцветова, беззаветно преданного музею; техника Василия Рычагова, маляра Дмитрия Мятечкина, скульпторов-форматоров Василия Прохорова и С. Мясина, Михаила Филатова, Михаила Глебовского, братьев Ивана и Михаила Костиковых…
