Несмотря на близость воды, воздух вокруг казался раскаленным. Рой недовольно поморщился: судя по всему, фьен этого года будет слишком сладким. Лагуна обмелела, а у небольших каналов, опоясывавших Лагомбардию, обнажилось дно. Лишь по Большому каналу было возможно проехать на барках.

Жара стояла уже давно, до сбора урожая было еще несколько недель, и на столе у главы Совета лежало прошение от гильдии землепашцев помочь орошению земель.

Делрой с досадой подумал, что придется обращаться к кузену с просьбой открыть шлюзы в резервных водохранилищах в горах. Интересно, сколько Козимо за это запросит?

Белобрысый кузен никогда не упускал своей выгоды. Хорошо хоть, отцу Козимо не пришло в голову перекрыть шлюзы во время войны. Рою казалось, что старик попросту забыл о них, увлеченный азартом приграничных стычек. Дядя вообще был весьма вспыльчив, несдержан и плохо осознавал последствия своих поступков.

Козимо рос другим. Хитрым, иногда даже слишком. Еще в детстве Рою нравилось просчитывать идеи кузена и отвечать ему не менее замысловатой многоходовкой. Обоим это доставляло массу удовольствия и со временем стало даже какой-то своеобразной постоянной игрой. Именно Козимо поддерживал кузена, когда тот, взбунтовавшись против отца, уехал в Лаччио.

Вечный город неприветливо встретил юного наследника Алайстеров, хотя именно в Лаччио Рой и познакомился с Боненвенунто, тогда еще учеником.

Они вместе работали в мастерской художника, вместе кутили, делясь выпивкой и женщинами, пока Делрой не получил известие, что отца отравили. Он кинулся домой, но не успел.

Про искусство пришлось забыть. Графу Алайстеру надлежало заниматься политикой. Многоходовки с кузеном обрели новый смысл. Правда, когда полоумный старик Лонгельфельдо развязал войну между государствами, кузены предпочли объединиться.

Смерть сначала д'ореза, а затем и отца Козимо, не выдержавшего позора поражения, пришлась им двоим очень кстати. Принц Риччионе не слишком жаловал своего родителя, к тому же прекрасно понимал выгоду, которую Риччионе сулила дружба с Лагомбардией. Военные действия моментально прекратили, и стороны сели за стол переговоров.

Длительные, нудные, они проходили то в Лагомбардии, то в Риччионе. Оба кузена старательно сдерживались, пытаясь прийти к компромиссу, а заодно и обмануть друг друга. Это невыносимо раздражало всех и почти привело к новым военным действиям, когда обнаружилось, что Карисса по уши влюбилась в Гаудани. Это стало решением проблем. В тот день оба кузена на радостях здорово напились. Вспомнив эту гулянку, Рой улыбнулся.

Кажется, зачинщиком был Боно. Именно он пришел в кабинет принца с новостью о целующихся в саду Лоренцио и Кариссе. Козимо в ярости вскочил, но Рой удержал кузена, предлагая оставить все как есть, и плеснул фьен в кубки. Боненвенунто в шутку провозгласил тост за союз между двумя странами. Это породило идею завершить мирные переговоры к полному удовлетворению всех сторон.

Остальное прошло как по маслу. Убедить Совет десяти разрешить брак д'ореза не составило особого труда. Что же касается Гаудани, то там все сделала сама Карисса.

Рой вообще с особой теплотой относился к кузине, она платила ему тем же, иногда, как и свойственно женщинам, бессовестно пользуясь такими отношениями. Это рождало домыслы и сплетни, над которыми они дружно смеялись.

Когда Карисса достигла брачного возраста, Рою пришлось приложить немало сил, чтобы помочь ей избежать ненавистного замужества, навязываемого отцом. Это породило новую волну слухов. Даже Козимо подозрительно посматривал на Алайстера, гадая, действительно ли тот делает все для своей кузины лишь по дружбе. Теплое отношение вдовствующей графини к племянникам подогревало слухи. Пару раз мать даже намекала на возможный союз.

В ответ Делрой пожимал плечами и продолжал заботиться о Кариссе. Для Роя она всегда была младшей сестрой, которую следовало оберегать. Именно поэтому, когда появилась угроза ее жизни, граф и затеял авантюру с подменой.

Тогда все казалось предельно ясно. Если бы он знал, в какую ловушку попадет сам. Лиза… Красивая, смелая, упрямая и в то же время беззащитная. С огромными ярко-голубыми глазами, опушенными темными, что удивительно для светловолосой девушки, ресницами. Когда она смотрела на него, сердце начинало колотиться быстрее, а в груди словно не хватало воздуха. Кто бы мог подумать, что именно желание защитить кузину и сыграет с ним столь злую шутку.

Рой поморщился. Он запретил себе думать о девушке. Вернувшись в свой мир, Елизавета Голованова сделала абсолютно правильный выбор.

Наверняка она до сих пор ненавидит его за то, что обманом завлек ее в Лагомбардию и заставил рисковать жизнью ради другой.

В тот день, проводив Лизу в ее мир, Рой долго стоял у окна своей виллы. На свадьбе кузины граф появился лишь вечером, вызвав лавину домыслов. Гаудани пару раз с подозрением посматривал на друга, пытаясь определить, насколько правдивы слухи о его чувствах к Кариссе, но бесстрастное лицо графа и холодный взгляд останавливали любого смельчака, желавшего поинтересоваться сплетнями.

После свадебных торжеств Рой все-таки вынужден был пойти в мир Лизы. Он позаботился, чтобы она никогда и ни в чем не нуждалась, заручился обещанием полковника Соколова оберегать ее, после чего вернулся, намереваясь забыть все, что было.

Не в силах оставаться на вилле, он вернулся во дворец и с головой ушел в государственные дела, глупо понадеявшись, что работа заглушит чувство гнетущей тоски.

Члены Совета старались лишний раз не попадаться графу Алайстеру на глаза, и даже Козимо избегал встреч с кузеном, утверждая, что Делрой кого угодно загонит в могилу своим мрачным видом.

Делрой вздохнул, достал из кармана небольшую миниатюру, портрет, нарисованный на черном хрустале, и всмотрелся в столь дорогие ему черты лица. В отличие от других медальонов, в этот раз он не смог передать живость, свойственную девушке. Возможно, дело было в том, что Рой рисовал лицо по памяти, или потому, что не успел добавить в краски каплю крови возлюбленной. Просто украшение, безделушка, хранимая как воспоминание о той, кто никогда не простит его.

Услышав шаги, граф спрятал медальон и направился дальше по привычному для него маршруту. С каким-то брезгливым отвращением он прошел мимо двух красных колонн: между ними оглашали смертные приговоры, последний – для Джованио Риччионе.

Делрою Алайстеру пришлось допрашивать его лично. Козимо опасался, что не сможет сдержаться и его дядя просто не выйдет живым из комнаты для допросов, а попросту – пыточной камеры.

Все еще надеясь сохранить себе жизнь, Джованио признался во всем сразу. Как только Делрой переступил порог, то узнал про Истинного Пастыря, и как тот намеревался прибрать к рукам случайно открытую шахту с черным хрусталем, втянув в войну оба государства. Джованио не останавливался ни перед чем: соблазнение, убийство… Глупышка Джемма, одна из наперсниц Кариссы, была отравлена. Признаваясь в своих деяниях, дядя Козимо глумливо улыбался и жалел, что яд достался только одной девушке. Стражники, присутствующие при допросе, с трудом оттащили графа Алайстера от пленника.

Кашляя и задыхаясь, Джованио уверил, что за его смерть отомстят. Понимая, что предателя ждет суд и позорная казнь, Рой предпочел уйти, и это оставило чувство неудовлетворения: на тот момент он жаждал хоть чьей-нибудь крови.

– Мэссэр граф!

Рой вынырнул из воспоминаний и досадливо поморщился, узнав голос маркиза Делла Фарнезе. Похоже, тот набрался смелости и жаждал встречи с главой Совета. Рой обернулся:

– Умберто.

Холодного тона и кивка вполне достаточно. Граф Алайстер, глава Совета десяти и самый богатый человек республики, может позволить это.

– Мэссэр граф, – старик достал платок и вытер лоб, блестевший от пота, – я хотел с вами поговорить о выборах нового Пастыря в Лаччио!

Делрой закатил глаза. И этот туда же! Будто нет других тем для обсуждения. Как будто они не догадываются, что уже все не раз проговорено и нужные решения приняты.