л

Л/

" V

Я-

I /

Со

Ольга Седакова

Ольга

Седакова

Китайское

путешествие

Стелы

и надписи

Старые

песни

’’Carte Blanche”

Литературное приложение

к журналу "Зодиак”

© Carte Blanche

Ольга Седакова

Китайское путешествие

Если притупить его проницательность, освободить его

от хаотичности, умерить его блеск, уподобить его

пылинке, то оно будет казаться ясно существующим.

Лао - цзм

I.

и меня удивило:

как спокойны воды,

как знакомо небо,

как медленно плывет джонка в каменных

берегах.

Родина! вскрикнуло сердце при виде ивы: такие ивы в Китае,

смывающие свой овал с великой охотой, ибо только наша щедрость

встретит нас за гробом.

(7)

п руд говорит:

были бы у меня руки и голос, как бы я любил тебя, как лелеял.

Люди, знаешь, жадны и всегда болеют

и рвут чужую одежду

себе на повязки.

Мне же ничего не нужно:

ведь нежность — это выздоровленье.

Положил бы я тебе руки на колени, как комнатная зверушка,

и спускался сверху

голосом как небо.

3.

п адая, не падают,

окунаются в воду и не мокнут

длинные рукава деревьев.

Деревья мои старые —

пагоды, дороги!

Сколько раз мы виделись,

а# каждый раз, как первый,

задыхается, бегом бежит сердце

с совершенно пустой котомкой

по стволу, по холмам и оврагам веток

в длинные, в широкие глаза храмов, к зеркалу в алтаре,

на зеленый пол.

Не довольно ли мы бродили,

чтобы наконец свернуть

на единственно милый

никому не обидный

не видный

путь?

Шапка-невидимка,

одежда божества, одежда из глаз, падая, не падает, окунается в воду и не

мокнет.

Деревья, слово лю блю только вам подходит.

(9)

4.

Т Г ам , на горе,

у которой в коленях последняя хижина, а выше никто не хаживал;

лба которой не видывали из-за туч

и не скажут, хмур ли он, весел, —

кто-то бывает и не бывает,

есть и не есть.

Величиной с око ласточки,

с крошку сухого хлеба,

с лестницу на крыльях бабочки, с лестницу, кинутую с неба, с лестницу, по которой

никому не хочется лезть;

мельче, чем видят пчелы,

и чем слово есть.

(10)

5.

Я

ч-/наете ли вы,

карликовые сосны, плакучие ивы?

Отвязанная лодка

не долго тычется в берег —

и ни радость

того, что бывало,

и ни жалость:

все мы сегодня здесь, а завтра кто

скажет?

и ни разум:

одни только духи безупречны,

скромны, бесстрашны и милосердны —

простого восхищенья

ничто не остановит,

простого восхищенья,

заходящего, как солнце.

Отвязанная лодка

плывет не размышляя,

обломанная ветка

прирастет, да не под этим небом.

(И)

тА олько увижу

путника в одежде светлой, белой —

что нам делать, куда деваться?

Только увижу

белую одежду, старые плечи —

лучше б глаза мои были камнем, сердце —водою.

Только увижу

что бывает с человеком —

шла бы я за ним, плача:

сколько он идет, и я бы шла, шагала

таким же не спорящим шагом.

• Л о д к а летит

по нижней влажной лазури,

небо быстро темнеет

и глазами другого сапфира глядит.

Знаешь что? мне никто никогда не верил

(как ребенок ребенку,

умирая от собственной смелости, сообщает: да, а потом зарыли

под третьей сосной). Так и я скажу: мне никто никогда не верил, и ты не поверишь,

только никому не рассказывай, пока лодка летит, солнце светит

и в сапфире играет

небесная радость.

к рыши, поднятые по краям,

как удивленные брови:

Что вы? неужели? рад сердечно!

Террасы, с которых вечно

видно все, что мило видеть человеку: сухие берега, серебряные желтоватые

реки,

кустов неровное письмо — любовная записка, двое прохожих низко

кланяются друг другу на понтонном мосту

и ласточка на чайной ложке

подносит высоту:

сердечные капли, целебный настой.

Впрочем, в Китае никто не болеет: небо умеет

вовремя ударить

длинной иглой.

н есчастен,

кто беседует с гостем и думает о завтрашнем

деле;

несчастен,

кто делает дело и думает, что он его делает, а не воздух и луч им водят, как кисточкой, бабочкой, пчелой; кто берет аккорд и думает,

каким будет второй, —

Несчастен боязливый и скупой.

И еще несчастней,

кто не прощает:

он, безумный, не знает,

как аист ручной из кустов выступает, как шар золотой

сам собой взлетает

в милое небо над милой землей.

10.

^В ели к рисовальщик, не знающий долга

кроме долга играющей кисти:

и кисть его проникает в сердце гор, проникает в счастье листьев, одним ударом, одною кротостью, восхищеньем, смущеньем одним

он проникает в само бессмертье

и бессмертье играет с ним.

Но тот, кого покидает дух, от кого

отводят луч,

кто десятый раз на мутном месте

ищет чистый ключ

кто выпал из руки чудес, но не скажет: пусты чудеса! —

перед ним с почтением

склоняются небеса.

(16)

нежностью и глубиной —

ибо только нежность глубока, только глубина обладает нежностью —

в тысяче лиц я узнаю,

кто ее видел, на кого поглядела

из каменных вещей, как из стеклянных

нежная глубина и глубокая нежность.

Так зажигайся,

теплый светильник запада,

фонарь, капкан мотыльков.

Поговори еще

с нашим светом домашним,

солнце нежности и глубины,

солнце, покидающее землю

первое, последнее солнце.

12.

М ожет, ты перстень духа, камень голубой воды,

голос, говорящий глухо

про ступенчатые сады, —

но что же с плачем мчится