Не так давно я познакомился в поезде с девицей, ехавшей поступать в «театральный». Мы к этому в целом привыкли. /Леня же потрясло только то обстоятельство, что конкурсантка была непоколебимо уверена в своих сценических способностях. Вероятно, она ощущала в себе священное горение. Не спорю. Но мой осторожный вопрос: полный ли это накал горения или двухваттное мерцание — не вызвал никаких эмоций, кроме обиды.

Следы возможной Сары Бернар затерялись в столичной пучине, но я готов держать любое пари, что после экзаменационной аварии на «актерском» моя знакомая немедленно ринется в любой другой институт. Потому что она, разумеется, никак «не дурней других».

Понятно, время идет В наше умное время даже дети уже не хотят быть пожарными, машинистами или билетерами при карусели. Наши мудрые дети хотят быть только астронавтами или академиками.

Я опять-таки тороплюсь оговориться Никто не против. Я тоже с детства усвоил поговорку о плохом солдате, который, видите ли, не хочет стать генералом. Стремиться к этому надо. Но время действительно очень быстро идет вперед и требует категорического пересмотра еще одной поговорки. О том, что, дескать, не боги горшки обжигают. Нет! Пусть даже горшки будут обжигаться именно горшочными богами, занятыми непосредственно своим делом, знающими и любящими его.

Довольно битой посуды. Хватит шпилей и зданий, возведенных людьми, которые втихомолку мнили себя великими зодчими. Будет с нас кинодрам, разыгравшихся в юпитерском свете тех фактов, что человек, не попавший в Тимирязевскую академию, попадал по знакомству во ВГИК. Хватит с нас чахлых рододендронов, посаженных в вечной мерзлоте «специалистами», не отличающими турнепса от молотилки…

У меня от обличения устала рука, я потянулся и подошел к зеркалу. «Тяжелый труд у фельетониста, — подумал я. — Морщины, опровержения, неприятности… И с этим фельетоном хлопот не оберешься. Пойдут обиды, тяжелые, как сизифов камень, анонимки, демарши… А не сунуться ли и мне в академию? Не стать ли каким-нибудь адъюнктом, приват-доцентом? Испытав предварительно миг позора, ну, а потом уже обретя вечное блаженство… Кстати, чем я хуже моего школьного друга Вальки Мясникова?»

Эти мысли были прерваны телефонным звонком.

— Послушай, — взволнованно сказал в трубку Олег Борисович. — Ты не знаком с Павлом Альбертовичем?

— А что? — полюбопытствовал я.

— Да понимаешь, — Олег Борисович замялся, — моя дочь Катька…

Я знаю Павла Альбертовича. Я знаю также дочь моего друга, Катьку. Я очень глубоко вздохнул и положил трубку.

КООПЕРАТИВНАЯ «УГАДАЙКА»

Найдите ответ: кто поднимет бокал новоселья в жилкооперативе «Химия»? Физики? Холодно, холодно. Лирики? Уже теплее. Может быть, пожарные? Горячо, но отнюдь не жарко. Сдаетесь?..

Тихо шипящий бокал в ЖСК «Химия» поднимут все триста физиков, лириков и пожарных, в том числе зубной техник Толя, про которого остальным жильцам точно известно, что по ночам он мастерит из подручного материала мосты и коронки. В эту компанию вклинился один химик, но кто он — пока загадка.

По порядку. Ранней весной обитатели соседних «пятиэтажек» замечают, как на их пустыре начинается нулевой цикл. Заранее ненавидимое здание, которое закроет вид на овраг, растет так медленно, что ненависть мало-помалу сменяется умилением. Кроме того, эмоции отчасти балансируются слухом, что в первом этаже будет открыт гастроном. Дом готов как раз к тому моменту, когда, потеряв терпение, некоторые пайщики начинают с нуля где-то в Перово-Дачном.

К внешне белоснежной «Химии» подъезжают грузовики. Закрывая глаза кепкой, зуботехник зорко следит за грузчиками, влекущими деревянную индейскую обезьяну в человечий рост и мебельный комплект «Тюльпан». Затем, не доверяя персоналу, Толя сам вносит на плечах фрагменты зубоврачебного кресла. В тот же вечер он опробывает свою подпольную бормашину, отчего на всех голубых экранах бежит противная зыбь.

Последним вселяется таинственный химик, а еще позже открывают не гастроном, а Дом технической книги, что равно цистерне бензина, выплеснутой на соседский костер эмоций.

Сколь напрасны сильные чувства! Заслонив любимый жэковцами овраг, коопздание принимает на себя фронтальные удары ветра, и физик-материалист, слушая грохот недостроенной крыши, втайне начинает верить в домовых. В квартирах не по времени лютует крещенский мороз: строители навели «экономию» не только на крыше, но буквально по всем швам. В оттепель также не легче, ибо кооперативный корабль сразу же дает течь сверху донизу, и поднимать бокал не хочется даже ликующему дантисту Толе: в целом строители обокрали «Химию» на сто тысяч с копейками за счет элементарных приписок. И в час, когда сладко спит теплая «пятиэтажка», будет тлеть мертвецкий настольный свет в лоджии отставного каперанга Решевского. Он губит свои лучшие пенсионные годы и электричество на уличение строителей в разбойном нападении со взломом цокольного этажа, совершенном при отягчающих обстоятельствах — финансовой безграмотности жилтоварищей.

Припертые каперангом к сырой стене строители соглашаются отдать без скандала половину украденного — пятьдесят тысяч. Тогда неоперившиеся члены правления, обжигаясь о спички в темном подъезде, гадают: «синица в руке» либо долг целиком с помощью арбитража? Не придя к решению, назначают собрание пайщиков.

Если, например, у жэка есть вполне благоустроенное помещение с конференц-залом, то у «Химии» несть ничего, кроме части пустыря. Выпивающие под воскресенье жэковцы злорадствуют, покуда безликая толпа жилтоварищей безобразно бегает по бурьяну. Голосуют ногами, ибо руки во тьме подсчитать невозможно.

— Кто за пятьдесят тысяч с этих пиратов сразу, — кутаясь в плед, хрипит капитан, — отойдите к подъезду. Кто за арбитраж — норд-норд-вест.

— Куда? — потешаются Толины собутыльники, вышедшие от безделья во двор.

— К оврагу, — недовольно отвечает капитан первого ранга. — Осторожней, там яма. Голосуем!

Но решение принять нельзя. Физики и лирики вносят в дискуссию вечную смуту. А пожарные совсем не пришли, уехали на юбилей шашлычной, спасенной ими от синего пламени. Поди же, реши без конторского помещения, да еще если нанятая после бесконечных переговоров бухгалтерша проживает даже не в Перове, а вообще где-то без телефона и чуть ли не в Костроме!

Мы обобщенно описали типичные мытарства небольшого столичного жилтоварищества. А рассмотрим беды кооператива побольше. В отличие от маломощной «Химии» большой конгломерат много прогрессивнее, ибо объединяет в своих домах некогда удельные мелкопоместные коопкняжества. Он не какая-нибудь цветистая «Романтика» и не сомнительный «Геолог», а скромно — «Строительство», и в нем бесхитростно тоже обитает кто попало — профессора, рабочие, музыканты. И это не зло. Это даже, наоборот, хорошо.

Если вы подумали, что у мощной организации больше прав и возможностей, чем у хилой «Химии», вы ошиблись. Вот мук и терзаний пропорционально больше — факт! Чего только не делают с этим «Строительством»: и крылья урезают, и ужимают, и вселяют кого хотят по линии райсоветов, а когда гигант пробует сопротивляться, то разъяренный муниципалитет строптивца и вовсе ликвидирует. Был, был такой случай. Правда, потом, в свете новых кооперативных веяний, кооператив опять открывают.

Тут бы расправить крылья гиганту, да как расправишь, если в эпоху пертурбаций его контора уже продана частному лицу. Натурально, частное лицо расставаться с купленным помещением не хочет, дав ему ремонт за свои деньги. Естественно, кооператив не собирается компенсировать лицу убытки, поскольку контора приобретена лицом незаконно.