Просыпаться рядом с Адрианом — то ещё удовольствие. Тен-Тен заранее не завидовала его будущей жене, будь это Маринетт, Алья, Роуз или кто там ещё. Да хоть Нино. Агрест мало того что дрался во сне, так ещё и любил обниматься, чуть ли не полностью заползая на лежащего рядом человека. Ещё он отбирал одеяла и отпихивал их в противоположную сторону, в итоге сбрасывая с кровати. Под утро Адриан замёрз, потому что рядом с ним на полу лежала горка из всех одеял и пледов, ранее лежавших наверху.

Тен-Тен было всё равно на температуру, она привыкла спать и в более экстремальных условиях. Поняв, что нормально погрузиться в сон ей не дадут, Такахаши легла на спину и сложила руки на животе. Глаза её были закрыты, сознание быстро листало события прошедшего дня, рассматривая каждый кадр со всех сторон. Может, она чего-то не заметила? Может, излишне вежливый Нурру не был с ней откровенен? Может, Адриану всё-таки хватит вертеться?!

Но нет, Тен-Тен не находила в своих воспоминаниях ни грамма лукавства. В очередной раз отражая атаку Адриана, Такахаши решила, что с неё хватит размышлений и принялась вспоминать приятное — Луку.

Он был красив. Совершенно другой фенотип, в мире Тен-Тен таких не было. Возможно, так сказывалось влияние Сасса и его Талисмана. В движениях Луки была мягкая грация, шелест чешуи и треск гремучей змеи. Что-то похожее Тен-Тен ощущала от Орочимару… она слишком мало общалась с Великим Змеем, чтобы проводить точное сравнение.

Рассвело. Адриан, наконец, успокоился: свернулся клубочком и мелко дрожал, хмуря светлые брови. Из жалости Тен-Тен встала, обошла кровать, достала кучку одеял и укрыла парня одним из них.

Спать, — ну или медитировать, — больше не хотелось. Тен-Тен ощущала небольшую усталость, которая пройдёт сама к середине дня. Выпив воды прямо из графина на столе, Такахаши подошла к окнам и скользнула за штору. Девушка рассчитывала ещё на пару часов тишины и отдыха, прежде чем Адриан проснётся, так что не решилась впускать утренний свет в комнату.

Отгородившись от поместья тёмным занавесом, Тен-Тен некоторое время просто смотрела в окно. Панорама выходила в сад, полюбившийся куноичи. Жаль, что Габриэль вряд ли теперь пустит Хлою в него — слишком уж Агрест-старший был зависим от статуи своей мёртвой жены.

Но, вообще, какая любовь. Габриэль был готов буквально на что угодно, чтобы вернуть супругу. В смысле, реально на что угодно: от убийства до уничтожения мира. Тен-Тен восхищалась такой решимостью, одновременно сожалея: ей придётся уничтожить эту любовь, потому что она была слишком разрушительной. Это в фильмах и историях такое поведение выглядит романтично. А когда ты оказываешься внутри страшной сказки и понимаешь, что разрушающийся мир — это твой мир, где живёшь ты и те, кто тебе дороги… тут даже не приходится выбирать.

Сад из комнаты Адриана выглядел совсем по-другому. Рядом с окном парня росло несколько раскидистых деревьев, уже готовящихся скидывать листву. Чуть дальше были кустарники с красно-жёлтыми шапками: по опыту Тен-Тен знала, что такие быстро меняют цвет, но до последнего держатся за каждый из листочков.

Отсюда не было видно ни фонтана, ни статуи. Тен-Тен едва могла разглядеть начало лабиринта-кустарника: тот находился с правой стороны.

Это почему-то смутило.

Тен-Тен прищурилась и прислонилась щекой к стеклу окна, чтобы хоть немного увеличить обзор. Навскидку, если продолжить прямую линию до окна Адриана, то это выйдет примерно десять-одиннадцать метров. Но если идти по коридору, то до двери, ведущей в сад, будет около… двадцати шести? Вход в лабиринт находится напротив выхода из дома, и внутри преграды из кустарника нет прохода в другую часть — ту, которая будет левее.

Такахаши была в этом уверена. На всякий случай она сравнила план, сохранившийся в её голове, с тем, что видела. План не сходился. По её прикидкам, лабиринт от входа напротив дома тянулся влево на тринадцать метров. Ещё одиннадцать метров от конца лабиринта изнутри до окна Адриана. Итого двадцать четыре метра.

Против двадцати шести в коридоре, которые она насчитала, исходя из ширины своего шага. Где ещё два метра лабиринта?

Снаружи она точно их видела, изнутри — нет. Все расчёты Тен-Тен проводила, учитывая метраж самой живой изгороди. И всё равно не сходилось.

— Что… попался? Да ну, слишком легко.

Она осторожно распустила пучок, но Плагга в её волосах уже не было — кот спал на подушке рядом с Адрианом. Помассировав голову, Тен-Тен ещё раз подсчитала метры, которые она видела. Это был базовый навык шиноби, на самом деле: даже полнейшие неудачники и отстающие умели считать расстояние. Ты не можешь кидать кунаи и планировать нападение, если неспособен определять, сколько метров отделяет тебя от противника. Базовый математический навык настолько прочно въедался в сознание шиноби, что в итоге становился второй натурой и обычно не требовал мысленной энергии для использования. Естественный, как дыхание.

Поэтому Тен-Тен могла доверять своим расчётам. Два метра, потерянные за изгородью, думала она, могли стать крахом Габриэля как Бражника. Насколько она поняла, ему нужно пространство, если он разводит тех бабочек, которые потом становятся акумами. Она поморщилась: не успела спросить у Нурру, являются ли те бабочки продолжением его сил или же они настоящие. Но на видео они выглядели как обычные насекомые.

Итак, можно принять за рабочую теорию, что Габриэль разводит бабочек. Для этого нужно место. Плюс у любого злодея должно быть место для деятельности — это непреодолимое правило, на самом деле. Значит и у Бражника оно есть.

Габриэль разозлился, когда Хлоя пришла в сад. И не собирался её туда больше пускать. Можно было бы проверить, попытавшись пробраться к фонтану, но после ночной прогулки Тен-Тен не хотела лишний раз рисковать. Нет уж, спасибо, это не настолько важная теория для её доказательства.

Вход в убежище Бражника расположен в саду? Вероятно, тайный лаз где-то рядом со статуей жены, если она такая чистая. И, скорее всего, у Габриэля там расположены маячки, которые не дадут другому человеку проникнуть внутрь.

Должен был быть ещё один вход, Тен-Тен была уверена. Во-первых, это было просто логично: ни один умный человек не станет загонять себя в консервную банку только с одним входом; а Габриэль всё-таки был очень умным, этого не отнять. Во-вторых, бабочки не должны были вылетать оттуда же, откуда Бражник попадает внутрь — это слишком дискредитирует.

Значит, можно предположить, что бабочки вылетают через сад. Что может быть естественнее, чем мотылёк, порхающий рядом с цветами? А зимой, когда насекомых нет? Может, сад на зиму вообще закрывается от любого посетителя?

Тогда точно есть второй вход, и он должен быть в доме. В месте, где Габриэль бывает чаще всего, и куда никто не допускается без его позволения — в спальне, в личной гардеробной, в кабинете. И, учитывая зацикленность мужчины на своей жене, её портрет или статуя должны быть способом войти.

Та ещё задачка, если подумать. Горе и скорбь Габриэля были столь всеобъемлющи, что портреты матери Адриана висели тут и там. Печальное зрелище, но столь гармоничное, что на обилие светловолосых женщин ты не сразу обращаешь внимание. Весь дом стал мемориалом почившей.

Тен-Тен вышла из-под защиты тёмных штор и практически на ощупь направилась в ванную. В комнате было темно, хоть глаз выколи — волшебные плотные шторы не пропускали ни единого лучика света. Кое-как добравшись до ванной комнаты, Тен-Тен с облегчением включила свет и принялась за утренние процедуры.

Адриан выделил ей не только полотенце с халатом, но и щётку. Чистя зубы, Тен-Тен продолжала думать. У Габриэля не было стопоров. Даже Адриан не становился для него достаточно веским поводом, чтобы прекратить терроризм. Почему так?

Учитывая загаданное желание, — тот самый повисший в пространстве парадокс, о котором говорил Нурру, — и отмотку времени, мог ли Габриэль жить не здесь и не сейчас? Может, его сознание где-то далеко, и он не совсем осознаёт реальность? Поэтому Адриан для него не любимый сын, а какой-то мальчик, не слишком интересный и важный. Но тогда не сходится сожаление и стыд Габриэля перед Хлоей, которую он решился убить.