Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Они шли вдвоем по главной тропе, Потея в защитных костюмах, и в общем, все было довольно обыденно. Как в десятках муравьиных городов по Великой Реке. Они осторожно ставили ноги, чтобы не давить насекомых, хотя много раз объясняли друг другу, что это -- чепуха, сентиментальность -- этим не повредишь муравейнику, который занимает десятки гектаров. Они часто нагибались, чтобы поймать муравья с добычей и посадить его в капсулу, иногда смахивали с маски парочку-другую огненных солдат, свирепо прыскающих ядом.

На повороте тропы Андрей обнаружил новый поток рабочих -- они тащили в жвалах живых термитов, -- и сказал: "Ого, смотри!.."

Это было немыслимое зрелище -- огненные муравьи, свирепые "аракара", тащили живых термитов, держа их поперек толстого белого брюшка, а живые термиты покорно позволяли беспощадному врагу нести себя неизвестно куда...

-- Ну и ну! -- сказала Аленка. -- Если в джунглях встретишь неведомое...

-- Оглянись по сторонам, авось увидишь что-нибудь еще.

Сидя на корточках, они рассовывали термитов по боксам, и вдруг она сказала:

-- Ой, Андрей. Мне страшно.

-- Кажется, мне тоже... -- пробормотал Андрей.

Они встали посреди тропы, спина к спине, и Аленка услышала щелчок предохранителя, и новая волна ужаса придавила ее, даже ноги обмякли. Маленький тяжелый пистолет сам ходил в руках, -- набитый разрывными снарядами в твердой оболочке -- оружие бессильных.

-- Смех, да и только, -- пробормотал Андрей. -- Как будто рычит лев, а мы его не слышим.

-- Откуда здесь львы?

-- Откуда хочешь, -- ответил Андрей совершенно нелепо, и тут страх кончился, как проходит зубная боль, и они увидели алый полупрозрачный диск, неподвижно висящий метрах в двадцати от них, над низкими деревьями, как летящее блюдце. Так они и подумали оба, таращась на него сквозь стекла масок. Наконец, Андрей поднял стекло и посмотрел в бинокль:

-- Крылатые, только и всего...

Именно с этого момента и началась игра в "только и всего". Когда они добрались до Большого Клуба, Аленка сказала: "только и всего", и когда в первые дни разлива огромный муравьед удирал от Огненных, Андрей вопил ему вслед: "Только и всего!", -- а муравьед в панике шлепал по воде, фыркал и вонял от ужаса.

... Андрей смотрел, а она подпрыгивала от нетерпения, и канючила "Дай бинокль, дай-дай бинокль", пока их не укусили муравьи -- сразу обоих, -- и тогда пришлось опустить стекла, и они сообразили, что диск надо заснять. Огненный укусил ее в нос, было ужасно больно, и нос распух, пока она меняла микрообъектив на телевик, стряхивая муравьев с аппарата. Андрею было лучше -- он просто повернул турель кинокамеры. Она сделала несколько кадров, тщательно прокручивая пленку, потом диск пошел к ним и повис прямо над головами, -- в шести метрах, по дальномеру фотоаппарата -- и в фодесе можно было различить, как мелькают и поблескивают слюдяные крылья, и весь диск просвечивает на солнце алым, как ушная мочка...

-- Ты встречал что-нибудь в этом роде? -- спросила Аленка.

-- Не припоминаю.

-- Но ты предвидел, да? Только и всего, и великий Шовен!

Они захохотали, с торжеством глядя друг на друга. Никто и никогда не видел на Земле, чтобы муравьи роились диском правильной формы.

Никто и никогда! Значит, не зря они угрохали три года на подготовку экспедиции, не зря клеили костюмы, парафинили двести ящиков со снаряжением и притащили сюда целую лабораторию, и обшарили десять тысяч квадратных километров по Великой Реке...

-- Я тебя люблю, -- сказал Андрей, как всегда не к месту, и Аленка процитировала из какой-то летописи:

-- "Бе бо женолюбец, яко ж и Соломон".

На Андрея напал смех. Они хохотали, а диск висел над головами, слегка покачиваясь, сильно и неприятно жужжа. Они до того развеселились, что второй приступ страха перенесли легко -- не покрываясь потом и не вытаскивая пистолетов. Но хохотать они перестали. И когда колонны Огненных двинулись к ним, шурша по тропе и между деревьями, они сначала не особенно удивились.

Но только сначала.

"Наверно, так видна война с самолета", -- подумала Аленка, и заставила себя понять -- почему появилась эта мысль. Муравьи шли колоннами, рядными колоннами, и наклонившись, она увидела сквозь лупу в забрале, что сяжки каждого Огненного скрещены с сяжками соседа. Скульптурные панцири светились на солнце, ряды черных теней бежали между рядами Огненных -- головы подняты, могучие жвалы торчат, как рога на тевтонских шлемах. Крупные солдаты до двух сантиметров в длину двигались с пугающей быстротой, но Аленка наклонилась еще ниже и увидела в центре колонны цепочку, ниточку рабочих с длинными брюшками и толстыми антеннами. Она сказала: "Андрюш, ты видишь?", а он уже водил камерой над самой землей и свистел.

Они снимали сколько хватило пленки в аппаратах, потом пытались переменить кассету кинокамеры, и в это время их атаковали сверху крылатые -другие, не из диска, -- и сразу покрыли забрала, грызли костюмы, и вентиляторы завыли, присасывая муравьев к решеткам, а снизу поднимались пешие, и Аленка испугалась. Она увидела, что Андрей судорожно чистит забрало, и он был весь шуршащий, облепленный Огненными, как кровью облитый, -- и тогда она выхватила контейнер из-за спины и нажала кнопку.

... Аленка закрыла глаза. Это был великолепный и страшный день, когда они поняли, что найден "Муравей разумный". Иной разум. После наступило остальное: работа-работа-работа, и умные мысли и суетные мысли... Но тогда, на тропе, было великолепно и страшно. Контейнеры стали легкими, а земля густо-красной, и по застывшим колоннам бежали другие, не ломая рядов, и тоже застывали слоями, как огненная лава. Когда ее контейнер уже доплевывал последние капли аэрозоля, муравьи ушли. Все разом -- улетели, отступили, сгинули, бросив погибших на поле боя...

Под настилом послышалось сопение, скрежет. Аленка посмотрела сквозь люк и сморщила нос. Здоровенный крокодил медленно протискивался между угловой сваей и лестницей. По-видимому, он воображал, что принял все меры предосторожности -- над водой торчали только глаза и ноздри, и он явно старался не сопеть и деликатно поводил хвостом в бурой воде. Над палаткой. раздалось оглушительное: "Кр-р-рокодилы! Кр-р-рокодилы!" -- попугай Володя орал, что было мочи, сидя на коньке палатки и хлопая крыльями. Крокодил закрыл глаза и рванулся вперед. Звук был такой, как будто провели палкой по мокрому забору -- это пластины панциря простучали по свае. Он не успел нырнуть -- Аленка навскидку всадила в него две пули, а Володя неуверенно повторил: "Кр-р-рркодилы?".

-- Позор! -- сказала Аленка. -- Какой ты сторож, жалкая ты птица?

Попугай промолчал. Он не любил стрельбы.

-- А я не люблю мыть посуду. Тем не менее дисциплина нам необходима как воздух. И еще я не хочу работать. Как ты на это смотришь?

-- Иридомирмекс [аргентинский муравей, в просторечьи -- "огненный"] -оживленно сказал попугай. Он почесал грудку и приготовился к интересной беседе, но Аленка сказала ему:

-- Цыц, бездельник. Давно известно, что это не Иридомирмекс, а Эцитон Сапиенс Демидови. Вот как. Остается только выяснить, Сапиенс он, или не Сапиенс.

Она бросила в воду ведерко на веревке, залила грязную посуду, и снова села. Третье утро ее мутит, как проклятую. Пусть Андрюшка сам трет жирные миски. И кроме того, ей хотелось подумать. "Эцитон разумный Демидовых"разумен ли он на самом деле? Они с Андреем знали, что, вне зависимости от разума, их Огненные -- истинное чудо природы. В два счета супруги Демидовы станут знаменитостями, и их пригласят к академику Квашину, на знаменитый пирог с вишнями, а их будущим деткам придется играть на Гоголевском бульваре. С няней, говорящей на трех языках.

Шум будет потрясающий, потому что Андрей предсказал все заранее, и имел наглость выступить на ученом совете. Он прочел доклад, замаскированный под сугубо-математическим названием. А в конце, исписав обе стороны доски уравнениями, он сказал: "Выводы". И пошел...

2
{"b":"82506","o":1}