Дмитрий прикрыл дверь, а затем мягкой поступью, аккуратно дабы не разбудить гражданина Н, шел на звук храпа. Квартира была в удручающем состоянии, повсюду валялись старые, уже залезавшие газеты, свертки оных также были связаны небольшой по ширине веревке и находились в одной из комнат целой стопкой. Повсюду лежали окурки и пустые бутылки от алкоголя. Ярославский подметил, что гражданин Н, не очень умен, учитывая, что хранит столько стеклянных бутылок и не сдает их. Во второй комнате, где собственно и находился храпящий, стоял лишь порванный в нескольких местах, засаленный диванчик зеленого цвета, который ныне был похож больше на цвет охры. Также у разбитого окна стоял деревянный стол, на котором лежало такое же количество хлама, несколько стаканов, а также единственная книга на весь дом. Ярославский тихо подошел к столу и попытался рассмотреть книгу. «Как мужик ведьму подкараулил». Автор не указан, лишь надпись ‘сказки’ по центру вверху обложки. На обложке старинная литография не то с обычной ведьмой, не то с самой Бабой-Ягой. Обычный сборник деревенских страшилок и баек старушек для детей. Неужели любимая настольная книга сего гражданина? Ярославский открыл книгу и на форзаце заметил приклеенную записку:
«Благодарим вас за сотрудничество, этот скромный подарок, думается, скрасит ваши трудные времена и тяжелейшие часы жизни. С уважением, В.С.Кодзинский»
«И здесь тоже он…мерзкий адвокатишка!» гневно прошептал Ярославский и положил книгу обратно на стол. Дмитрий повернулся к мужчине, что прибывал в небытие, медленно достал небольшой сверток из пальто и положил его на грязный стол. Мужчина, что лежал на диване так и храпел, значиться, и не запомнит нечего, ежели нечего не удастся. Ярославский развязал сверток, и взгляду его предстало небольшое лезвие. Его друг Александр принес его как-то одним далеким вечером, отдал его прямо так в свертке и сказал, что если Ярославский захочет сотворить нечто, то ему пригодится то, что находится в данном свертке. Долгое время Дмитрию казалось, что внутри адрес полицейских или вообще адрес больничных застенок, но внутри оказалось лезвие. Его Ярославский прощупал в тот же вечер, сидя на полу в своей комнатке, зашторив все окна. Но тогда он не решился доставать его, дабы не оставить на нем своих случайных следов и не затупить острие лезвия. Сейчас же…
Дмитрий Ярославский прекрасно понимал, что держать в голых руках лезвие слишком глупое и недальновидное решение, но также он понимал, что пачкать пальто и что-либо из виднеющейся одежды нельзя. Он снял пальто и повесил его на ржавый, слегка покосившийся гвоздь, что был вбит прямо в стену. Закатал рукава белой рубашки, достал из кармана небольшой кусок ткани и обвязал им свою правую руку, затем аккуратно взял в эту руку лезвие. В голове отдавалось эхом сердцебиение, в миг, снова, пропали все звуки и осталось лишь биение сердца, медленно, словно бы на ватных ногах, Дмитрий подошел к дивану, сжав левую ладонь в кулак, он с силой ударил прямо в лицо храпящего. Тот с хрипом и попыткой крикнуть попытался встать, его пьяные глаза нечего не видели, что шло только на руку Ярославскому, одним движением он закрыл левой рукой рот гражданина Н, а правой нанес быстрый, молниеносный удар лезвием. Мужчина дернулся, из горла хлынула кровь, но Ярославский не отходил, он положил лезвие на бумагу свертка. Освободившейся правой рукой, он наносил быстрые удары по голове мужчины, кровь залила все тело последнего и уже лилась прямо на пол, вместе с кровью из тела гражданина Н, обильно начала выделяться и моча, Ярославский испугался за свою одежду и отпрыгнул от истекающего всеми жидкостями тела. Наконец он более детально рассмотрел гражданина Н. Сейчас он выглядел словно свинья на скотобойне, его ноги дергались в неестественном и суматошном припадке, кровь алой струей вытекала из открытой раны на горле, в ухо Ярославскому вошел странный звук, пугающий хрип, умирающего мужчины. Припадок его усилился и мужчина упал на пол, судороги в его ногах закончились, глаза были открыты и взгляд их абсолютно стеклянный смотрел на лужицу крови, что вырисовывает на полу, причудливый узор. Сейчас он точно напоминал Ярославскому убитую свинью, прямиком со скотобойни, он истек кровью и наконец, перестал кричать, но это убийца и не более того, а кричать он не мог вовсе.
Ярославский ещё минуту стоял возле тела, а потом, словно бы осознав, что натворил, принялся суматошно осматривать квартиру. Глаза его привыкли к темноте и теперь он мог увидеть все бедное буйство квартиры гражданина Н, ныне убитого. Никого кроме него здесь не было. Все было тихо и спокойно. Ярославский аккуратно снял с руки окровавленную тряпку и бросил её в дальний угол комнаты, где уже лежала всяческая грязная ветошь. Когда комнату будут осматривать, её естественно найдут, но не найдут уже его, давно мертвого. Ярославский примерно разбил ночь на отрезки и теперь отчетливо понимал, что до прихода в Публичный Дом «Монпелье» адвоката и судьи, остается чуть больше полутора часов. Этого хватит для мытья рук и лезвия, этого хватит для всего. Дмитрий понимал, что в «Монпелье» все так просто не выйдет и ему придется постараться, дабы настичь и Кодзинского и Венедиктова. Но он был готов, готов ко всему. Неделю назад, еще, когда Ярославский лишь мысленно представлял, как будет расправляться с недоброжелателями, его друг Александр рассказал о странном пристрастии судьи Венедиктова. Александр поведал, что судья приходит в публичный дом «Монпелье», что находиться на пересечении улиц Р. и Н. Пьяные офицеры, коих Александр и разговорил, рассказали ему, что судья приходит туда с не очень чистым, праведным и понятным многим намерением. Мол, в «Монпелье» имеется особый вид услуг, которые оказываются незаконными по возрасту проститутками обоих полов. Нечего странного и предосудительного в посещении публичного дома у граждан города нет, многие статные граждане ходят, поговаривают, что и губернатор города, изредка заходит туда, дабы пропустить бутылочку-другую, французского вина, а также использовать одну из местных дам для утех, естественно взрослых. Но не только высшие чины заходят туда дабы отдохнуть или повеселиться. Усатые и уставшие офицеры приходят в бордель ради алкоголя и взрослых дам, но пристрастие судьи им омерзительно, пусть даже никто из них никогда и не видел проявлений тяги судьи к детям, что работают в борделе, до них доходят лишь слухи, от других офицеров и некоторых особо разговорчивых куртизанок. Александр рассказал это Дмитрию одним поздним вечером, за несколько дней, до сей ночи. Его изрядно беспокоила эта ситуация, он обещал, что постарается поднять всех и получить доказательства сего противоправного действия, и что, совершив такое, он точно лишится судейских регалий и отправится на каторгу. Но Ярославский понимал, что на это уйдет много времени или вовсе нечего так и не вскроется, поэтому он заявил, что решит эту проблему очень скоро. Это скоро наступило.
Ярославский зажег свечку и направился в ванную комнату. Включив воду, он, наконец, смог успокоиться окончательно, систематизировать мысли и вспомнить все, что хотел устроить. Дмитрий быстро вымыл руки, но куда дольше и тщательней вымывал все слезы крови на небольшом лезвии, кровь стекала по трубам и наверняка сейчас уже плыла в воде, близ набережной и никогда больше следы крови на нем не найдут. Вытерев лезвие ещё одной тряпкой, что лежала на полке близ раковины, Ярославский медленным шагом вернулся в комнату. Тело, уже изрядно посинело в некоторых местах, лужа крови более не увеличивалась. Проверять имеются ли признаки жизни у тела Ярославский побрезговал, да и оставлять дополнительные следы на трупе не хотелось. Он раскатал рукава рубашки, внимательно осмотрев их в свете луны, никаких следов крови на ней не имелось, после нацепил пальто. Лезвие он завернул обратно в сверток бумаги, связав его все той же тонкой веревкой, сверток он положил к себе в карман. Ярославский думал выбросить лезвие в воду, как только выйдет, но все же решился идти с ним и в «Монпелье» Ярославский кинул ещё один взгляд на тело, теперь он чувствовал не удовлетворение, его он вообще не чувствовал толком, сейчас он понимал, что лишил жизни человека. Пусть алкоголика, бесполезного хулигана, но тем не менее человека. Он отомстил, но Анну так не вернуть, более того, возвращения жены он и не увидит, если только не придет к ней сам. Жалость человеческая вмиг сменилась жалостью куда более приземленной, словно пред Ярославским лежал не труп человека, а ненужная дворовая собака или бездомный кот, случайно задавленный лошадью, что неслась галопом. Скривившись ещё раз, Ярославский медленно и аккуратно покинул квартиру номер 15. Закрыв дверь, он поправил цифру 5, слегка криво стоящую.
