– Кто здесь?..

Дожила мать. Сама с собой разговариваю, и слышу смех в ответ – глюки, привет!

Повторяю как мантру: ночью надо спать, ночью надо спать – людям. А я не сплю, видимо я не человек.

Я медленно шла в темноте ночи по аллее аккуратно ставя ноги стараясь попасть на тротуарную плитку и плохо её различая в тусклом свете луны. Шла я на даче в домик задумчивости и долго не могла понять, вроде бы все спят, тихо кругом и людей не слышно, а природа беснуется, кошки мявчут, собака завыла! И птицы замолчали резко, а ведь только что шебуршали в кустах у соседей…

–А я не боюсь! – я храбро врубила свет в туалете и закрыла за собой дверь!

Это как в детстве под одеялом от монстров прятаться – помогает ненадолго. Хотя и знаю, что домик туалета у нас хлипкий, на честном саморезе собранный.

Обратно шла и луна светила уже мне под ноги: завораживающе красиво!

Остановилась на тропинке, подняла голову к небу и задохнулась в восторге от вида звёзд на ночном небе!

– Я ведь и сотой части не вижу из-за моей близорукости, а какая же красота!

Тихий смех над ухом заставил меня оглянуться и слегка присесть от страха – а за спиной никого!

Третий час ночи идёт. Ещё час после и уже можно напугаться Деда, потому что он рано встаёт и любит подшутить выглянув из окна покурить. А сейчас я одна не сплю. Если только кошки научились смеяться.

– Мне не очень страшно, но хотелось бы знать, кто здесь?– прошептала я.

– Что? – тихо, над ухом ответил голос.

Я резко вскочила и бросилась бежать в дом. Заперла все замки, включила свет, отдышалась и опять смех. Я точно сошла с ума!

– Я точно сошла с ума! Я сошла с ума, какая досада! А раз я сумасшедшая, буду учиться с этим жить! Где моя смирительная рубашка?.. – я достала ночную рубашку и решила переодеться, спать всё равно когда-то надо.

Тяжкий вздох и шелест за занавеской.

– Вот ты и попался! – я выглянула в окно, свесившись в наружу наполовину и снова никого не увидела.

– Ау. – кричать шёпотом не очень удобно.

– Ну, уж переодевайся, я отвернулся. – тоже шёпотом и тихо, вот реально, как в моей голове.

– Ты невидимка? – я вернулась в комнату, по-прежнему сжимая ночную рубашку в кулаке.

– Нет.

– Мальчик?

– Нет…

– Значит не буду переодеваться. – я села с ногами в кровать и увидела в кресле…

Мужчина? Парень? Красивый и сияющий!

– Наваждение! – вырвалось у меня.

– А чего не крестишься?

Я пожала плечами и улыбнулась нагло любуясь.

Он сидел, нога на ногу и ножкой ещё покачивает. Костюм в нашей глуши смотрелся вообще сногсшибательно, яркий и бархатный! Ботиночки на платформе.

– Ростом маленький ботинки на платформе носишь? – это я от страха и шока так заговорила, потому что обычно молчу!

–Нет, нравятся просто, как и остальное. Можешь померить, если хочешь.

– Не надо. – я, как всегда всё, что нравится, воспринимаю в штыки, а потом жалею – характер такой, несносный.

– А ты мне снился. – расхрабрилась я окончательно.

– Правда? Расскажи! – он придвинулся поближе и даже, как будто хотел присесть рядом со мной, но передумал.

– Мы играли, типа квест, это сейчас так называется, а тогда ты прятал записки, а я искала – помню гаражи и что-то такое, опасное.

Он откинулся и ободряюще смотрел на меня.

Вампир.

Сон был таким живым и даже радостным!

Его записки.

Самую первую я нашла в почтовом ящике, а вот потом пришлось побегать за остальными до самых сумерек – это единственное вечернее время, в которое меня отпускали гулять, до 20 часов. Потом уже темно и мама требовала, чтобы я была к этому времени дома. Я вся потная и пыльная с перемазанными чем-то руками, запрыгивала на гаражи и залезала в кусты и всё это ради записок с виньетками и такими красивыми буквами – от них я и сошла с ума, и даже пропустила все прогулки с подружками.

Запрыгнула на гараж и сняла с его крыши книгу: Брем Стокер, Дракула

– Ха, я же только что её читала!

Сверху прямо на книгу упала ещё одна записка

«33» – оглядываться во сне было бесполезно, там точно никого нет, я проверяла.

Я открыла книгу сидя на корточках на той же крыше и прочитала вслух текст с этой страницы:

– Помилуй Бог, профессор! – воскликнул я, вскочив. – Не хочешь же ты сказать, что Люси была укушена такой же летучей мышью, и что такая вещь мыслима у нас в Лондоне в девятнадцатом веке…

Он прервал меня знаком руки и продолжал:

– Не объяснишь ли ты, почему черепаха живет дольше, нежели целые поколения людей; почему слон переживает целые династии и почему попугай умирает лишь от укуса кошки или собаки, а не от других недугов? Не объяснишь ли ты, почему люди всех возрастов и местностей верят в то, что существуют такие люди, которые могли бы жить вечно, если бы их существование не прекращалось насильственно, что существуют мужчины и женщины, которые не могут умереть. Нам всем известно – ибо наука подтверждает факты – что жабы жили тысячи лет, замурованные в скалах. Не можешь ли ты сказать, как это индийский факир убивает себя и заставляет хоронить; на его могиле сеют рожь; рожь созревает, ее жнут, она снова созревает, и снова ее жнут, затем раскапывают могилу, вскрывают гроб, и из него выходит живой факир, и по-прежнему продолжает жить среди людей?

Тут я перебил его. Я окончательно сбился с толку – он осыпал меня целым градом причудливых явлений природы и всевозможных невозможностей, так что мой мозг положительно пылал.

– Профессор, я готов снова быть твоим послушным учеником. Укажи мне сущность, чтобы я мог применить твое знание, когда ты будешь продолжать. До сих пор я кидался во все стороны и следовал за твоей фантазией как сумасшедший, а не как здравомыслящий человек. Я чувствую себя как новичок, заблудившийся в болоте в туман, скачущий с кочки на кочку в надежде выбраться, идя сам не зная куда.

– Это очень наглядно, – ответил он. – Хорошо, я скажу тебе. Сущность моей речи следующая: я хочу, чтобы ты уверовал.

– Во что?

– Уверовал в то, во что верить не можешь. Я приведу тебе пример. Мне пришлось слышать от одного американца такое определение веры: это то, что дает нам возможность поверить тому, что можно. В одном отношении я с ним согласен. Он этим хотел сказать, что на жизнь надо смотреть широко, что не следует допускать, чтобы маленькая ничтожная истина подавляла бы великую истину. Сначала нам нужна незначительная истина. Господи! Мы храним и ценим ее, но не следует верить, что она истина всего мира.

– Так значит ты боишься, что преждевременное раскрытие может вызвать во мне предубеждение по отношению к некоторым странным явлениям? Так ли я понял твою мысль?

– Ах, все же ты мой любимый ученик! Тебя стоит учить. Так как тебе хочется понять, то ты уже сделал первый шаг к истине: значит, ты полагаешь, что ранки на шее детей вызваны тем же самым, что и у мисс Люси?

– Я так предполагаю, – ответил я.

– Ты ошибся. О, если бы это было так! Но увы! нет! Хуже, гораздо, гораздо хуже!

– Во имя Господа Бога, Ван Хельсинк, что ты хочешь сказать? – воскликнул я.

– Эти ранки сделала сама Люси! – сказал он горестно.

– Вампир? – тихий смех был мне ответом, как во сне, так и сейчас.

– Ты меня боишься?

– Нет.

А вот глаза у него! Это что-то волшебное, как заглянула – так пропала!

Лунный камень.

Лабрадорит.

Флюорит.

Опал.

Что-то древнее, доисторическое даже, но не настолько и весь мир внутри.

Всё это вместе и переливается, и светится, и… Я пропала!

– Ты меня даже не слышишь! – он дотронулся до моей руки, и меня просто дёрнуло от боли ожога!