Но Федосья уже пожила в городе, поработала на производстве и знала, что значит для человека в его жизни образование, а еще ее характер закалился в женском коллективе текстильного предприятия, где работницы за словом в карман не лезли. Поэтому ее короткий, но хлесткий отказ от предложения схода еще долго вспоминали в деревне Причаль.

Федосья не мешкая собралась, окончательно покинула деревенский дом и в 1929 г. вернулась с детьми в Москву на мануфактуру Алексеева, ставшую к тому времени прядильной фабрикой имени М.И. Калинина, где снова стала работать, а ее дети Егор, Шура и Валя пошли учиться в школу.

Надо сказать, что изменилось не только название предприятия, но и положение на нем рабочего человека. В связи с этим Федосья рассказывала, как на фабрику из Средней Азии стала поступать некачественная овечья шерсть и заработки прядильщиц упали. Работницы бросились к начальству: «В чем дело?» Начальство стало оправдываться, дескать, писали в трест, в главк, в наркомат, а результатов нет.

Работницы тут же выбрали троих самых авторитетных среди них прядильщиц, в числе которых оказалась Федосья Урвачёва, и потребовали, чтобы директор немедля выдал им командировки в Среднюю Азию. Там они поехали не в обком или облисполком, а в отары и кошары, где вместе с пастухами-овцеводами нашли причины брака и отметили сей факт праздничным российско-азиатским чаепитием.

После этого шерсть пошла на фабрику только первоклассная.

Тем временем Егор Урвачёв закончил семилетку. А поскольку в семье не было лишней копейки, чтобы продолжать учебу в школе, за что тогда, начиная с восьмого класса, надо было немного, но платить, он пришел на завод Михельсона, который к тому времени назывался уже «имени Владимира Ильича» в память о раненном здесь в 1918 г. В.И. Ленине. В четырнадцать лет Егор поступил в фабрично-заводское училище и начал работать токарем. При этом он всегда гордился, что не на конвейере, а стал квалифицированным токарем-универсалом в инструментальном цехе, где раньше работал его отец, и выполнял «штучную» работу. Благодаря его заработку сестры смогли закончить десятилетку.

Поначалу у несовершеннолетнего токаря рабочая смена была четырехчасовой, и нередко мастеру приходилось гнать увлекшегося работой Егора от станка. За стенами цеха его ждали заводские спортивные секции, технические и другие кружки, занятия в которых только с натяжкой можно было назвать добровольными, поскольку профком строго следил за посещением их молодыми рабочими. А для Егора сильнейшими увлечениями были занятия в аэроклубе и изостудии, поэтому ои долго выбирал профессию на дальнейшую жизнь – летчика или художника. Победила авиация.

Путь Георгия Урвачёва в авиацию был типичным для того времени. Работая на заводе, он получил первоначальную летную подготовку в Пролетарском аэроклубе Москвы на планере и учебном самолете-биплане У-2, переименованном в 1944 г. в память о его конструкторе Н.Н. Поликарпове в По-2. Серийное производство этого самолета, который еще называли «летающей партой», началось в 1929 г. и продолжалось до 1953 г.

Вместе с ним в этом аэроклубе учились летать будущие Герои Советского Союза: Иван Сорокин и Пётр Вострухин с завода «Серп и молот», Александр Куманичкин с обувной фабрики «Буревестник», Виктор Талалихин с Московского мясокомбината, Евгений Балашов – студент техникума и мастер 1-го государственного подшипникового завода, Константин Коршунов – работник заводской охраны, школьники Виталий Поляков и Борис Попков.

В это же время в Пролетарском аэроклубе занималась Валентина Лисицина, ставшая затем его инструктором, во время войны – заместителем командира женского 586-го истребительного авиационного полка, а после войны – видным деятелем Советского комитета ветеранов войны, Героем Социалистического Труда.

Окончив аэроклуб, Георгий Урвачёв поступил во 2-ю военную Краснознаменную школу летчиков в Борисоглебске, куда его зачислили 25 декабря 1938 г. Три дня спустя школе было присвоено имя погибшего за две недели до этого в испытательном полете комбрига Валерия Чкалова, курсанта ее первого набора и выпускника 1923 г. В том же декабре начальником Борисоглебской школы стал еще один ее выпускник, полковник Валентин Ухов, участник войны в Испании, где, будучи командиром эскадрильи, одержал ряд побед в воздушных боях и был награжден орденами Ленина и Красного Знамени.

Впоследствии Урвачёв неизменно подчеркивал, что он вступил в Красную армию в восемнадцать лет добровольно, поскольку призывной возраст тогда был 21 год. 23 февраля 1939 г. курсанты приняли присягу, и через месяц у них начались полеты на учебно-тренировочном самолете-моноплане конструкции А.С. Яковлева Ут-2, переходном от биплана У-2 к скоростным самолетам-истребителям.

А через два месяца они вылетели на одном из таких скоростных самолетов – учебно-тренировочном истребителе УТИ-4, двухместном варианте боевого истребителя И-16. Они оба были сложными в пилотировании, и незадолго до первого полета курсанта Урвачёва на УТИ-4, на самолете этого типа, 11 мая сорвались в штопор и погибли известные летчики, Герои Советского Союза майор Полина Осипенко и комбриг Анатолий Серов, похороненные в Москве у Кремлевской стены.

Нарком обороны СССР К.Е. Ворошилов в приказе об аварийности в частях ВВС отметил, что «число летных происшествий в 1939 г. <…> достигло чрезвычайных размеров, <…> мы потеряли 5 выдающихся летчиков – Героев Советского Союза <…> – тт. Бряндинского, Чкалова, Губенко, Серова и Полину Осипенко». Осваивая профессию военного летчика, курсанты познакомились и с этой ее трагической стороной. Тем летом на аэродроме школы проходил практику слушатель-первокурсник Военно-воздушной академии имени Н.Е. Жуковского старший лейтенант Аркадий Чапаев – сын героя Гражданской войны В.И. Чапаева. При полете на истребителе И-16 Аркадий попал в штопор и погиб.

Самолет пришлось выкапывать из илистой отмели мелкого озера, в которую он зарылся на несколько метров, а тело пилота из сплющенной кабины вырезать с помощью автогена. Георгий Урвачёв вместе с другими курсантами участвовал в этих работах, тягостные впечатления от которых остались у него на всю жизнь, хотя впоследствии ему много раз приходилось наблюдать картины последствий авиационных катастроф.

Тем не менее летчик-инструктор младший лейтенант Лисовский в аттестации на курсанта Урвачёва отметил: «Инициативен, решителен и энергичен в повседневной работе. Отлично летает и любит летную работу. <…> Имеет <…> командирские навыки».

Всего в школе летчиков на самолетах Ут-2 и УТИ-4 Георгий совершил 203 вывозных, контрольных и самостоятельных полета. Его общий налет составил 28 часов, из которых только 19 часов самостоятельных и контрольных полетов. Известно, что при вывозных полетах самолет пилотирует инструктор, постепенно передавая управление курсанту, а при контрольных – инструктор следит за действиями курсанта, который управляет самолетом.

В настоящее время даже для получения свидетельства летчика-любителя надо налетать 35 часов, выпускник летного училища ВВС России должен иметь налет 200 часов, а у курсантов немецких летных училищ до войны он достигал 250 часов. Сравнение этих показателей с налетом выпускников летных школ ВВС Красной армии давало основание для рассуждений в средствах массовой информации нашего времени на тему о готовности немецких летчиков и неготовности советских пилотов к боевой летной работе.

В связи с этим следует иметь в виду, что советская система подготовки военных летчиков перед войной строилась в условиях острого недостатка ресурсов и огромной потребности в летном составе для формирования новых авиачастей, поскольку после принятия в 1939 г. Закона о всеобщей воинской обязанности их количество должно было вырасти в три раза. С учетом этого в советские военные школы летчиков принимали ребят, уже получивших первоначальную летную подготовку в аэроклубах, а основное обучение полетам на боевых самолетах и боевому применению они проходили в строевых авиационных полках.