Вардис ощущал себя именно так. Всю жизнь он посвятил тому, чтобы быть лордом-наместником. Он ни разу не поинтересовался судьбой своей матери, истинной матери, выносившей и родившей его, ее для него просто не существовало. Он словно знал заранее, что, увидев ее, ее лицо, руки, знавшие тяжелый крестьянский труд, волосы, уже наверняка поседевшие, он не сможет воспринимать себя как должно благородному лорду. Он игнорировал кровь простолюдинки, текущую в его жилах.

Именно поэтому он так обрадовался зачатию своего ребенка! Ребенка с кровью истинного лорда!

И именно поэтому он впервые в жизни задумался о том, что ему, как и всякому, присущ страх смерти. Смерти, после которой от него не останется ничего.

Вардис содрогнулся и попытался еще плотнее закутаться в одеяло. Ничего не вышло – щедрость Модлейта окончилась на длине в пять футов и ширине два – ровно такой величины был отрез плотной шерстяной ткани, выделенной пленнику. Ежась от озноба, Вардис подмял под себя подушку, но теплее не стало. Он с тоской подумал, что загнется быстрее, чем Моэраль придет за ним, что это даже не смешно – столько бегать от смерти, чтобы сдохнуть как собака в темной конуре… И едва не закричал от злости, терзающей изнутри… Но в конце коридора загремел ключами проснувшийся тюремщик, и Вардис сдержал рвущийся крик. Погруженный в мрачные раздумья он не заметил, как наступило утро.

Далеко, в целых сорока шагах от камеры, лязгнули засовы. Шорох ног по выложенному истертым камнем проходу. Вардис равнодушно отвернулся к стене. Каждое утро примерно в одно и то же время к нему заявлялся молодой лорд с копной темно-рыжих волос и заросшим щетиной лицом, приходившийся близкой родней кому-то из Райсенов. Заявлялся и задавал вопросы, на которые Вардис презрительно отмалчивался. Он думал, так будет и в этот день, но, по всей видимости, у Райсена на сей счет были другие соображения.

– Выведите милорда из темницы.

Двое дюжих стражников вошли в камеру, сразу же заполнив ее собой. Вардис отбросил прочь одеяло и поднялся с кровати, одним взглядом окорачивая наглеца, сунувшегося было к нему. Боятся. Боятся его, хоть он и в их власти! Довольная ухмылка скользнула по сухим губам Кантора, заставив Райсена поморщиться.

Вардис сделал несколько шагов к выходу, остановился, потянулся. Рана, нанесенная Далаей, стрельнула болью – сказалась сырость темницы – но это ничуть не портило настроения. Как, впрочем, и запах давно не мытого тела, и длиннющая щетина – да какое там щетина, уже практически борода на щеках, и колтун из когда-то красивых русых волос. Вардис стоял перед Райсеном и улыбался во весь рот.

– Я вижу, вежливые вопросы надоели вам, милорд?

Райсен холодно улыбнулся в ответ:

– Вы правы. Я не из тех, кого можно долго игнорировать.

– А лорд Молдлейт знает о вашем энтузиазме? Он положительно относится к идее измывательств над единственным гарантом вашей безопасности от мести короля севера? – от внимания не ускользнуло, как при упоминании Молдлейта улыбка Райсена немного дрогнула. Соперники, самые настоящие соперники за место у королевской кормушки.

Но если Вардис думал, что своим намеком поколеблет решимость Райсена, он ошибался.

– Мне, милорд, все равно, что на этот счет думает Даггард. Он рассматривает вас исключительно как предмет торговли с Холдстейном, я же – как источник информации. Ценный источник. Я, кстати, милорд, думаю, что вы настолько ценны, что король севера пойдет нам навстречу даже ради лишившегося пары частей тела друга.

Вардис насмешливо глянул на Райсена. Лорд изволит блефовать? По лицу не понятно. Что же, даже если нет… Вардиса можно напугать смертью, но уж никак не тупой физической болью!

Похоже, Райсен что-то понял для себя. Он молча махнул стражникам и развернулся к выходу, но Вардис не стал дожидаться, пока тупая солдатня подхватит его под руки. Опережая стражей, лорд медленно и спокойно направился вслед за Райсеном.

Как ни странно, несмотря на близость возможных пыток, Вардис получал своеобразное удовольствие. Поднимаясь по лестнице, ведущей из башни в его глубокую темницу, вставая на каждую ступеньку, он чувствовал, как в воздухе становится все теплее и теплее, и наслаждался. Промозглая сырость уступала место сухому воздуху степей, по-летнему нагретому, и лорд Кантора с наслаждением втягивал его трепетавшими ноздрями.

Двор, на который вывели пленника, весь словно золотом был залит солнечным светом. Вардис, щурясь, смотрел на пылинки, кружащие в воздухе, на птиц, оголтело оравших на крыше. У одной неказистой синички вывелись птенцы: когда она подлетала к скату крыши, оттуда слышалось многоголосое верещание. Облезлая кошка жадными глазами глядела на ветви раскорячившегося в тесноте, в узкой щели между кузницей и конюшней, дуба, усеянного воробьями. Посреди площади, нежась в лучах утреннего солнца, развалилась собака.

– В Гофосе не предусмотрено пыточной? – вежливо поинтересовался Вардис. – Или вы решили порадовать меня прогулкой?

– Я бы в задницу вам запихнул вашу самоуверенность, милорд, – ласково улыбнулся Райсен, но глаза его не улыбались. – Тем более, что такой случай мне сейчас представится. Извольте пройти к кузнице.

Вардис равнодушно пожал плечами и медленно двинулся через двор. Странно, только оказавшись в плену он научился получать удовольствие от обычных в общем-то вещей, таких, например, как утренняя прогулка.

В Гофосе действительно не было пыточной. Равнинные земли, принадлежащие Короне, вообще отличались определенной уникальностью – центральный вроде бы город Гофос на деле был лишь большой, дурно укрепленной крепостью, куда лорд-кастелян, назначенный еще прошлым королем, с семьей приезжал раз в год, роль своеобразной столицы выполнял Тэльк – мелкий, неудобно расположенный – почти на самой границе степей, но отчего-то весьма любимый лордом-кастеляном город. В нем ютились ремесленники, несли службу солдаты, вели свои счета сборщики налогов, трудились в застенках палачи. В последние пять лет там даже было построено два храма, в то время как часовня Гофоса пришла в запустение. Только одно оправдывало армию Линеля, направившуюся к Гофосу вместо Тэлька – скромные размеры. Даже собственная армия кастеляна, собравшаяся для присоединения к Сильвберну, вынуждена была остаться за пределами города. Всю королевскую рать мог укрыть только Гофос.

За неимением в Гофосе различных удобств, армии под управлением Молдлейта приходилось обходиться тем, что есть. Спать вповалку на лошадиных попонах, питаться корнеплодами, отнятыми у крестьян, стоять в очереди в нужники – опасаясь эпидемии Даггард строжайше запретил справлять нужду по углам. А роль пыточной временно отвели кузнице, весьма удручив этим кузнеца – кряжистого детину, стоящего в углу, сложив руки.

– Выметайся, – Райсен был вежлив, как истинный лорд.

Кузнец коротко кивнул и вышел. Вид у него был недовольный, и Вардис его понимал – только разложил инструмент, настроился на работу, и тут на тебе, приходит какой-то хлыщ, велит тебе проваливать, а потом, пожалуй, еще и грязь за собой оставит…

– Я смотрю, вы в благодушном настроении, милорд?

– Что? – Вардис недоуменно взглянул на Райсена.

– Вы ухмыльнулись. У вас хорошее настроение?

– А с чего бы ему быть плохим? – Вардис широко улыбнулся. – Лето, утро, птички поют…

И правда, какая-то птаха бодро зачирикала откуда-то сверху.

Райсен отвернулся и заходил по кузне. Вардис видел – лорду немного не по себе: он решился сделать по-своему, но боялся. Боялся Молдлейта, хотя ни за что бы в этом не признался, боялся Моэраля. И Вардиса, славного своей жестокостью, тоже боялся, небезосновательно, честно говоря. Что-что, а мстительность лорд Кантор считал достоинством – не недостатком. Если бы Райсен немедленно приступил к пыткам, он мог бы скрыть свой страх, но он заговорил, и Вардис вычислил его слабость.

– Видят боги, милорд, мне не хотелось бы причинять вам боли.

Вардис молчал. Ему было интересно, как много рыжий скажет, прежде чем перейдет к пыткам. Райсен немного подождал, понял, что ответной реплики не дождется, и продолжил: