Что-то мелькнуло рядом, в нескольких местах. Изо всех сил пытаясь очистить слезящиеся глаза от пыли и увидеть, четверо искателей приключений не могли не заметить две вещи сквозь клубящуюся пыль: ноги в сапогах наверху все еще были точно там, где они были, и мерцание было пульсирующими огнями, быстро бегущими вверх и вниз по четырем каменным столбам.
— Он двигается! — внезапно крикнул Айриклаунаван, указывая вверх. — Он двигается! Я ...
Остальные его слова потонули во внезапном скрежещущем, грохочущем шуме, от которого задрожали плитки пола под их ботинками. Свет, танцующий на колоннах, внезапно вспыхнул ярче, отражаясь от четырех напряженно поднятых клинков. Каменные облицовки на всех колоннах соскользнули в пол, оставив после себя отверстия, которые тянулись по высоте колонн. Что-то заполнило эти отверстия, лишь смутно видимое, когда сияние угасло, оставив на полу только рубиновые огоньки факела. Фолоссан нырнул за факелом, сильно дуя на него и с каждым вдохом кашляя от кружащейся пыли. Он поднес новый факел к старому и подул туда, где они встретились. Остальные с подозрением разглядывали то, что заполняло каналы от пола до потолка в колоннах. Это было что-то бледное и блестящее, извивавшееся в каналах, как личинки, ползающие по трупу. Жемчужно-белый здесь, серовато-коричневый там, как рис, блестящий под прозрачным соусом, но расширяющийся наружу, словно сгибаясь и растягиваясь после долгого заточения. Новый факел вспыхнул, и в только что вспыхнувшем свете Нуресса увидела достаточно, чтобы быть уверенной.
— Лоссум, убирайся оттуда! — крикнула она. — Все вы! Назад — вон из этого места — сейчас же!
Она отчетливо видела, как бледная плоть отслаивается и морщится, обнажая серо-зеленый глаз... И был еще один, и третий. Это были леса глазных стеблей!
И единственными известными ей существами, у которых было много глаз на стеблях, были созерцатели, легендарные тираны со смертоносным взглядом. Остальные знали те же истории и теперь бежали к ней сквозь оседающую пыль, забыв все мысли о разграблении гробниц и нагруженных мешках с сокровищами.
Нуресса видела, что позади спешащих искателей приключений глаза моргнули, ожили и начали фокусироваться.
— Быстрее! — взревела она, втянув в себя достаточно пыли, чтобы ее следующие слова превратились в карканье. — Торопитесь... или умрете!
Сияние внезапно окружило один глаз, затем другой — и вспыхнуло лучами золотого света, которые пронзили пыль, раздвинув ее, как дым, опаляя пятки спешащего Фолоссана и стену рядом с Айриклаунаваном. Амандарн пронесся мимо Нурессы, источая страх, и женщина-воин прижалась к стене, чтобы не загораживать проход двум другим своим отчаянно спешащим спутникам. Эльф, а затем дварф с грохотом пронеслись мимо, непрерывно ругаясь, но Нуресса не сводила глаз с колонн. Теперь в ее сторону смотрели четыре колонны бодрствующих и настороженных глаз, вокруг многих из них росло сияние.
— Боги, — выдохнула она в полном ужасе. — О, пусть они будут закреплены здесь и не могут преследовать.…
Рубиновый луч света из одного глаза ударил в Нурессу, и она увернулась. Искры полетели по лезвию ее меча. Внезапный жар опалил ее ладонь. Когда дюжина золотых лучей понеслась к ней сквозь пыль, она вскинула клинок над головой и вышвырнула за спину, прочь из комнаты. Затем, продолжив движение, развернулась, чтобы сломя голову броситься за ним в поисках безопасности. Что-то взорвалось возле ее левого уха со звуком, похожим на раскат грома. Камни начали падать нескончаемым потоком.
* * * * *
Это странно — стоять на воздухе, не твердом, как камень, и не податливом, как дерн. В сухой и пыльной темноте ... Где, во имя сладких поцелуев Мистры, он был? Память текла вокруг него как река, скрывая его от безумия так долго, что теперь не давала ответов. В его конечностях было покалывание. Великая сила обрушилась на него всего несколько мгновений назад. Должно быть, в его сторону было брошено заклинание... Значит, враг должен быть рядом. Его глаза, так долго сухие и застывшие на месте, не поворачивались в глазницах, поэтому ему пришлось повернуть голову. Шея оказалась жесткой и застывшей в своей позе, поэтому он повернул плечи и все тело, пока стены медленно проплывали мимо, и пыль осыпалась с него клочьями, веревками и огромными комьями.
Стены двигаются… он тонул, оседал в воздухе, освобожденный от... чего? Что-то заточило его здесь, несмотря на то, что он ловко передвигался по воздуху, избегая ловушек и охранных заклинаний. Что-то ухватилось за магию, удерживающую его в воздухе, и вцепилось в нее, как в кандалы, удерживая его неподвижным в темноте. Должно быть, прошло очень много времени.
И все же что-то разрушило ловушку заклинания, разбудив его. Он был не один и он спускался, хотел он того или нет, направляясь к... чему? Он напряг зрение и обнаружил, что со всех сторон на него смотрят глаза. Злобные глаза, расположенные в колоннах бледных глазных стеблей, которые танцевали и покачивались с медленной грацией, следя за его падением. Вокруг них росло сияние.
Какой-то странный созерцатель? Нет, некоторые из стеблей были темнее, толще или больше, чем другие... Это были глазные стебли созерцателей, все верно, но от многих разных созерцателей. А сияние, конечно, могло причинить ему только вред. Он все еще чувствовал себя странно... отстраненным. Не настоящий, не здесь, но все еще плавающий в потоке воспоминаний, которые называли его… Эльминстер, Избранный — по крайней мере, один из —Мистры, темноглазой леди всей магии. Ах, тепло и чистая сила серебряного огня, который тек через нее и выходил из нее, изливался из ее рта, соединялся с его, бурлил, опалял и прожигал свой мучительный, волнующий путь через каждый дюйм его тела, вытекая из носа, ушей и самых кончиков пальцев.
Свет вспыхивал и мелькал, и Эльминстер почувствовал новую агонию. Его пересохшее горло изо всех сил пыталось зарычать, руки бесконтрольно хватали воздух, а внутренности казались горящими и в то же время легкими и свободными.
Он посмотрел вниз и обнаружил, что вокруг него бушует и шипит серебристый огонь, беспокойно выплескиваясь из его живота вместе с чем-то бледным, кровавым и вязким, что, должно быть, было его собственными внутренностями. Вспыхнул новый огонь, и жгучая боль и шипение отметили потерю его волос и кончика уха на правой стороне головы.
Гнев охватил его, и, не раздумывая, Эльминстер ударил, рассекая воздух серебряным огнем, который разлетелся брызгами и рассеял множество магических лучей на своем пути к атакующим глазным стеблям. Глаза растаяли, подмигивая, плача и мечась в бесполезном сиянии, искрящемся и мерцающем вокруг них. Эл, не терял времени, наблюдая за их разрушением, а повернулся, чтобы указать на другую колонну и опалить ее глаза сверху донизу. Он не знал, какая магия сохранила все эти отрезанные глазные стебли, но пламя Мистры могло разорвать любое Искусство и плоть как живых, так и нежити. Эльминстер повернулся, чтобы прожечь еще одну колонну сердитых глаз. Он все еще падал, его внутренности болтались перед ним, и с каждой вспышкой серебряного огня что-то за колоннами светилось в ответ. Рожденные глазами лучи смертоносной магии теперь всерьез разили его, слабея перед божественным огнем Мистры. Сердитое потрескивание и похожий на прибой растущий и стихающий рев высвобожденной магии бушевали по комнате, как зимняя буря, сотрясая давно не использовавшиеся конечности волшебника.
Последняя колонна глаз потемнела и умерла, опускаясь к полу и выплескивая темную грязь, которая отражала собственный поток жизненных жидкостей Эльминстера, пропитывающий плитку. Он вцепился в собственные внутренности, засовывая их обратно в себя руками, которые пылали серебряным пламенем, и все еще занимался этим, чувствуя тошноту и слабость, несмотря на пробужденную, бурлящую божественную силу, когда каблуки его ботинок наконец нашли что-то твердое. Он споткнулся, потерял равновесие, пошатнулся и чуть не упал, прежде чем твердо встал на ноги. Пыль снова закружилась вокруг него, сердито потрескивая, когда встретилась с бушующим серебряным огнем. За колоннами, руны, выгравированные на ступенях и саркофаге некоей гробницы, вспыхивали и потрескивали собственным пламенем, отражая каждый рев огня Мистры. Задыхаясь от охватившей его агонии, Эл приложил все усилия, чтобы залечить огромную рану в животе, не обращая внимания на последние несколько мерцающих глаз. Он надеялся, что струящийся серебряный огонь поймает и разорвет их заклинания прежде, чем ему причинят вред. Его кровь темным дождем пролилась на плитки во время спуска, и он чувствовал себя опустошенным и разорванным. Последний маг Аталантара зарычал в бессловесном гневе и решимости. Он должен был собраться с силами и выбраться из этого места, прежде чем накопленный серебряный огонь угаснет и подведет его, отступив, чтобы тепло обвиться вокруг его сердца и восстановиться. Что бы ни поймало его в ловушку раньше, оно вполне могло сделать это снова, если он задержится, и его нынешняя агония была вызвана только одним нападением глазного стебля. Он медленно повернулся, наклонился и, удерживая свои внутренности на месте, неуверенно двинулся туда, откуда исходил тусклый дневной свет. Серебряный огонь все еще лизал дрожащие пальцы. Глазные стебли вспыхнули свежими лучами хищной магии и опалили плитки пола в дюймах позади шаркающих ботинок Эльминстера. Запечатав последнюю свою огромную рану, он полоснул позади себя листом серебряного огня, защищая себя от новых атак. Позади него невидимые уцелевшие глазные стебли обмякли и потемнели в одно мгновение. И тут же руны на гробнице приобрели устойчивое, усиливающееся свечение. Маленькие огоньки мерцали среди металлической завесы над ним, поднимаясь и опускаясь, как любопытные, но возбужденные пауки, и вспыхивая все сильнее.
