© Семашков Р. В., 2023

© ИД «Городец», 2023

Устав от праздной алкогольной жизни в Петербурге со всеми ее тревожными последствиями, я решил не искать новую квартиру в аренду, – из старой нас попросили съехать, – а перебраться со своей маленькой семьей в деревню. Жена не возражала, у сына никто мнения не спрашивал.

Жители этой деревни называют ее городом, но если она и была когда-то городом, то давным-давно.

При царе в ней работало два десятка питейных заведений, несколько постоялых дворов, десяток амбаров для хлеба, которым загружали баржи. Работала земская больница, ремесленное училище и стояли городские казармы. При советской власти появились аптеки, школа, детский сад, тюрьма, а также открылся педагогический техникум и еще ремонтно-механический заводик.

В какой-то момент город стал знаменит своим пивным заводиком, который поил и кормил весь регион.

Говорят, что неподалеку был аэропорт и билет на самолет там стоил чуть дороже автобусного. Затем все закрылось, зарылось, разворовалось вплоть до последней пивной бутылки.

Сейчас на тех предприятиях даже бродячие кошки не гуляют, а в аэропорт я до сих пор не верю.

Осталась пара сотен избушек и пять-шесть двухэтажных многоквартирных домов.

Школы (причем как обычная, так и коррекционная) и детский сад тоже сохранились, а тюрьму переделали в психбольницу.

Меня всегда удивляло, что для такого маленького количества людей в деревне существовали коррекционная школа и психушка, однако оба заведения пользовались популярностью и никогда не пустовали.

В общем, мы ехали в этот город. Эту деревню.

Сын неистово макал в сырный соус картошку фри, за которой я сбегал, когда поезд остановился в Казани, а жена зачитывала матерные сообщения от тещи, сообщавшей нам, что тесть ушел в запой и не встретит нас на вокзале.

Запой этот скрывался до последнего. По официальным данным, тесть не пил уже год, но пришло время правды – тесть оказался не готов к долгожданному приезду внука. В ближайшие дни он его не увидит.

Без сомнений, обидней всего было самому тестю.

Я начал понимать, что сына совсем не интересует картошка – все дело в сырном соусе, а картошка служит всего лишь проводником между ртом и маленьким сырным ящичком. Жена заблокировала телефон и как-то слишком громко опустила его на стол рядом еще с одним сырным ящичком, который после нескольких минут ругани и слез придется отдать сыну.

Мы подъезжаем к городу Вятские Поляны, чтобы там сесть в машину и через сорок минут оказаться в простой русской деревне, которая граничит с Татарстаном.

Половину деревни совершенно логично заняли татары, которые довольно быстро стали русскими и зажили нормальной русской жизнью – с матерком, драками, громкими праздниками и крепким похмельем.

Впрочем, они были немного хитрее и собраннее, и от этого заборы у них стояли ровнее, а мотоциклы были чище и новее.

Также в этих краях можно было обнаружить удмуртов и марийцев, но их особо никто не отличал от татар.

Обойдя вокзал, мы уткнулись в магазин разливного пива «BEERlin». «На Берлин!» – подумалось мне, однако мы все равно свернули в сторону такси, волоча сумки с вещами.

Таксист наш тоже был татарином, речь которого сразу напомнила о местном говоре со всеми его нюансами.

В этих краях любую фразу говорили с вопросительной интонацией, даже если ничего не хотели узнать, а акцент в предложении делали на незначительное слово или слог.

«Ты вперед садись-то? – командовал таксист Айдар, – Быстро темнеть начало? – как будто спрашивал он нас об особенностях местного часового пояса. – Сын взрослый-то уже?» – бросил он в сторону двухлетнего ребенка, не прося при этом уточнений по возрасту, лишь улыбнулся и завел мотор.

По большому счету, никто никого здесь ни о чем не спрашивал. Все вопросы были риторическими. Все и так все знали.

Просто жили так же, как и пятьдесят лет назад, когда здесь летали самолеты малой авиации, а автобусные остановки напоминали штабы другой цивилизации, так же, как и сто лет назад, когда татары еще не употребляли водку, а русские презрительно не давали им сложную работу.

Кто-то спивался медленно, кто-то – обгоняя себя самого, кто-то бросил и скучает.

Россия – это когда плохо там и невозможно тут. Посмотрим, насколько нас тут хватит.

Время приближалось к четырем, и темнота почти полностью завладела деревней, а я так и не нашел тестя, который во время запоя был не вхож в собственное жилище.

Помимо дома, тесть с тещей владели маленькой квартиркой на другом конце деревни, но там, как и в единственной деревенской рюмочной, тестя не оказалось.

По улице ходили тени с маленькими фонариками, подсвечивая себе дорогу к дому, а все бродячие собаки моментально куда-то исчезли. Прямо как мой тесть.

Я хотел поздороваться с ним и спросить, нужна ли ему моя помощь, имея в виду сигареты или какой-нибудь долг в сельпо.

Почти в каждый приезд я обхожу местные магазины, чтобы закрыть его задолженности.

На оплату подобных долгов бесполезно просить деньги у жены, поэтому он аккуратно обращался ко мне.

«Отдам с вахты, – бросал он и добавлял, что уходит из большого спорта: – Все! Свое я выпил. Заебало!» – и так до следующего раза.

Вахты, кстати, кончились около двух лет назад.

Тесть пошел короткой дорогой через посадку в магазин, в котором не был должен, и, перепрыгивая через ручей, сломал ногу в двух местах. Оказалось, что это была короткая дорога к пенсионной жизни.

Думаю, даже покойный Джек Лондон не смог бы воспроизвести, как пятидесятилетний мужик с монументальным похмельем и кровоточащей ногой, весь мокрый ползет из леса в сторону дома: «Домой! Все! Заебало!»

Российские мосты потеряли хорошего бригадира-монтажника, зато местный детский садик приобрел отличного завхоза.

Нога заживала, а из-за свободного рабочего графика тестя у тещи в огороде появились новые теплицы. В коридоре был поставлен красивый шкаф ручной работы, а на кухне что-то вроде детского столика, который одновременно мог служить стулом для взрослого человека.

Но спустя три или четыре месяца он аккуратно предложил отметить какой-то священный праздник и на следующий день, почувствовав себя хорошо, заявил, что употреблять будет, но «как вчера – по чуть-чуть», и так до первого серьезного похмелья.

Раньше тесть выселялся на веранду.

Выпивал все заначки, спрятанные в погребе, сарае и бане, окутывался в три одеяла и, подвывая, пытался заснуть. В качестве согрева иногда использовал хлебопечь, которая хранилась там же, – просто включал ее на полную, открывал и ложился спать. По ночам прокрадывался в дом и выпивал пару яиц – из еды во время запоя он больше ничего не употреблял. Говорят, в водке есть все необходимые калории.

О призраке с веранды дома вспоминали зло и мимоходом.

«Нашел уже где-то, придурошный», – выглядывая из окна, замечала теща и, плюнув в сердцах, шла на кухню готовить.

В такие дни я, как правило, покупал коньяк и вечером под вкусную закусь выслушивал тещины тирады.

Из монолога, с огромным количеством аргументов и доказательств, выходило, что тесть – конченое чудовище и лучше б в том ручье он захлебнулся. Я кивал. Затем спрашивал, хотела бы она на кого-нибудь променять его в этой деревне, на что теща отвечала, что он все-таки единственный нормальный мужик, хоть и мудак.

Немного расстроенный, я вернулся домой, где уже все было готово для похода в баню, стоявшую за внушительного размера огородом.

Жена ловко выпрыгнула из своей обуви в предбаннике, слегка задев дрова, лежащие возле двери, и мы зашли в парилку, где очищались от грязи.

Я подставил тазик под кран с холодной водой, которая шла из бойлера, и тазик под кран с кипятком. Водрузив их на деревянный стол, мы начали намыливаться.