Эта книга – энциклопедия самообмана

Глава 1

Я поднялся на поверхность через главный выход. Небеса представляли собой апокалипсическую картину: над Вечным городом столпом нависли иссиня черные тучи, внутри которых свирепо громыхало. Вспышки света отражались над тяжелым куполом неба грустными предвестниками этого безучастного рокота. Кто-то поджег землю. Невидимый огонь танцевал в своей безумной пляске. Вот-вот должен был пойти дождь. На что способен он? Эта жалкая крупица мирового океана ни за что на свете не потушит беснующееся пламя погибшей цивилизации. Последний бал человечества начался и его уже не остановить, даже если земля поменяется с солнцем местами. Свет никогда не проникнет на нашу бренную планету, и ничто уже не будет щекотать молодую весеннюю траву теплыми материнскими лучами.

Я достал пачку крепких табачных стиков и пытался выудить оттуда прикорм для своих легких, однако с сожалением обнаружил, что последние два стика были поломаны.

«Сволочи! Вырвать бы руки тем придуркам, которые изготавливают сигаретные наполнители из мягкого искусственного бумагозаменителя» – грязно выругался я, вытряхивая на ладонь высыпавшийся табак.

Пока я занимался этим дешевым занятием, небеса наконец-то прорвало, и на Вечный город повалилась стена воды. Потолок у города рухнул – последний оплот защиты от неизбежной гибели был потерян безвозвратно. Человечество на ладони Земли оказалось совершенно голым, открытым и беспомощным. Суеверный страх, живший в сердцах людей на протяжении десятка тысячелетий, вырвался наружу диким зверем. Его следы можно было обнаружить в глазах прохожих, разбегающихся от крупных капель как тараканы при свете лампы.

Все эти людишки до дрожи боятся дождя. Им невдомек, что таким количеством воды невозможно причинить себе вред. Дождь – это осколки небесной воли; часть купола, под которым мы постоянно находимся. Мы работаем, спим, едим, любим, сидим на унитазе – все это происходит под присмотром неба. Мы узники в камере пожизненного заключения! Мы заточены в комнате с прозрачными стенами, полом и потолком. Капли дождя – это небесное снисхождение. Эти капли знают про нас все. Они дарованы нам, чтобы мы не чувствовали себя одиноко на этой планете. Они посланы нам, чтобы человечество не забывало о том, что основа основ, то, на чем стоит свет, что-то колоссальное и фундаментальное может в один момент рухнуть, рассыпаться и распластаться над поверхностью Земли, как эти капли.

Ни одного живого существа, кроме меня, не осталось под беспорядочными нитями дождя. Даже бродячие псы и те поспешили скорее спрятаться в только им ведомые подворотни.

Я стоял и мок. Мой плащ был настолько сырой, что им было впору мыть полы. Я не жалел одежду, ведь она лишь шкура, которая отличает одного животного от другого. В наш век люди перестали доверять обонянию, а ведь запах куда более надежный информатор, чем шляпа, брюки и прочая ерунда. От человека может разить хоть всеми парфюмерными домами Парижа, но если он – дерьмо, то запах у него будет соответствующий. Я вывел это правило еще в институте: будучи студентом, очень многое зависит от того, как ты умеешь разбираться в людях, кому можешь довериться, а кого стоит попридержать на расстоянии. В эти золотые времена, когда жизненный опыт измеряется количеством набитых шишек, только нюх является безошибочной мерой всех вещей.

Ход моих размеренных мыслей нарушила беспечная невесомая бабочка, выпорхнувшая из-за серых стен здания, обрамляющих главный выход. Ее синее платье мирным поплавком игриво качалось на безумных волнах этой жесткой жизни. Только появившись, бабочка сразу же промокла – суровая реальность окатила ее беспечную голову ливнем несправедливой убогости. Я помню эту девушку: полчаса назад она стояла передо мной в кабинете и умоляла, рыдая навзрыд, позволить остаться ей в Вечном городе. Этому милому созданию только-только исполнилось шестнадцать лет. Она достигла возраста, с которого «гои», так называют жителей окрестных деревень, могут получить гражданство Вечного города. Что это им сулит? Работу, постоянную и гарантированную, а значит регулярное предоставление кредита и прочих ссуд. Этим они не могут похвастаться у себя в деревне. Поэтому они стремятся в Вечный город. Многие приезжают сюда нелегально – гоям запрещено пребывать в Вечном городе без предварительного согласия Департамента, в котором я работаю. За нелегальное пребывание следует суровое наказание – принудительные работы на урановых рудниках. Средневековые разновидности смертной казни были более гуманным способом умертвить человека, чем этот.

Получить гражданство Вечного города для гоев практически невозможно. Существует ряд бюрократических процедур. Центральное звено в этой цепи представляют собой обязательные стерилизация для женщин и кастрация для мужчин. Таким образом власти Вечного города желают избавиться от проблемы перенаселенности. Полностью ограничить въезд гоев на территорию Вечного города невозможно, так как Вечный город сам себя не прокормит – ему нужны рабочие руки. Я застал те времена, когда гоев не стерилизовали, им запрещали заключать браки на территории Вечного города. Но данная мера не оказывала должного воздействия на массы постоянно притекающего населения. Стали нередкими случаи, когда гои втайне рожали детей в Вечном городе и оставляли их здесь на воспитание своим родственникам либо просто добрым людям. Тогда, Правитель Вечного города – Вольдемар – предложил навсегда решить проблему незаконной иммиграции. И была введена процедура обязательной стерилизации в качестве условия для принятия гражданства. Обставлено все было красиво: был проведен референдум, на котором большинство населения Вечного города высказалось за то, чтобы применять процедуру стерилизации. Как выяснилось, это достаточно гуманно по отношению к гоям, так как стерилизация помогает иммигрантам соблюдать и чтить законы Вечного города – количество незаконных браков между гоями резко уменьшилось. Тем более резко упал показатель преступности. Из минусов данной реформы аналитики отметили лишь снижение темпов роста экономики, зато, как заявили независимые эксперты, кастрированное население стало более управляемо.

И вот в это море бурлящей черной массы порочной воли и порочных решений бросили на погибель только что появившуюся на свет бабочку, неокрепшую и юную. Ей осталось жить сутки. Ровно столько времени есть у нее до момента ее химического уничтожения. Ровно сутки она может ощущать всю свою воздушность, ровно сутки она каждой порой своей нежной кожи может вдыхать аромат окружающей себя действительности, будь то бархатный лунный свет роскошной шелковой ночи или нежный морской ветерок в предрассветные утренние часы. Все в ней дышит. Она, как молодой зеленый побег, тянется к солнцу, устремлена навстречу свежей и новой жизни.

Она заприметила меня. Я ожидал услышать в мой адрес ворох заслуженных проклятий. Но к моему удивлению, это создание, подлетев ко мне, стало щебетать какие-то слова благодарности, рассыпаясь в радостной улыбке. Ее голос дрожал, на глазах блестели бриллианты девичьего восторга. Я был в недоумении. Это был мираж, сон, который создал мой воспаленный мозг. Зажмурившись, я попытался развеять навалившиеся на меня чары. Открыв глаза, я был непомерно удивлен, обнаружив, что бабочка не исчезла. Она все еще благодарит меня, но увидев, что я неважно себя чувствую, она поспешила поскорее уйти, решив, что я могу поменять свое решение.

Странно, как порой бесцельно люди разбрасываются благодарностями. В наше время слова благодарности – это пустой звук. Вот и сейчас, смотря вслед убегающей девушке, я чувствовал себя маньяком – убийцей с ножом в руке, который только что изнасиловал свою жертву и отпустил ее на свободу. В этой ситуации было бы также странно слышать слова благодарности в свой адрес, как и было странно их слышать мне минуту назад. Что полезного я сотворил для этой девушки? Чем она мне так обязана? Тем, что я поставил свою визу на ее заявлении о принятии ею гражданства Вечного города?! Тем, что я позволил только начинающему жизнь человеку навсегда потерять тот смысл, который в нас закладывала природа?! Тем, что она пока и не понимает, на что обрекла себя простым росчерком своей маленькой ручки, а я не смог переубедить ее этого не делать?! Да, это ее шаг. Но я в состоянии был повлиять на ее решение. Я опытный взрослый мужчина, занимающий высокую должность, мог надавить на нее, отказать, в конце концов, в принятии ею гражданства этого проклятого города. Но я этого не сделал. Почему? Потому что она плакала. Я не переношу женские слезы. Когда плачет женщина, я готов на все, лишь бы заставить ее замолчать. Эта бабочка обладает громким голосом, а плачет она еще совсем как ребенок – по-детски, так, что сопли ее надуваются в большие пузыри, а лопаясь, брызгаются во все стороны. Женщины так не плачут. Когда плачут женщины, их красота преумножается в тысячи раз: их хочется пожалеть, прижать к себе и обнять. А этой бабочке хотелось устроить взбучку… Но даже не на это я обратил внимание. Не этот плач остановил меня в моем порыве прогнать ее и заставить уехать обратно в деревню. Ее взгляд – вот, что повлияло на меня. Решительный взгляд затуманенных глаз, чуть косой и чуть с прищуром. Я знаю этот взгляд. В этом взгляде сосредоточено все безумство беспредельной крайности человека. Так смотрела моя жена, когда мы с ней ругались. Безнадежность ситуации – вот что мне сулил этот взгляд. У бабочки был точно такой же взгляд. В тот момент я понял, что от меня уже больше ничего не зависит – даже если я ей сейчас откажу, она найдет каким образом остаться в Вечном городе, легально или нелегально. И я решил не сопротивляться. Мое воображаемое кладбище людей, которым я не смог помочь, пополнилось еще на одного несчастного.