© Сабенникова И.В., 2023

© Оформление. Издательство «У Никитских ворот», 2023

– Дедушка, дедушка, у меня тень пропала, – причитал маленький мальчик, вертясь на затемнённом участке площадки, где ветви подросшего клёна закрывали уличный фонарь. – Может быть, ей со мной скучно стало, и она ушла? – говорил он, едва не плача, теперь уже присев и осторожно, с каким-то несвойственным взрослым доверием заглядывая под машины: не спряталась ли она там?

– Ничего, ничего, иди ко мне, сейчас найдём её, – отозвался высокий, особенно в сравнении с маленьким и худеньким мальчиком, и чуть нескладный мужчина – очевидно, его дед. – Тень – она же как приведение, то нет её, а то прилипнет и не отстаёт, – объяснял он ребёнку. – Иди сюда, здесь поищем.

Ребёнок, исследовав днище всех машин, вышел на тускло освещённый участок и тут же замер.

– Дедушка, – громко прошептал он, – я её нашёл, только она какая-то вялая, заболела, наверное. Как же нам её теперь лечить?!

– Ничего, вылечим, вот увидишь, – гудел дед, уводя ребёнка подальше от дома, то ли потому, чтобы тот не потребовал немедленно вернуться к маме за помощью, то ли борясь со своим собственным желанием вернуться домой под тёплый плед к телевизору: на улице был первый по-настоящему холодный день.

– Вот здесь посмотри, – слышалось уже издалека, – видишь, она уже и оживилась, здесь простора больше, да и светлее.

Возле аптеки, где они теперь остановились, горел яркий фонарь.

– Ой, дедушка, – послышались радостные возгласы мальчика, – она выросла! Смотри, смотри, в кустах запуталась, давай-ка её вытащим оттуда.

– Ничего-ничего, – откликался дед со знанием дела, – ей не страшно, не порвётся, сам-то туда не ходи, ко мне иди.

Так понемногу они продолжали удаляться, перемещаясь от фонаря к фонарю, и оттуда продолжали долетать детские возгласы: ребёнок то радовался, то огорчался, по мере того как вела себя его ещё не прирученная тень.

Он воспринимал её как только что обретённого друга, который может уйти, не захотев с ним играть, или пойти к какому-нибудь другому мальчику, что было бы очень обидно. Ребёнок искренне дорожил этой дружбой, которая была для него важна, как важно бывает в три года всё: и коробка спичек, и катушка, и потрёпанный плюшевый медведь, а тем более живая тень, которая дружит только с тобой!

Я стояла возле подъезда чужого дома и, прислушиваясь к удаляющемуся и уже едва слышному разговору деда и внука, думала о том, насколько наполнены событиями и эмоциональными переживаниями дни маленьких детей, насколько они долги, так, что порой кажется, что это и есть вся жизнь, а завтра будет уже другая жизнь и ты будешь другой, и страшно вечером засыпать: вдруг завтра тебя не узнают, так ты переменишься за ночь. А взрослые, живущие рядом, окружающие заботой и любовью этого ребёнка, даже не догадываются об этих страхах, не чувствуют, что время у них и у ребёнка течёт совсем иначе, и только торопят его то есть, то спать, то гулять, спешат скорее подвести малыша к тому возрасту, когда их время совпадёт и они станут равны. Но только это совпадение длится одно мгновение, а дальше их время, постоянно ускоряясь, устремится к своему завершению, а его время, став обычным в общепринятом смысле, когда день включает 24 часа, 1440 минут, или 86 400 секунд, вдруг потечёт размеренно и скучновато. И только тогда, когда он обретёт ощущение абсолютного счастья и гармонии, влюбившись, это время опять станет как широкая река – наполненным бесчисленными событиями, ощущениями, открытиями, эмоциями как в детстве. Значит, ощущение времени зависит от состояния нашей души, а вовсе не от того, насколько много дел нам надо переделать и какими техническими средствами мы обладаем, чтобы ускорить этот процесс.

Помните ли вы хоть один день из своего детства? Наверное, нет. Отдельные события, переживания, какие-то разрозненные ситуации, конечно, помните, но целый день с утра и до вечера – маловероятно. Это примерно то же, как если бы вас спросили: помните ли вы всю свою жизнь в мельчайших подробностях? Даже если бы вы вели дневник, то и тогда не вспомнили бы всего и не смогли бы восстановить в памяти того, что было с вами до семи лет, когда вы научились хорошо писать и начали записывать события своей жизни. Конечно, ваши детские записи позабавят вас своей наивностью, но вы стали другим, в прежние ощущения уже не влезть, как и в детскую одежду. И всё же попробуйте это сделать. Зачем?! Ну хотя бы затем, чтобы отвоевать у вечности несколько драгоценных мгновений своей жизни, чтобы стать моложе, чтобы очистить свою душу от тех пустых треволнений, которые вы теперь почему-то называете эмоциями, но которые ими не являются, чтобы наконец прикоснуться к источнику истинной радости, стать, пусть только на эти несколько мгновений, искренним с самим собой, понять самого себя.

– А потом, потом как жить? – спросите вы.

– Потом? Сами всё поймёте. Это совсем не страшно, попробуйте. Давайте вместе, вы и я. Я буду вспоминать этот свой день, а вы будете рядом, и оттого ваши воспоминания постепенно пробудятся, окрепнут, приобретут какие-то конкретные событийные формы, давно забытые запахи, цвет, вкус, ощущения.

Утро, раннее утро, я – жаворонок, по крайней мере меня так всегда называют родители, потому что я просыпаюсь рано и с улыбкой, как просыпается большинство маленьких детей. Просыпаются для того, чтобы открывать для себя мир.

Луч весеннего солнца уже проник сквозь занавески и дотянулся до самой кроватки, взбаламутив пылинки, которые теперь плавают в его ярком многослойном, словно слюда, свете, похожие на планеты, то исчезая, то вновь появляясь. Почему планеты, я не знаю, наверное, брат что-то читал мне о планетах. Он всегда читает мне вечером вслух, но поскольку сказки все давно уже прочитаны, то он читает то, что интересно ему, – Майн Рида или что-то из учебников. Планеты пылинок медленно плавают в солнечном луче и не тонут. Я выставляю пальчик и пытаюсь дотронуться до луча, он тёплый, а палец становится розовым и прозрачным, отчего хочется его лизнуть.

Я лежу в детской кроватке, выкрашенной белой краской и затянутой нитяной сеткой сбоку, чтобы я не выпала. Кроватка уютная, но сетка мне не нравится, и я начинаю думать, как бы выбраться, хотя лежать и мечтать, представляя себя такой же плавающей пылинкой, очень приятно. Выбраться не так-то просто. «Точно для кроликов», – думаю я, вспомнив, как недавно кормила травой и капустными листьями кроликов с подвижными розовыми носиками, а они, жуя, шевелили усиками, но бежать не пытались.