– Кливер на левый борт! Стаксель на левый борт! Прямо держи!

Дэниэлу показалось, что палуба дрогнула под ногами. Ветер рванул волосы, отросшие после давней стрижки, запутался в длинных краях банданы. Поправив головной убор, парень наклонился к снастям, ухватился за канат и начал сматывать шкоты.

Палуба скользила, качалась и то и дело уходила куда-то в сторону, приходилось переступать босыми ногами по мокрым вощеным доскам. Что-то больно царапнуло по ладони. Мимоходом Дэниэл взглянул на руки: кожа на пальцах была стерта, соленая вода сильно щипала мелкие ссадины. Слизнув капельки крови с ладоней, юнга снова смотал распустившиеся снасти и продолжил тянуть вниз. Парус постепенно распрямлялся огромным белым крылом, а Дэниэл стирал с висков бисеринки пота и смотрел вверх, щурясь от слепящего солнца.

– Грота-шкоты травить! Фока-шкоты травить! Право помалу!

Надо же, только вчера все шло по плану, боги благоволили, а сегодня на рассвете баркентину ни с того ни с сего опасно качнуло и повело по ветру. И теперь команда, разбуженная до положенного времени, ставила малые паруса и спускала большие, чтобы судно, увалившееся под ветер, пошло с нужной скоростью. Дэниэл вместе с двумя матросами убирал стакселя, травил шкоты и то и дело по просьбе рулевого Джонни забирался на фок-мачту, чтобы оценить, далеко ли маленькая темная точка на пронзительно-голубом небе.

Такие маленькие точки, не замеченные вовремя, оборачивались большой бедой. В море бывало всякое, и несмотря на опытность команды и капитана, суда гибли, переворачивались, получали пробоины и шли ко дну. Дэниэл знал, как это бывает. Вот только что на одной седмице ручная чайка приносила письмо от дяди, а на другой – адмирал вызывает маму к себе лично и выражает ей соболезнования по поводу гибели брата и всей его команды у берегов северного мыса Сейдана. После этой трагедии мать, конечно же, не пустила единственного сына обратно, на барк-шхуну "Исида", на которой Дэниэл служил юнгой уже целых три витка, и ему стоило долгих уговоров и просьб вернуться на нее.

Стоило только вспомнить дядю, удачливого капитана Дерека Ронтида, ходившего на бриге "Альбатрос", как в памяти всплыли тревожные моменты, будто только этой минуты и ждали. Королевские гвардейцы разбирали документы, уцелевшие каким-то чудом на обломках и присланные домой, и нашли среди них маленький клочок пожелтевшей бумаги. На нем было написано несколько слов на непонятном языке, которого не смог узнать никто. Записка была адресована племяннику, то есть, самому Дэниэлу; ему и отдали и записку, и карту, но что с ними делать, он решительно не знал. Острова, на которых стоял заветный крестик, были слишком далеко от обычного курса "Исиды", поэтому свои мечты о кладах и приключениях парень задвинул в долгий ящик.

После двух седмиц путешествия по Алому морю "Исида" подходила в последний порт – северный Эйденхилль. Здесь капитан Янис Миллс должен был подписать договор с правителем северных земель, лордом Брауном, о том, что кораблям с юга позволено входить в порты, а мастерам разрешается беспошлинно торговать на суше. Оставалась последняя задача, самая простая, обошлось даже без происшествий: гроза прошла стороной. И вот уже виднелся скалистый берег гостеприимного мыса, несколько человек, встречавших корабль на краю обрыва, даже дымок поднимался над крышами прибрежного городка…

В воздухе отчетливо пахло гарью. Это почувствовали некоторые матросы, что были на палубе: оставили снасти, подошли к борту, всматриваясь в береговую линию. И вдруг Дэниэл услышал чей-то короткий, приглушенный из-за расстояния вскрик, а затем всплеск. Маленькая фигурка вместе с фигурой повыше и покрупнее сорвалась со скалы в море, а остальные кинулись наутек.

Дэниэл, цепляясь за галсы и скользя взмокшими ладонями по гладким деревянным ступеням вант, скатился на палубу и хотел было объявить тревогу, но один из матросов, Эллиот, опередил его.

– Человек по левому борту! – закричал Эллиот, свесившись с грот-мачты. – Шлюпку, скорее!

Дэниэл перегнулся через борт. Старшие матросы уже спускали шлюпку, снимали весла, двое спрыгнули с веревочного трапа. Маленькая легкая шлюпка чуть покачнулась, накренилась набок. Из своей каюты, щурясь от солнца и прикрывая глаза ладонью, вышел Уолтер Хольм. Он служил доктором на баркентине "Исида" уже больше пятнадцати витков, еще с тех пор, когда капитаном был Джон Миллс, отец нынешнего, Яниса.

– Что, вытащили? – Уолтер ухватил за воротник Дэниэла. Юнга поморщился: манеры доктора всегда оставляли желать лучшего. Он прослыл грубым и циничным, его насмешки и язвительные словечки терпели с трудом, но по-другому не могли: судовые лекари были далеко не на каждом корабле. Хотя на первый взгляд Уолтер такого впечатления не производил: лицо его казалось приятным, располагающим. Он был загорелым, с хмурыми карими глазами, глубоко посаженными, крупным выделяющимся носом, тонкими, вечно поджатыми губами под широкой белой полоской усов модной нынче “щеточкой”.

– Еще нет, мейр Уолтер, – ответил Дэниэл негромко, отведя взгляд и задушив в себе все нелестные высказывания, которые так просились на волю. Ругаться сейчас не было времени: кто-то тонул, его уже достали из воды, но это лишь полдела, ведь человек держится между жизнью и смертью.

– Кажется, какой-то парень, – добавил Дэн, приставив ладонь козырьком ко лбу и вглядевшись в слепящий блеск моря и неба. Там, чуть поодаль от баркентины, двое матросов разворачивали шлюпку, уложив спасенного на ее дно.

В таких случаях действовали всегда быстро, к тому же, "Исиде" не впервой было принимать на борт пострадавших. Один из матросов занялся шлюпкой, другой – передал с рук на руки утопленника. Тут же толпа любопытных, оставив свои обязанности, окружила его и врача. Невысокий по сравнению с остальными Дэниэл вынужден был встать на носочки и вытянуть шею, чтобы хоть что-нибудь увидеть.

На начищенных до блеска досках палубы безвольной тряпичной куклой лежала хрупкая худенькая девушка в совершенно мокрой белой рубахе, испачканной кровью, и серых холщовых штанах, подвязанных выше пояса широким кожаным ремнем. Лицо спасенной было белым, как мел, тонкие губы посинели, руки, связанные спереди, и шея покрылись крохотными мурашками. Она не дышала. Очевидно, кто-то бросил или столкнул ее в воду нарочно, ведь иначе, шагни она сама или упади туда случайно, ее руки были бы свободны. Дэниэлу казалось, что время замерло и течет по каплям, точно издеваясь. Растолкав в разные стороны двух близнецов – помощников кока, он бросился вперед и, забыв о соблюдении приличий на борту корабля, почти закричал на врача:

– Что вы стоите? Помогите ей! И велите всем разойтись, это вам что, бродячая труппа?

Некоторое время, первые секунды, доктор действительно стоял молча и казался странно бледным, хмурился, закусив губу, словно в волнении. Но на лице юнги, и без того не очень привлекательном, явственно читались безрассудные гнев и досада, потому что Уолтер, окинув его задумчивым долгим взглядом, сердито приказал всем отойти и не загораживать солнце, а сам присел рядом с девчонкой. Расстегнул несколько верхних пуговиц на ее насквозь мокрой рубахе, разрезал своим ножом веревки на запястьях, проверил пульс. Его не было.

– Иди сюда, – Уолтер махнул рукой Дэниэлу. – Поддержи вот здесь. Откачивать надо.

Дэниэл вздрогнул, еще раз посмотрев на бледное до синевы лицо утопленницы, но, преодолев неприязнь и страх, присел рядом с ней и приподнял. Доктор наклонился над пострадавшей девушкой, перевернул лицом вниз, положил грудью к себе на одно колено и несколько раз с силой надавил одной рукой между ее лопаток, придерживая другой за пояс. Вслушался в дыхание, приникнув ухом к ее спине, повторил все это еще раз. Девочка вдруг судорожно вздохнула, и ее буквально вывернуло наизнанку: изо рта и носа хлынула вода, а из глаз – слезы. Ее рвало соленой морской водой прямо на палубу, она кашляла, задыхалась и плакала, а Уолтер бил ее по спине ребром ладони, пока кашель не стал сухим и резким. Потом девушка вдруг перекатилась обратно на доски, несколько раз вдохнула, хватая воздух широко открытым ртом, и замерла, снова прикрыв глаза.