Луна-зефирка, небо хмурится,

В носочке дырка, тускло на улице.

Чешут толпы, все сутулятся,

Скрипят мозги, как ржавые ступицы.

Хочу, чтобы выросли крылья

На твоей широкой спине.

Чтобы ты задышал полной грудью

И расслаблялся во сне.

Хочу, чтобы ты в себя верил,

Хочу придавать тебе сил,

Чтобы знал, чего хочешь на деле,

И свой огонь не гасил.

Моя нервная система не проходит тест:

Не справляется с нагрузкой, выражает свой протест,

Она не успевает сделать все в один присест,

Скорей, на мне она поставит жирный черный крест.

У каждого своя зависимость:

горючее, колеса, никотин,

любовь, адреналин.

И нормы своей настроена видимость.

Нет вокруг независимых, есть одинокие,

обиженные, гневные, пустые,

закрытые, простые.

У всех на сердце раны глубокие.

И я от многого очень сильно завишу:

близкие, новое, тревожное,

согревающее, сложное.

И тоскую, когда тебя я не вижу.

Люблю обнимать, целовать тебя нежно в шею,

трогать, гладить, обнимать,

шлепать, прижимать.

Тобою я хронически болею.

Погода – дрянь, и стынут кости,

Попало в ногу чьей-то тростью,

Хандра все время ходит в гости,

Как не лопаться от злости?

Я слышу, когда кто-то из моих соседей ссыт,

И сыпет в унитаз ночами керамзит.

Слышу лающего пса, он горько воет на луну.

Слышу и музло про баб или тюрьму.

Впервые в жизни меня любят,

Поймут, как есть, и не осудят.

Нежно в губы утром будят,

Эгоизмом, знаю, не погубят.

С ума сведешь за полминуты,

Забываю обо всём,

Крепкой сетью меня опутал,

Темной, как чернозём.

Дрожь в коленях, пот стекает,

Стона эхо по стене.

Думала, так не бывает

Даже в томном сне.

Замерзшие и оголодавшие

Без живого тепла и ласки,

Не просящие и отдававшие,

Мы другим дарили краски.

Онемевшие и застрявшие

Выбирались из своих болот,

От эгоистов оба уставшие,

От никчемных, пустых хлопот.

Страстные и сумасшедшие

Притянулись, как магнитом,

С привычной колеи сошедшие,

Живые в этом мире убитом.

И куда мне деть чужую боль?

Как не болеть чужой обидой?

Освободить меня изволь

От роли горе-Немезиды.

Абсолютно беззащитна и ранима,

Тоской на север города гонима,

И мне уже неважно, что же дальше,

Нет во мне кокетства или фальши.

Оголенная душа, как провода,

Искрится и бьет током – не беда.

Просто полюбила и взлетела,

А коль упаду – сама так захотела.

Жар в груди и жар по коже,

Влюбилась по уши, похоже,

И он пылать умеет тоже,

Сгорим до тла? Увидим позже.

Мне до самой, ять, конечной,

Сижу и еду я беспечно.

Моря людей, а время вечно,

Бесит каждый первый встречный.

Не могу не думать о тебе,

Я в бесконечном цикле,

С тобой и утром, и во сне,

И мысли о свободе сникли.

На минном поле без брони,

И без лопат сапёрных.

Ты только больно не столкни:

Потеряюсь в вихрях горных.

Сколько пальцев крутится у висков?

Как зовут, и почему нет носков?

Потерялся в вихре серых дней,

Больше ты вискарик так не пей.

Снова чувствовать, снова желать,

Словно снят корсет и шоры,

И плевать мне на укоры,

И пустые разговоры, споры,

Я вновь хочу и падать, и взлетать.

Снова придумывать, снова мечтать,

Словно нет границ и рамок,

И не бояться лишних правок,

И тесных помещений, давок,

Я вновь хочу и падать, и взлетать.

Снова бороздить, снова пылать,

Словно нет предела или дна,

И пусть оплата, пусть сполна,

И пусть на голову волна,

Я вновь хочу и падать, и взлетать.