Завариваю чай, в десятый раз проверяю замки — их у меня три и еще засов, — а стоны и визг все никак не прекращаются. Снова засовываю в уши наушники, но, когда ты осведомлен о том, что происходит в каком-то метре от тебя, это не очень-то и помогает.

Хочется постучать в стену и попросить делать это тише, но решаю не превращаться в тетю Катю. Дам им еще один шанс, намекну о тонкости стен при встрече и, если после этого оргии будут такими же громкими, обязательно предприму меры.

На минутку стало даже как-то обидно, что сосед — парень несвободный. Да, у меня есть Вова, который, кажется, даже не догадывается о моем существовании, хотя несколько раз у нас определенно был прямой зрительный контакт, но кто не хочет, чтобы по соседству жил сексуальный красавчик, которого можно позвать вкрутить лампочку?

С этими мыслями и засыпаю, удовлетворенно слушая тишину.

А утром тетя Катя обвиняет меня в проституции и совращении нормального мужика (кто бы мог подумать?).

С ноги открываю дверь парадной и спешу в новый день, где обязательно встречу Вовку. Ведь Лина рассказала, что он с парнями собирается сегодня в бильярдной.

* * *

В одиннадцать ноль-ноль ни Вовки, ни его компании нет. Я выбираю столик так, чтобы было видно и вход в зал, и ту часть, где расположены бильярдные столы.

Вожу вилкой по тарелке, выбирая из пасты грибы, и поглядываю то на часы, то на стеклянную дверь в ожидании Казимирова.

В двенадцать я начинаю паниковать, что Линка слила мне недостоверную информацию.

«Вовки нет, ты уверена, что он должен быть здесь?» — отправляю сообщение подруге.

«Кир, конечно, его там нет. В одиннадцать дня он еще, наверное, дрыхнет. Он там будет в одиннадцать НОЧИ».

Хочется побиться головой о стол.

«Не могла стразу так и сказать?»

В расстроенных чувствах быстро доедаю остатки пасты, допиваю чай и выбегаю из душного помещения.

Брожу по торговому центру, рассматривая витрины и мечтая поскорей устроиться на работу, чтобы покупать себе такую же красивую и дорогую одежду, как на манекенах.

Останавливаюсь перед эскалатором, ведущим на второй этаж, где расположен кинотеатр, и оглядываюсь вокруг в надежде, что Вовка все же бродит где-то рядом. Но нет, вокруг лишь одни незнакомцы.

Поднимаю голову вверх, где на рекламных экранах крутятся трейлеры фильмов, и уверено ступаю на железную ступень движущегося монстра. Всегда боюсь, что мои шнурки застрянут где-то между ступеньками, я грохнусь на пол и меня затянет в эту штуку, как в фильмах ужасов.

Я часто хожу в кино одна. Покупаю большое ведерко попкорна, сажусь где-то в конце зала и наслаждаюсь фильмом. Иногда, правда, сплю, а иногда с завистью и грустью смотрю на влюбленные парочки.

Часто в голову закрадываются мысли, что до конца жизни я так и останусь одна. Безответная любовь — страшная штука.

Вместо того чтобы смотреть на большой экран, пялюсь в телефон и обновляю ленту инстаграм. Пересматриваю фотки Вовы, замечая, что фото с девушкой на море, которое еще вчера было в его профиле, исчезло.

Это воодушевляет. Значит, он снова свободен и сегодня у меня есть все шансы.

О чем был фильм, я так и не поняла, слишком уж трепетало сердце от радостной новости. В своей голове я уже нарисовала радужные картины того, как вечером Вовка подвозит меня на своей черной Бэхе до дома, страстно целует и предлагает встречаться.

С этими мыслями медленно бреду в сторону дома, чтобы убить ещё немного времени. До одиннадцати осталось каких-то пять часов.

Улыбаюсь прохожим, не замечая ничего на своем пути, свечусь как лампочка и просто радуюсь теплому весеннему дню. Еще каких-то два месяца, сдача дипломной работы — и все! Свобода, новая жизнь, работа и даже, возможно, Вовка!

* * *

Еще издалека замечаю какое-то оживление прямо у входа в нашу парадную. Тетя Катя суетливо бегает с чашкой чая и пирожком в руках вокруг какого-то мужика. А мужик в это время устанавливает длинную красивую лавку. Прямо перед ее окнами. Ну все, держитесь, соседи, теперь у сталкера появился пункт наблюдения.

Тетя Катя два месяца писала обращения в ЖЭК по поводу этой лавки, и, наверное, кто-то сверху услышал ее молитвы. Или молитвы работников ЖЭКа, потому что достала она их уже знатно.

Прохожу мимо, пытаясь остаться незамеченной, и с интересом разглядываю мужчину: в меру подкачанный, с татухами на руках, в рваных джинсах и темно-синей футболке с надписью Tommy Hilfiger. Как-то сомневаюсь, что это работник ЖЭКа. Может, по какой-то депутатской программе выделили деньги на лавку и теперь этот самый депутат обхаживает соседку в надежде, что ее голос на выборах станет решающим?

Не зря же она даже пирожки свои вынесла. Которые, кстати, вкусно пахнут на весь двор, когда она их жарит.

Чувствую вибрацию телефона в кармане джинсов.

Смотрю на экран, никак не решаясь ответить.

Отец.

Биологический отец.

Родители развелись, когда мне было три. Папа был военным и часто мотался по командировкам, поэтому видела я его очень редко. А потом и вовсе переехал в другой город, и наше общение свелось к звонкам раз в месяц и встречам раз в год.

Сначала я скучала, плакала, просила маму отвезти меня к папе, а потом прошло…

Из любимого родного отца он превратился для меня в чужого человека. Единственный плюс в его существовании — подаренная квартира. И то здесь я бы поспорила.

— Да, — все же решаю ответить. Мало ли, может, он при смерти? Работа-то у него опасная. Следователь. Кажется. Или оперативник...

— Привет, как у тебя дела? — спрашивает так, словно ему и в самом деле интересно.

— Все ок.

— Ясно. А… а как учеба? Когда диплом?

— Скоро. — Сажусь прямо на ступеньки лестничного пролета между первым и вторым этажами и наблюдаю, как колышутся листья каштана за окном.

Повисло тягучее молчание. Мне все равно, я первой заводить разговор не собираюсь. А он, если хочет, может помолчать в трубку вместе со мной.

— А как на личном фронте? Парень есть? — с фальшивой бодростью спрашивает он.

— Нет.

— Ясно. А…

— Дима, я жива, здорова, все со мной нормально. Ничего не поменялось с августа, когда мы виделись в последний раз. Не нужно звонить, я не нуждаюсь в этой фальшивой заботе.

Да, я называю его по имени. Потому что отец у меня уже есть. И это не он.

— Кирюх, дочь, я…

— Не надо, — перебиваю его, сдерживая слезы, потому что, оказывается, до сих пор очень больно знать, что отцу ты не нужна. Что работа и солдаты, выстроенные в шеренгу перед ним по команде «смирно», важнее и дороже собственной дочери.

— Я ведь…

Не дослушала. Отключилась. С силой сжала телефон и помчалась на третий этаж, пока несколько капель слез, собравшихся в уголках глаз, не превратились в океан.

Завернулась в одеяло, забыв о том, что голодна, и, пытаясь успокоиться, уснула.

Глава 3

—...Да куда же ты бежишь, идиот, мяч вне игры! — врывается сквозь сон мужской голос.

Просыпаюсь всего на несколько секунд, потому что мое затуманенное сознание все еще где-то в мире розовых пони и вкусных тортиков, и снова проваливаюсь в сон.

—Ну что ты творишь!? Пасуй! Пасуй! Куда?!!.. Вот уроды!!! Да чтоб тебя!

Резко открываю глаза и сажусь на кровати, потому что такое ощущение, что кто-то проорал мне это прямо в ухо.

За стеной работает телевизор, слышно, как скандируют что-то болельщики, а злой сосед ругается отборным матом.

Нет, это уже наглость! Невоспитанный хам!

Сначала отшил меня с тортом, потом всю ночь не давал спать, а теперь это!

Подползаю ближе к стене и со всей силы, присущей моей хрупкой натуре, стучу в нее кулаком.

Бах. Бах. Бах.

—Какая, к чертям собачим, красная карточка?! — слышу раздраженный голос соседа, который перекрикивает звуки футбольного матча.