– Меня зовут Сирл, мисс Фитч. Я приехал из Штатов в отпуск, и мне хотелось повидать Уолтера, потому что Куни Уиггин был и моим другом тоже.
– Куни! Вы друг Куни? О, дорогой, Уолтер будет в восторге, просто в восторге. О, какой приятный сюрприз посреди всего этого… Я хочу сказать, все так неожиданно. Уолтер обрадуется. Вы говорите – Сирл?
– Да. Лесли Сирл. Я не нашел Уолтера в справочнике.
– Да, в городе квартира у него только на всякий случай. Он живет в Сэлкотт-Сент-Мэри, как и все мы. Знаете, там у него ферма. Ферма, о которой он делает радиопередачи. Вообще-то это моя ферма, но он занимается ею и рассказывает о ней по радио, и… У него сегодня передача во второй половине дня, поэтому он и не пришел на вечеринку. Вы должны приехать к нам и погостить. Приезжайте на этот уик-энд. Поедемте сегодня вечером вместе с нами!
– Но вы же не знаете, а вдруг Уолтер…
– Вы ведь не приглашены куда-нибудь на этот уик-энд?
– Нет, нет. Но…
– Вот и хорошо. Уолтер будет возвращаться из студии, а вы можете поехать с Лиз и со мной в нашей машине. Вот Уолтер удивится! Лиз! Лиз, дорогая моя, где ты? Где вы остановились, мистер Сирл?
– В «Уэстморленде».
– Что может быть удобнее! Лиз! Где же Лиз?
– Я здесь, тетя Лавиния.
– Лиз, дорогая, это Лесли Сирл. Он едет к нам на уик-энд. Ему хочется встретиться с Уолтером, потому что оба они были друзьями Куни. А сегодня пятница, и мы все едем в Сэлкотт-Сент-Мэри, чтобы прийти в себя от… чтобы пожить славно, спокойно, мирно, так что ничего не может быть удобнее. Поэтому, Лиз, дорогая, отвези его в «Уэстморленд», помоги ему уложить вещи, и возвращайтесь за мной, ладно? К тому времени эта… вечеринка наверняка закончится, вы сможете забрать меня, и мы поедем вместе в Сэлкотт. То-то удивится Уолтер!
Грант заметил, что молодой человек с интересом взглянул на Лиз Гарроуби, и слегка призадумался. Лиз была простенькой девушкой небольшого роста, со смугловатым лицом. Правда, у нее были замечательные глаза, ярко-голубые, цвета вероники, совершенно удивительные, и такое лицо, что всякому мужчине захотелось бы пройти по жизни с женщиной, у которой такое лицо. Она была славной девушкой, Лиз. Но не той особой, на которую молодые люди немедленно обращают внимание. Может быть, до Сирла просто дошли слухи о ее помолвке, и он смотрел на нее, потому что это невеста Уолтера Уитмора. Грант потерял интерес к семейству Фитч, как только заметил, что Марта увидела его. Он показал глазами, что встретит ее у дверей, и снова нырнул в удушливые волны человеческого моря. Марта, из них двоих обладавшая более безжалостным характером, преодолела дистанцию до двери вдвое быстрее и ждала Гранта у входа.
– Кто этот красивый молодой человек? – спросила она, оглянувшись, когда они продвигались к лестнице.
– Он ищет Уолтера Уитмора. Говорит, что он друг Куни Уиггина.
– «Говорит»? – повторила Марта с оттенком язвительности, направленной не на молодого человека, а на Гранта.
– Осторожность полицейского, – сказал Грант извиняющимся тоном.
– А кто такой Куни Уиггин?
– Куни был одним из известнейших фоторепортеров в Штатах. Его убили, когда он снимал очередную драку на Балканах год или два назад.
– Все-то вы знаете.
У Гранта на кончике языка вертелось: «Это знают все, кроме актрис», но ему нравилась Марта. Вместо этого он сказал:
– Я понял так, что он отправляется в Сэлкотт на уик-энд.
– Красивый молодой человек? Ну-ну. Надеюсь, Лавиния понимает, что делает.
– А что плохого в том, что он там будет?
– Не знаю, но мне кажется, они рискуют собственной удачей.
– Удачей?
– Все получилось так, как им хотелось, не правда ли? Уолтер спасся от Маргерит Марриам и собирается осесть, женившись на Лиз. Вся семья вместе в старой усадьбе – сплошная идиллия, не передать словами. Не время приводить в дом бесподобно красивых молодых людей, сдается мне.
– Потрясающих, – пробормотал Грант, еще раз задумавшись над тем, что так смутило его в облике Сирла. Вряд ли просто красивое лицо. Смазливой внешностью полицейского не удивить.
– Держу пари, Эмма только взглянет на него – и выставит из дома в понедельник утром, сразу после завтрака, – заявила Марта. – Ее любимица Лиз выходит замуж за Уолтера, и Эмма сделает все, чтобы этому ничто не помешало.
– Лиз Гарроуби не произвела на меня особого впечатления. Не понимаю, чего миссис Гарроуби беспокоиться.
– И не поймете. Этот юноша произвел впечатление на меня за какие-то тридцать секунд на расстоянии в двадцать ярдов, а меня считают практически непробиваемой. Кроме того, я никогда не поверю, что Лиз и правда влюбилась в это бревно. Просто она хотела подлечить его разбитое сердце.
– А оно было здорово разбито?
– Встряска была изрядная, должна сказать. Как и следовало ожидать.
– Вы когда-нибудь играли на сцене с Маргерит Марриам?
– О да, много раз. Мы вместе довольно долго играли в «Прогулке в темноте». Вон идет такси.
– Такси! Как вы относились к ней?
– К Маргерит? Она, без сомнения, была сумасшедшая.
– Как – «сумасшедшая»?
– На все сто.
– В каком смысле?
– Вы имеете в виду, как это проявлялось? О, полное безразличие ко всему, кроме того, чего ей хотелось в данный момент.
– Это не сумасшествие. Это просто криминальный способ мышления в своем самом чистом проявлении.
– Ну, вам виднее, дорогой. Может быть, она была преступницей manque[1]. Но что несомненно, так это то, что она была сумасшедшей, как старатель-одиночка. Даже Уолтеру Уитмору я не пожелала бы страшной судьбы оказаться ее мужем.
– За что вы терпеть не можете любимца британской публики?
– Дорогой, я не переношу, как он тоскует. Это было достаточно скверно, когда он тосковал среди чабреца на склонах Эгейских холмов, а пули свистели у него над ухом. Я всегда подозревала, что он делал это, щелкая бичом…
– Марта, вы потрясаете меня.
– Нисколько, дорогой, нисколько. Вы знаете это не хуже меня. Когда в нас – во всех! – стреляли, Уолтер позаботился о том, чтобы иметь возможность спрятаться в славной комнатке в пятидесяти футах под землей. А каждый раз, чуть только опасность миновала, Уолтер вылезал из своего маленького убежища и усаживался на поросший чабрецом склон холма – с микрофоном и бичом, с помощью которого он изображал, как свистят пули.
– Боюсь, вскоре мне придется взять вас на поруки.
– За убийство?
– Нет, за клевету.
– И за это надо брать на поруки? Я думала, что это совершенно джентльменский поступок, за который в худшем случае могут лишь вызвать в суд.
Грант подумал о том, как все же неподражаемо невежество Марты.
– Хотя это могло быть и убийство, – произнесла Марта тем воркующе-задумчивым голосом, который принес ей сценическую известность. – Пожалуй, я бы могла вынести чабрец и пули, но теперь, когда он взялся рассуждать о весенних всходах, дятлах и всем таком прочем, он вырастает до размеров общественной угрозы.
– Зачем вы его слушаете?
– Ну, в этом есть что-то отвратительно-притягательное. Человек думает: ладно, это уже предел безобразия, хуже не может быть ничего. А на следующей неделе слушает и видит, что может быть хуже. Так что на следующей неделе уже слушаешь, может ли быть еще хуже. Это ловушка. Настолько мерзко, что невозможно выключить. С нетерпением ждешь очередной порции безобразия и еще следующей. И когда он объявляет о конце передачи, все еще слушаешь.
– Марта, а это не может быть просто профессиональной ревностью?
– Вы считаете, что этот тип – профессионал? – переспросила Марта, понизив тон на квинту, так что ее голос затрепетал и в нем отразились и накопленный за долгие годы репертуар, и зубрежка местных говоров, и воскресные поезда, и отчаянно скучная аудитория в холодных, темных театральных залах.
– Нет, я считаю, что он просто актер. Актер природный, бессознательный, который превратил себя в притчу во языцех, не прикладывая к этому особых усилий. Я могу понять, что вам это не нравится. А что восхищало в нем Маргерит?
