Как видим, ни о каких свидетельствах травли, преследования или недопонимания со стороны представителей власти в отношении композитора Ивасюка речь не идёт. Сын отнюдь не подавлен окружающей его обстановкой, не жалуется отцу на непонимание, недостаточное внимание к себе, отсутствие денег, сил или нехватку чего-либо в принципе. Нет, в его жизни всё хорошо! В начале марта настроение Владимира лучезарно, у него большие и в целом приятные планы – успеть сдать два курса консерватории за один, защитить диплом, далее – жениться на любимой женщине. Жизнь по большому счёту удалась – он всеми любим, известен, у него есть всё и дальше будет только лучше!

Далее последовал вопрос следователя про отношения сына с Татьяной Жуковой. Михаил Григорьевич высказался более чем определенно: «Про Жукову Таню размова у нас была с Володей. У нас в семье сложилось плохое мнение о Тане, т.к. она вела себя плохо, часто заходила к сыну, мешала ему в работе. В основном она приходила к Володе ночью, кричала под балконами. Когда Володя не хотел открывать, то она звонила в дверь, поднимала шум, мешала соседям, об этом даже рассказывают и соседи.»

Слева: Родители композитора Ивасюка – София Ивановна и Михаил Григорьевич. Справа: родители на могиле сына.

Характеристика, скажем прямо, нелицеприятная. Прям так и представляешь энергичную девицу, вопящую в ночи под балконом…

Вполне ожидаемо был задан отцу и вопрос о состоянии здоровья Владимира. Михаил Григорьевич ответил следующим образом: «О состоянии здоровья я выяснял у сына и он говорил, что всё [у него] хорошо. Сын был склонен к полноте, поэтому он не старался много есть. Никаких мыслей по поводу лишения себя жизни сын не высказывал мне. Я разговаривал с врачами, которые его лечили и они мне объясняли, что ничего плохого у него нет, что [ему] нужен режим и отдых и что болезнь у него – бессонница – появилась в результате его переутомления. Володя даже в больнице писал песни. Врачи мне говорили, что у Володи диагноз „невроз“. Я не знаю, употреблял ли сын за последнее время порошки – лечение от заболевания нервной системы.»

Рассказ отца довольно косноязычен, но вполне может быть, что перед нами вовсе не свойство речи самого Михаила Григорьевича, а свидетельство неразвитой письменной речи следователя. Гражданин заместитель районного прокурора Гнатив грешил пропуском слов и явно злоупотреблял на письме глаголом «был»[2].

А вот после обсуждения здоровья Владимира Ивасюка допрос сделал довольно неожиданный зигзаг. Отец погибшего композитора сделал предположение о причине его смерти и версия, им озвученная, выглядела довольно странно. Процитируем: «Я считаю, что мой сын попал в руки львовских уголовников, которые могли требовать за него выкуп, однако, увидели, что у них ничего не выходит, решили убить его и подвесить. К этому, я считаю, причастны Жукова и Федорченко [подруга Жуковой – прим. А.Р.], которые были связаны за последнее время с целым рядом фактов, относящихся к сыну. В частности, разбитая бутылка с вином „шампанским“, оторванные пуговицы от куртки, о чём поясняла моя жена, телефонные звонки Жуковой и Федорченко как 23, так и 24 апреля 1979 года, то есть в момент его исчезновения. Во время исчезновения Володи Жукова и Федорченко не оказывали никакой помощи родителям в розыске, даже не интересовались, что случилось и где Володя. Она не интересуется по сегодняшний день.»

Это, конечно же, очень странный пассаж как по содержанию, так и по форме. Прежде всего, он внутренне нелогичен. Непонятно, у кого должны были требовать выкуп похитители: у родителей? у любимых женщин композитора? у консерватории? у горсовета? Но к родителям никто не обращался с требованием денег, ко всем прочим лицам и инстанциям – тоже. Может быть, злобные преступники планировали потребовать деньги у самого Владимира Ивасюка? Но в таком случае его должны были пытать, оставив на теле соответствующие повреждения, а кроме того, его нельзя было убивать до получения денег! Но никаких телесных повреждений, появление которых можно было бы объяснить физическим насилием, на теле не имелось…

Очень неприятное впечатление оставляет та форма, в которой Михаил Григорьевич преподнёс свою версию. Фактически перед нами донос на Жукову и её подругу Федорченко, причём донос совершенно бездоказательный. То, что эти женщины не звонили после исчезновения Владимира и не интересовались его поисками, легко объяснимо – при том отношении к себе родителей, которое демонстрировали София Ивановна и Михаил Григорьевич, лезть им на глаза было просто глупо. Не вызывает сомнения, что Жукова чувствовала антагонизм матери – это хорошо видно из протокола допроса Софии Ивановны, разобранного в предыдущей главе. Они напрямую практически не общались… Ну как при таких отношениях можно звонить и пытаться что-то узнать?

Так что весь разоблачительный пафос Михаила Григорьевича к делу отношения не имеет совершенно.

Тем не менее, не принимать во внимание криминальную угрозу было бы глупо. Ивасюк являлся очень богатым человеком по меркам того времени, его успех вызывал зависть людей злобных и недобрых, а потому навести на него опытных уголовников могли… В Советском Союзе того времени существовали преступные группы, специализировавшиеся на грабежах богатых людей. Ещё в 1970 г – первой половине 1971 г в Москве и Московской области активно действовала т.н. «банда Монгола», возглавлявшаяся Геннадием Карьковым. Банда специализировалась на грабеже и вымогательстве денег у лиц, занятых в сфере торговли и подпольного производства промышленных товаров (т.н. «цеховиков»). Об этой преступной группе написано довольно много, вряд ли нужно пересказывать здесь её похождения, но важно отметить, что Карьков и Ко задали целый тренд криминальной активности. Они показали преступному миру, что грабить можно и нужно не рядовых обывателей, а «жирных котов», тех, кто умудрился даже при Советской власти накопить состояние. «Банда Монгола» вызвала к жизни многочисленных подражателей, о которых сейчас, кстати, известно довольно мало, поскольку особого интереса отечественных средств массовой информации это направление криминальной деятельности никогда не привлекало.

Например, с рэкетом в декабре 1975 г столкнулся известный на весь Советский Союз композитор Раймонд Паулс. Неизвестный потребовал от него 10 тыс. рублей, угрожая в случае неподчинения убить как самого композитора, так и его жену и 13-летнюю дочь. Композитор обратился в органы внутренних дел и 25 декабря того года была проведена спецоперация по задержанию рэкетира. Операция, кстати, оказалась весьма рисковой как по замыслу, так и реализации. Под видом денег, предназначенных для уплаты «налога», Раймонд Паулс оставил в назначенном месте портфель с взрывным устройством. Предполагалось, что небольшой пиропатрон при открывании портфеля разорвёт пакет с краской, которая обдаст преступника струёй…

Раймонд Паулс (1975 г). В самом конце 1975 г известный композитор сделался объектом вымогательства и принял участие в милицейской операции, призванной изобличить преступника. Выполняя требование последнего, Паулс оставил в указанном месте портфель с «выкупом». Преступник, угрожавший композитору и его семье, оказался, кстати, весьма опасен, к моменту ареста он успел уже убить 3-х человек, в т.ч. сотрудника КГБ.

Устройство это милицейские умельцы изготовили буквально «на коленке» за считанные часы до передачи денег и немного переборщили с мощностью порохового заряда. В результате преступник, открыв портфель, едва не был убит ударной волной взорвавшегося пиропатрона. При его срабатывании он потерял сознание и потом лечился от контузии. Остаётся добавить, что злоумышленник, пытавшийся получить деньги с Раймонда Паулса, действовал в одиночку, это был 37-летний Юрий Спицын, образцовый советский инженер уже убивший к тому времени 3 человек (один из них – действующий сотрудник КГБ), но ни разу не задерживавшийся правоохранительными органами.