Пётр Ершов Конёк-Горбунок © Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023 * * * Часть первая Начинает сказка сказываться… За горами, за лесами, За широкими морями, Не на небе – на земле Жил старик в одном селе. У крестьянина три сына: Старший умный был детина, Средний сын и так и сяк, Младший вовсе был дурак. Братья сеяли пшеницу Да возили в град-столицу: Знать, столица та была Недалече от села. Там пшеницу продавали, Деньги счётом принимали И с набитою сумой Возвращалися домой. В долгом времени аль вскоре Приключилося им горе: Кто-то в поле стал ходить И пшеницу шевелить. Мужички такой печали Отродяся не видали; Стали думать да гадать — Как бы вора соглядать [1]. Наконец себе смекнули, Чтоб стоять на карауле, Хлеб ночами поберечь, Злого вора подстеречь. Вот, как стало лишь смеркаться, Начал старший брат сбираться, Вынул вилы и топор И отправился в дозор. Ночь ненастная настала; На него боязнь напала, И со страхов наш мужик Ночь проходит, день приходит; С сенника́ дозорный сходит И, облив себя водой, Стал стучаться под избой: «Эй вы, сонные тетери! Отпирайте брату двери, Под дождём я весь промок С головы до самых ног».  Братья двери отворили, Караульщика впустили, Стали спрашивать его: Не видал ли он чего? Караульщик помолился, Вправо, влево поклонился И, прокашлявшись, сказал: «Всю я ноченьку не спал; На моё ж притом несчастье, Было страшное ненастье: Дождь вот так ливмя и лил, Рубашонку всю смочил. Уж куда как было скучно!.. Впрочем, всё благополучно». Похвалил его отец: «Ты, Данило, молодец! Ты вот, так сказать, примерно, Сослужил мне службу верно, То есть, будучи при всём, Не ударил в грязь лицом». Стало сызнова [3] смеркаться; Средний брат пошёл сбираться. Взял и вилы и топор И отправился в дозор. Ночь холодная настала, Дрожь на малого напала, Зубы начали плясать; Он ударился бежать — И всю ночь ходил дозором У соседки под забором.  Жутко было молодцу! Но вот утро. Он к крыльцу: «Эй вы, сони! Что вы спите! Брату двери отоприте; Ночью страшный был мороз, До животиков промёрз». Братья двери отворили, Караульщика впустили, Стали спрашивать его: Не видал ли он чего? Караульщик помолился, Вправо, влево поклонился И сквозь зубы отвечал: «Всю я ноченьку не спал, Да, к моей судьбе несчастной, Ночью холод был ужасный, До сердцов меня пробрал; Всю я ночку проскакал; Слишком было несподручно… Впрочем, всё благополучно». И ему сказал отец: «Ты, Гаврило, молодец!» Стало в третий раз смеркаться, Надо младшему сбираться; Он и усом не ведёт, На печи в углу поёт Изо всей дурацкой мочи: «Распрекрасные вы очи!» Стали в поле погонять, Но сколь долго ни кричали, Только голос потеряли: Он ни с места. Наконец Подошёл к нему отец, Говорит ему: «Послушай, Побега́й в дозор, Ванюша. Дам гороху и бобов». Тут Иван с печи слезает, Хлеб за пазуху кладёт, Караул держать идёт. Ночь настала; месяц всходит: Поле всё Иван обходит, Озираючись кругом, И садится под кустом: Звёзды на небе считает Да краюшку уплетает. Вдруг о полночь конь заржал… Караульщик наш привстал, Посмотрел под рукавицу И увидел кобылицу.  Кобылица та была Вся, как зимний снег, бела, Грива – в землю, золотая, В мелки кольца завитая. «Эхе-хе! так вот какой Наш воришко!.. Но постой, Я шутить ведь не умею, Разом сяду те на шею. Вишь, какая саранча!» И, минуту улуча, К кобылице подбегает, За волнистый хвост хватает И садится на хребёт — Только задом наперёд. Кобылица молодая, Змеем голову свила И пустилась, как стрела. Вьётся кру́гом над полями, Виснет пластью [8] надо рвами, Мчится скоком по горам, Ходит дыбом по лесам, Хочет силой аль обманом — Лишь бы справиться с Иваном. Но Иван и сам не прост — Крепко держится за хвост. вернутьсяСенни́к – сарай, где хранится сено; сеновал. вернутьсяЛубки́ – здесь: ярко раскрашенные картинки. вернутьсяМалаха́й – здесь: длинная широкая одежда без пояса. |
