Бред, конечно,

И ты не поверишь,

Но я видела, как они мнутся у входа,

Как они льнут к косяку обшарпанной двери,

Скребутся в неё когтями.

Дичь полнейшая,

Ты говоришь, что мне показалось,

Но я же и правда видела,

Как их глаза горящие испепеляли меня и жрали,

Как они выжидали секундной моей осечки,

Чтобы вдохнуть спокойно и выдохнуть: «Смертная,

Значит и я за неё не сдохну!»

Бред, конечно,

Но знаешь, они ведь и правда так говорили:

«Смерть за неё означает смерть за искусство»,

Каждый из них, поголовно, как под копирку

Шли за мной, словно за грёбаным Крысоловом,

Хоть у меня нет ни дудочки, ни таланта.

Полная ахинея,

Естественно.

Мне мерещилось,

Это не стоило ни моего,

Ни твоего внимания.

Просто тупая галлюцинация,

Ну подумаешь.

Хотя, знаешь, мне было страшно,

Даже когда меня так проглючило.

Бред, конечно,

Но в той толпе ведь и ты стоял,

Улыбаясь и скаля зубы,

Думая: «Знал же – бессмертная,

Значит умру за неё в итоге!»,

Но не сказал мне ни слова,

Чтобы

Не зазнавалась.

Если бы ты жила здесь,

Город бы пал от твоей абсолютной власти,

Даже квартира, и та бы не вывезла это, рухнув,

Бог посмеялся б, на миг опустив прицел,

Если бы ты жила здесь,

Я бы остался цел,

Не становился пленником этой кухни,

И никогда бы не спрашивал, что в конце.

Если бы ты жила здесь,

То ворвалась бы в Бездну, крича: «Вылазьте!»,

Всех оттолкнула б, сама заперлась навеки,

Сузилась до масштабов одной Вселенной.

Если бы ты жила здесь,

Спасла б мгновенно.

Ну а теперь я – подобие человека,

Даже не полчеловека.

Приговорённый к сотням чужих расплат

И осуждённый на годы тоски и гнили.

Если бы ты жила…

Отвечаю: – Не смей желать!

Вы бы меня здесь сразу

Похоронили.

И вот ты сидишь и осознаёшь,

Сидишь и страшно становится, хоть убей.

Всё тебе можно, веришь?

Всё, что, казалось, запрещено.

Видишь окошко? Можешь в него войти,

Выйти наружу,

Всего-то шестой этаж…

*

Сидишь и видишь – смерть не болит,

Больше не колет в груди, не мешает жить,

Это всего лишь очередной этап.

Всё тебе можно, даже забыть про смерть,

Даже вообще не принять её никогда.

Так и греметь кандалами,

Согбенной фигурой пугать мышей,

Или закончить всё это одним надрезом,

Одной петлёй —

Это как вышивка, только иной исход,

Где всё тебе можно

И можно прямо сейчас.

*

И ты сидишь и мнёшь свой чужой мирок,

Липкую боль растворяя на языке,

Всё тебе можно – это одна из норм,

Которой ты раньше не замечал,

Потому что привык,

Что правила – для лохов.

Потому что не причислял себя к таковым,

А оказался большим, чем все они.

*

И вот ты сидишь и осознаёшь

Самый что ни на есть очевидный смысл,

То, что никто и не прятал – ты сам не брал.

Это не страшная тайна,

Никто на неё не повесил семи замков.

Всё очевидно настолько, что не смешно.

Всё изначально ведь было разрешено,

Ибо никто и

Не запрещал.

Время кончилось.

Рассыпалось, ломалось, корчилось,

Завывало в углу, от безумия, тьмы и голода,

Говорило: «Мне холодно,

Холодно,

Очень холодно!»

Небо клочьями

Бесконечного сумрака оторочено.

Не осталось ни смысла, ни слов, ни треклятой истины.

Всё вызывало: «Бессмысленно!»

Мысленно:

«Всё бессмысленно!»

Слово высохло,

Полудохло хихикало из угла,

Исступлённо рвалось и шумело из тьмы помехами:

«Бесконечное эхо

Вселенского смеха,

Эхо – я!»

Через год мы подохнем, как факт.

Такие хорошие, как сейчас,

Раздельные,

Бесконечные.

Ну и что?

Разве раньше было не так?

Может раньше мы жили,

Кивая в лицо прохожим:

«Мы живы! Живы!

Смотрите, какие бессмертные!

Охренеть, да?»

Разве раньше не жили от бездны к бездне,

Вырывая из ткани Вселенной клочья,

Чтобы заткнуть прорехи:

«Здравствуй! Я здесь случайно.

Как круто, ты тоже здесь!»

Разве раньше не притворялись,

Скрывая вязкую темную хтонь

За наигранным равнодушием?

«Я здесь вообще не за этим,

Просто удачно совпало,

Прикинь, бывает как?»

Разве не этим безбожным самообманом

Мы были сыты?

Не этим месивом лжи и гнили

Мы были живы?

Может расскажешь им, что видишь в зеркале,

Что там – тёмное – вместо лица твоего таится?

Может откроешь тайну, которую столько лет под замками прятали?

Как? Промолчишь?

Ведь осталось совсем чуть-чуть.

Ведь через год мы подохнем, как факт.

Это не будет физическим окончанием вообще всего,

Просто ментально нас больше вообще нигде не окажется,

Представляешь?

Просто проснёшься утром,

Посмотришь в зеркало,

А оттуда глядишь на себя пресловутый ты.

И уже настолько отвык, что как будто бы зеркало не твоё.

Никакого в нём позавчерашнего моего лица.

Никакого будущего, никаких просветов.

Может расскажешь им, сколько можно бояться себя,

Чтобы завешивать зеркала и кривить душой?

Или лучше о том, что нужно было раньше сказать,

Просто один раз сказать, что ещё не смерть,

И тогда, возможно, смерть бы и правда

Не наступила.

Ты скребёшься в окно и сжираешь чужие души,

Сверлишь взглядом измученным старый советский стул.

Я пришла в этот город, чтобы тебя разрушить,

Чтобы снова образовать в тебе пустоту.

Это грустно.

Я не опасна,

Слова не вредные.

Слишком пусто,

Совсем не ясно,

Никто не ведает.

Я пришла сюда, чтобы забрать у тебя ключи

От причин

Бесполезным трупом лежать у входа.

Не смотри мне в глаза, и не вздумай меня лечить,

Я разрушила сотни миров за свою свободу.

Я пришла сюда погрузить тебя в вечный сон,

Буду петь тебе мантры, которым сама не внемлю.

Но сумею разбить это чёртово колесо,

Этот замкнутый круг я отправлю с тобою в землю.

Лишь бы прогнать этих дохлых чешуекрылых,

Меланхолично сидящих на камне хладном,

К слову, а я ведь практически всё забыла.

Ну

и

ладно.

Но такие как мы не уходят,

Стоят в дверях

До последнего,

Даже когда их выкидывают за шкирку,

Приходят обратно,