Принцесса сама выбрала это место за уединённость и мрачность несмотря на весь романтичный ландшафтный флёр. Ворон гонять перестали, Шалия лично подкармливала птиц, веря, что однажды они принесут ей избавление от родового недуга.

– Я бы предложила тебе проводить меня в аллею или к пруду, но сегодня мне нездоровится.

Она приложила руку к груди и вздохнула, уронив голову, чтобы в следующий миг снова посмотреть в мою сторону.

– Мне больно это слышать, ваше высочество. Я говорю не из лести, не по долгу, вы знаете, что мне не дадут остаться в столице, если с вами случится непоправимое.

Я могла говорить с Шалией открыто. Она была старше меня лет на пять, но по лицу её с отпечатком болезненной худобы можно было дать принцессе не меньше тридцати. Её мать изредка прерывала заграничные поездки и навещала дочь, чтобы лишний раз убедиться, что та всё ещё сильна. И помолиться за её здоровье в местной часовне у мощей горбатого Эльберта.

Святой не даровал чуда вот уже лет двести, но в него продолжали верить больше, чем в магию, окутывающую империю стеной из плотного тумана.

– Держите вот это. Самое сильное, что я хранила на особый случай.

Я достала из маленькой сумочки, украшенной искусственной розой по последней моде, стеклянный пузырёк с прозрачной жидкостью внутри.

– Что это?

Принцесса бесстрашно взяла его из моих рук, хотя один из личных телохранителей, державший кинжал наготове, двинулся было в мою сторону, чтобы при случае снести голову опасной ведьме. Ясен пень, они только портить жизнь благонравным подданным умеют.

Принцесса повернула голову в его сторону, и он, широкоплечий молодец в чёрной маске на нижней половине лица, сразу вернулся на место у двери.

– Это выносливость.

– Думаешь, мне она нужна больше, чем мышечная сила?

Да, принцесса просила немного о другом, но сама не понимала, что этого нет ни у кого в заначке. Лишней силы не бывает.

А чужеродное природе нового хозяина погубит его.

– Ваше высочество, у меня действительно хранится склянка от бывшей торговки мясницкой лавки, которая могла люк на площади поднять одной рукой и откинуть его прочь, словно сделанный из гнилых досок, но её сила так велика, что попади она в хрупкое тело, раздавит его. Я знаю, что говорю, я бы тоже хотела, чтобы вы встали и вышли отсюда своими ногами, но не всякая чужая способность будет во благо. И вытеснит одну из ваших черт, например, здоровье. Не факт, но так может произойти.

– У меня есть здоровье, ты полагаешь?

– Иначе как бы вы выжили, когда брат ваш, сильный младенец, скончался в родах, длившихся более трёх ночей? Вы понимаете, что я имею в виду. Не рискуйте понапрасну, мышечная сила будет бродить в вас и только усилит боли. Я не целитель, ваше величество, но от одной клиентки мне досталась способность видеть ситуацию так, как она есть. Я говорю вам, как друг, если позволите. Как верная служанка. И привезла вашему высочество лучшее, что ваше тело способно принять.

Принцесса повертела склянку в руках, потом сняла колпачок и бесстрашно выпила на моих глазах. Разрумянилась, ойкнула и засмеялась на страхи няньки, бросившейся на помощь.

– Мне понравился вкус, значит, ты права. Пошло на пользу. Но я позвала тебя, Гестия, не только за этим. Помоги пересесть в коляску, и мы прогуляемся к пруду. Обидно проводить взаперти последние летние дни.

***

– Я вас ждала, – капюшон посетительницы был тем же самым, но голос и рост другим. На этот раз чутьё подсказало, что это именно та, кому мне настоятельно рекомендовала помочь её высочество Шалия.

– Ваша служанка уже была у меня пару дней назад.

Я указала на стул, не вставая с места. Пусть я вынуждена кланяться аристократкам высшей крови на людях, в моём кабинете они всего лишь просительницы.

Вошедшая без колебаний откинула капюшон, явив моей скромной обители свой сиятельный лик, и присела на табурет, не выразив недоумения сим неподобающим её сану предметом.

– Она передала мне ваш наказ. А вам передали мой. Я должна избавиться от того, что вы видите.

– От чего конкретно, ваша милость?

Посетительница подставила одну щёку, выждала секунду и медленно повернула голову, смотря вниз.

– Следов болезни.

Знать Больдорской империи была особой касты: светловолосы, светлоглазы, при этом кожа имела особый оттенок, который придворные поэты прозвали цветом «яркой лилии, выбеленной солнцем». Почти белый, но с лёгким оттенком желтизны.

Это плюс для тех, кто перенёс оспу: следы от болезни легко припудрить.

Но в этом случае что-то пошло не так.

– Видите, что со мной сделала зараза!

Она подняла глаза и пристально посмотрела, почти не моргая. Говорила так, будто выступала перед собранием или зрителями, достойными её драматических пауз. И осанку держала соответствующую.

Сколько ей? Лет тридцать, не больше тридцати пяти, а сама императрица по сравнению с нею плохо обученная манерам служанка.

– Я была в беспамятстве, лет в двенадцать, няньки не уследили, мои ногти почти расчесала язвы до крови.

– Но почему пришли лишь сейчас? Я уже два года в столице, вряд ли вы обо мне не слышали.

Несмотря на то что принцесса Шалия рекомендовала мне госпожу Лонгрен как самую честную особу, я хотела убедиться, что это не проделки Святого ордена, чтобы уличить ведьму в незаконном использовании магии. Время от времени они проводили такие рейды, дабы императору не пришло в голову подсократить ряды святош. И влияние ордена на все сферы светской жизни заодно.

– Не хотела отдавать то единственное, чем меня наградил Бог – я могу говорить неправду, но собеседник, как он ни был опытен, этого не заметит.

Она на минуту отвела глаза, сглотнула, а потом снова уставилась немигающим взглядом змеи.

– Нельзя же самой выбирать, какой способностью пожертвовать?

– Нет. Моя магия выбирает, что у вас забрать, я не смогу её контролировать.

– Так и думала.

Тонкие губы превратились в нитку и сразу сделали её старше. Усталой.

– Хотите спросить, зачем мне красота? Слышала, что вам обязательно знать причину, – длинные ногти цвета крови царапнули отполированную поверхность моего нового стола. И сказать ничего нельзя, эти аристократы всегда жаждут показать, что я им не ровня. Пыль под их ногами. – Я замужем, богата, но мой муж влюбился в ту, чью семью обязан протежировать. Юная Элоиза свежа, но не совсем красива.

Ага, вероятно, ослепительно прекрасна. Если соперница говорит о ней с такой жалостью, что даже прослезиться хочется, значит, девица вне конкуренции. Зависть тому виной, моя просительница даже позеленела лицом.

– Хроин всегда хвалит её за ослепительную чистоту кожи.

Тут госпожа Лонгрен достала из кармана плаща платок, украшенный вензелями её рода, повернула белоснежную ткань так, чтобы я непременно разглядела монограмму. Поднесла к глазам и прослезилась.

– Я понимаю. Начнём. Вы готовы?

Колебалась. Видела, как ей хочется согласиться, но всё же госпожа Лонгрен ещё не решилась. Право слово, ну не девственность же отдаёшь!

– Возможно, вам стоит подумать.

А мне перекусить. Аппетит разгулялся не на шутку, как всегда, когда я нервничаю.

– Дайте руку. Это не больно. Вы не пожалеете, уверяю, ваша милость.

Я врала. Если бы мне понадобились собственные услуги, ни за что бы не отдала способность открыто лгать. Это умение гораздо ценнее красивого личика. И куда полезней.

Ритуал начался. Я надавила на запястье жертвы, быстрым и точным движением сделала небольшой разрез наточенным камнем и подставила железную миску под тонкую струйку крови.

– Много не нужно.

Пару шепотков, и кровь остановилась. Теперь дело за малым – смешать травы, выросшие на перекрёстке, с щепоткой могильной земли, прошептать над ними заклятие подмены, добавить в миску с кровью.

– Надеюсь, пить это не придётся? – поморщилась осмелевшая посетительница.

– Нет, госпожа. Вам надо глотнуть чистой воды из этого сосуда. Всего лишь медовая настойка.