Кирилл вышел в приёмную отца. Молча указал Эмме на встроенный в стену за её спиной шкафчик. Девушка, поняв жест, с готовностью достала низкий хрустальный стакан с толстым дном. Размеренными привычными движениями она приготовила ему напиток. Рецепт был прост – виски, полкапсулы «эйфа», замороженные кубики манго. Кирилл молча принял напиток, сделал жест пальцами, чтобы Эмма отдала ему и бутылку. Девушка испытующе глянула на него. Оба знали, что отец не позволял ему перебирать с алкоголем в стенах штаб-квартиры. Кирилл не стал спорить. Он направился в парк, куда можно было попасть только через приемную или кабинет отца, где могли бывать лишь избранные персоны, с дозволения главного здесь человека. Скрытый от любопытных глаз по сторонам щупальцами каракатицы, а сверху густыми шапками деревьев, парк выходил на берег Сены. Кириллу нравилось здесь. Фасад со стороны парка украшали древние колонны и карнизы, придающие схожести с древнегреческим или римским храмом. Эти элементы не были искусственно состарены, отец приобрел их на аукционе и приволок сюда. К берегу реки вели разветвленные теряющиеся в деревьях и кустарнике насыпные тропы, вдоль которых стояли тяжёлые каменные скамьи. Казалось, – по другую сторону здания не было скоростной Жан Жорес с пролетающими по ней яхтмобилями. Ни единого звука не проникало сюда извне. Отец говорил, что научился останавливать время в парке.
Кирилл был растерян и раздосадован – отец внезапно решил распоряжаться его жизнью. Вот уже несколько лет он был абсолютно свободным человеком. Настолько, что о некоторых аспектах своей свободы он не решился бы разговаривать ни с отцом, ни с матерью. И всегда он чувствовал себя в безопасности, словно в коконе.
Мамонтов младший никогда не бывал в П-секторе. Время от времени – раз в полгода отец звал его с собой, но наследника это мало интересовало. Возить своих отпрысков в дикий край – новомодное веяние в кругу общения отца, чтобы детишки хлебнули жизни и не думали, что круассаны растут прямо на деревьях. Он слышал от приятелей о подобных экскурсиях – ничего стоящего кроме жалоб на толпы жалких аборигенов и описаний унылых пейзажей в их рассказах не было. Теперь после разговора с Ренаром ему вспоминалась болтовня Камиллы – она была в секторе дважды под присмотром отца и старшего брата. В локации Центрального Хаба, по её словам, кроме гостевых домов, нескольких ресторанов и вышек охраны по периметру, не было ничего стоящего. Весь Сектор занимал огромную территорию, населенный аборигенами, под присмотром силовых групп и наместника, стерегущих индустрию своих хозяев.
Миллка рассказывала Кириллу, что, например, спецодежда – пластиковые комбинезоны, выдаются аборигенам на 2 недели, на всю длительность вахты, и в цехах переработки сырья стоит жуткий смрад. У неё постоянно слезились глаза. Компактный фильтр в носу не спасал, а одевать респиратор на всё лицо отец запретил, приказал спрятать носовой платок и вести себя достойно, а не как избалованная принцесса. В конце смены люди ели из длинных неглубоких ванн, собираясь по десять-пятнадцать человек. Когда она покидала Сектор во второй раз, они вернулись в Центральный Хаб. Им пришлось ждать транспорт пару дней, и вечером перед отлетом, она слышала казнь человека – именно слышала.
Кирилл не проникся её эмоциональными рассказами, его забавляло, что Кам округляла глаза и искала понимания, в ответ на описываемые картины.
Он вспомнил: как-то они катались на лыжах, и Камилла сломала руку. Она упала вскрикнув. До того, как к ней подбежали друзья, девушка уже сидела на снегу. Не было ни слёз, ни истерики. Она просто ждала, когда придёт помощь. Когда её грузили в вертушку, она спокойно наблюдала за возней медиков вокруг.
Кам время от времени вспоминала об экскурсии на семейный завод и последующем эпизоде в Хабе. Кирюха слушал в полуха.
Все подробности всплывали в памяти сами собой. Теперь перспектива посетить проклятые земли пугала его. По задумке отца ему предстояло остаться за старшего на какое-то время. Несомненно, это было важно. И на этот раз отказаться не было ни единого шанса. Судя по всему, отец был раздосадован его недавними выходками в обществе и упорным нежеланием участвовать в делах компании. Кирюха давно догадывался, что отец получает достаточно полную и правдивую информацию о том, как живет его любимый и единственный отпрыск. Одна лишь реклама в авто не давала повода сомневаться, что его мальчик испортился раньше времени, не успев ни поработать, ни завести семью.
Глава 2
Язь стоял на огромной каменной глыбе и, что есть мочи, молотил полутора метровым куском бревна вдоль внешнего края камня, не прилегающего к внутренней кладке. Удары разносились по наклонной стене. Время от времени он прибегал к помощи металлического инструмента с единственной красной кнопкой сверху и парой крутилок расположенных на боку ниже. Назначения крутилок Язь не знал, да и не задумывался об этом. Если глыбу перекашивало, он откладывал бревно, брал железяку, прикладывал к месту, которое хотел выровнять, жал на кнопку и, напрягаясь всем телом, налегал на рукоятки. С тяжелым угрожающим гулом инструмент изрыгал удар, вибрация через босые ноги мгновенно взлетала по хребту до макушки. По всему телу бежали муращки – Язю нравилось. В какой-то момент он будто впал в транс и так разошелся, что удары бревна стали расходиться звуковыми волнами во все стороны. На него опасливо поглядывали с разных концов склона. Старик, привязавшийся к Язю некоторое время назад, замер на несколько секунд, стоя на его уровне через пяток глыб справа. Он было собрался окликнуть парня.
Внимание господина инженера тоже привлёк, вошедший в раж крепыш на верху. Господин инженер, щелкнув языком, сбросил разговор с транспортником. Указательным пальцем он поправил очки на переносице. Зрачки дернулись, торопя Гласс сфокусироваться на маленькой фигурке на склоне стены. Ещё немного, и дикарь расколет глыбу. Фигурка очертилась красным, Навин дал импульс. Дикарь вздрогнул, схватился за затылок, потерял равновесие и повалился вниз.
Щуплый старик едва успел схватить его за волосы, потом перехватил двумя руками за шею, потянул на себя, и они повалились в сторону от пропасти.
– Ты зачем так колотишь, дурень? – проскрипел старик, недобро глянув вниз на господина.
Язь выпучивал глаза и ловил ртом воздух, виски и затылок разрывало от нестерпимой боли.
Навин, не хотел ронять работягу вниз – ему было всё равно. Увидев, что тот не сорвался, он потерял интерес к происходящему, отвернулся и, щелкнув языком, возобновил разговор.
Навин приехал в сектор около четырех лет тому назад.
Когда, всё же получив образование, не нашёл работу дома, направился в столицу штата, где несколько недель прожил на улице. Так ему не хотелось возвращаться в родной городок. И всё же пришлось. Надежда жениться и родить ребёнка отдалялась на неопределённый срок. Он всё ещё мог иметь детей, несмотря на очередную эпидемию, прокатившуюся по многим штатам и стерилизовавшую десяток миллионов преимущественно молодняка. Его отец, когда они втроём сидели за обеденным столом, говаривал, – мы слишком хороши для их вирусов, и нас всё ещё много. Но они очень стараются, – смеялся он.
После подобных высказываний мать Навина вскакивала, хваталась за голову и причитала, – когда-нибудь они придут и уведут тебя за твой длинный язык, лавку разграбят, а нас забьёт толпа. Отец грустно усмехался и пытался успокоить истеричную хлопотливую жену. Он был учителем истории, но большинство школ закрылись 15 лет назад, и отец открыл лавку, торговля шла скромно, однако, глава семейства смог дать Навину кое-какое образование по прежней программе и даже достал материалы, которые помогли ему подготовиться к поступлению в архитектурный колледж. Правда, на учёбу он пробился чудом – людям его происхождения уже нельзя было учиться после семнадцати лет. А до семнадцати учиться было попросту негде. После неудачной попытки взять штурмом тесный и смрадный, влекущий огнями и ритмом Мумбаи, он помогал отцу в лавке. Родители возлюбленной и близко не подпускали его к дому, – дочь была хороша собой, в их планы входило правильно выдать её замуж. Навину осточертел местный Каматипура2 с его душными, зловонными комнатушками и отталкивающими обитателями всех полов. А о бионических подружках люди его касты не могли и мечтать. Плакаты популярных бионик кэшгерлз, созданных по образу самых красивых богинь, украшали его комнату. В Мумбаи он видел нескольких «живьём», когда околачивал пороги приличных контор на Флора Фаунтин и засиживался до ночи у дорогих заведений. Эти создания прилетали в лимузинах к блестящим и неприступным ледяным глыбам деловых центров. Однажды, сидя у обочины на Марин драйв, он увидел вновь прибывшую яхту. Разодетый грузный водитель в неправдоподобно больших черных усах, красном необъятном сюртуке, застёгнутом на все золотые пуговицы и кобурой с блестящим пистолетом подмышкой, походивший на жука, отворил дверь. Из клетки выпорхнула, словно стрекоза, она. Двумя фарфоровыми ручками девушка приподнимала длинное платье-облако, чтобы не споткнуться, в двух других были сумочка и тлевшая длиннющая сигаретка «эйфа». Навин открыл рот от изумления и чуть шевельнулся. В следующий миг оба огромных глаза, не мигая смотрели в его мозг, считывая импульсы, оценивая позицию. Он не попал во внимание сразу и сейчас на короткое время представлял потенциальную угрозу. Через секунду божество отвело взгляд. Будто его – Навина, голодного, в затасканном отцовском пиджаке, стоптанных натёртых дешёвым черным силиконом туфлях, и не существовало здесь вовсе. Ему захотелось заползти в сточную канаву и остаться там навсегда.
