Если желание человека найти своё предназначение и дело, которому будешь служить всю жизнь, можно оправдать желанием лучшей жизни, то попытки найти ответы на вопросы, которых доселе никто не дал – оправдать трудно. Почему же оправдать? Потому что именно они сгущают краски зелёной травы и голубого неба вместе с чернью, что таит в себе человек. Но оправдать сие возможно, потому что именно попытки найти ответ идут не извне, а изнутри. Абсолютно самопроизвольный процесс. И если Грибоедов наглядно иллюстрировал горе от ума в своём одноимённом произведении на примере Чацкого в Фамусовском обществе, то один из современников, творчество которого безмерно уважаю – Вячеслав Машнов (более известен, как Слава КПСС) допускает, что данная мысль – чушь, ибо имея ум, человек способен обустроить свою жизнь так, как сам пожелает (Узнал о такой точке зрения из видео с ним в ТикТоке, поэтому утверждать подлинность цитаты точно – не могу. Да и бесконечная постирония, присущая ему, как никому другому, не способна, по своей сути, дать серьёзную оценку его словам. Однако имеет место быть, в качестве альтернативного мнения, хотя бы потому, что Слава стал чаще открываться с точки зрения «Новой искренности»).

В свою же очередь, Датский философ Сёрен Кьеркегор утверждает, что горе от ума существует. Человек, имея сознание, априори надевает на себя ярмо отчаяния, которое будет идти вместе с ним всю его жизнь. И чем больше сознание – тем больше отчаяние. Отчаяние является злым роком Хомо Сапиенса, как вида. В своей предыдущей книге я говорил уже об этой концепции, что человек, в силу того что обладает сознанием, имеет не только привилегии, но и закономерные проблемы (теория Всемирного баланса) [«Erase my memory», гл. «Пар, пыль, или дым»]. К какой из точек зрения прибегать – решать каждому, на то философия и является философией. Хотя, именно разрозненность людей во взглядах и превращает планету в локацию для катаклизмов, потому что в природе вид, будь то хищников, травоядных, плодоядных – един (могу заблуждаться), а люди, опять же в силу своего сознания, не могут быть едиными, ввиду того, что каждый рос и воспитывался в разных информационных узлах, с разными правилами и примерами добра и зла. Горе от ума – тема, для отдельных дискуссий. Начал я с неё потому, что именно скрупулёзное осмысление мироустройства и мироздания, добродетелей и злодеяния, человеческих пороков и достоинств, меценатства искреннего и суррогатного, мизантропии навязанной или природной – меня приводит к постоянному неудовлетворению. Я не приписал себе «горе от ума», но коснулся его в этой душной части предисловия просто потому, что это лишь косвенно касается меня, ибо ум – понятие несколько эфемерное, которое каждый может трактовать по-разному. Ладно, прекратим, откроем форточку, и, пожалуй, я приступлю к истории написания данного произведения, предпосылкам и прочему.

Первые строчки книги были написаны первого января две тысячи двадцать второго года, когда я сидел на балконе, пил остывшую колу, и сентиментальничал под меланхоличную музыку. Идей не было, поэтому эта сцена и образы, просто валялись в мириадах заметок в Evernote. Шёл год, я снимаю свой главный, на тот момент, фильм и уезжаю осенью работать в другой город на складе. Каждый день там ощущался мной до безумия тяжёлым от осознания того, что я способен созидать: писать книги (допускаю, что они второсортные) и снимать фильмы (допускаю, что они тоже второсортные). Именно там я столкнулся вновь с человеческой злобой и безразличием. Это и стало главным лейтмотивом данной книги. Шло время, наступил две тысячи двадцать третий год, а я так и не мог придумать концепцию, вокруг которой будет построен сюжет. Но датировать момент, когда я его наконец придумал – сейчас не могу, потому что не помню.

Весной я иду на финишную прямую учёбы в техникуме и решаю окончательно, что мне нужно оставить перед срочной службой в армии как можно больше, ибо считаю себя, отчасти, фаталистом-пессимистом, поэтому допускал, что не вернусь после армии из-за СВО. Активно напитываюсь литературой и фильмами, последовательно напитываю образы и идеи в будущей книге. И вот, время идёт, а в книге только полторы главы. Но в силу обстоятельств, окончив последний курс в техникуме, меня не забрали летом, а отсрочили до осени. И тогда-то я и начинаю писать.

Начало написания было невероятно тяжёлым. Состыковать временные промежутки, использовать все заметки, придумать образы героев и грамотно их реализовать в сюжете – невероятно тяжело. Сколько раз у меня опускались руки. Мысли в роде «Да кому это нужно? Кому я интересен?» не переставали течь вместе с кровью внутри и отравлять меня. Но каждый раз отчаиваясь, внутреннее желание писать заставляло меня вновь накидывать идеи и не переставать делать то, что мне необходимо. Абсолютно уверен в том, что это всё ещё детское чтиво с изрядной долей максимализма, которое присуще каждому юному организму. Однако рост возможен только в том случае, если делать несмотря ни на что. Благодаря внутреннему рвению, желанию повествовать и делиться, она вышла в свет. Данная книга – иллюстрация человеческого тщеславия, продетое через нутро автора. Я хотел эпатировать. Я хотел сделать то, что будет будоражить читателей. Я хотел внимания, при появлении которого в мою сторону, бегу сразу ото всех и прячусь в песке. Надеюсь, что моё время и твоё, уважаемый читатель, будет в конечном итоге потрачено не зря.

Все персонажи выдуманы, все совпадения случайны.

(с) 11.2023 // Jackazzzer Self-Issued

Тонкие летние белые носки на ногах пропитывает холодом художник, привыкший писать картины на стёклах в зимнее время года. На экране телефона циферблат показывает время, в которое начинает звенеть будильник у заводчан, живущих на другом краю города от места работы, но сегодня все они с высокой температурой в крови топят свои лица в кровати после встречи всеми долгожданного праздника. Который год мысли, идущие из головы каждого человека на этой проклятой планете пронзают спинной мозг, заставляя ощущать радость от потенциально «новой» жизни со сменой крайней цифры на календаре. Который год ничего не меняется, и, судя по бесконечной, видимо, ныне тенденции, всё останется неизменным. Всё будет ровно таким же скучным и бесперспективным, как и вчера, как и позавчера, ибо течение жизни всего человеческого генофонда вступило на одиночную рельсу, которая овивает всю планету по мрачным зеркальным местностям и просторам, дублируя и без того осточертевшие эмоции и события. Границы этой рельсы в расстоянии не видно, ибо её начало закономерно приходит в конец, а стены, своей мысленной материей устремлены бесконечно вверх, хоть тактильно вовсе не ощущаются. Проблематика этой вечной скукоты ясна каждому думающему – мысленное априори сильнее материального. И никакой инфантильный бодибилдер не выстоит перед тщедушным стоиком. Пока мысли самопроизвольно продолжают пульсировать в хаотичном направлении, управляя биоскафандром конкретного человека – его судьба будет продолжать играть по заданной, бездумно потакающей перед слабостями, траектории.

На тихих динамиках телефона проигрывается песня Ивана Алексеева «Грабли» под стать первому января. На карнизе стоит прозрачный невысокий стакан из толстого благородного стекла, в котором начинает превращаться в твёрдое из жидкого состояния кока-кола. Сквозь не заполненную часть стакана просматривается размытый силуэт первого человека, вышедшего на утреннюю, по расписанию, прогулку с собакой. Через открытое окно продолжал проникать ветер, несущий хлопчатый снег с примесью обособленных от общей массы небесных артефактов, в виде снежинок, оседающих на бёдрах, балконном ковре и рельсах двигающихся окон. В комнате спят пьяные друзья. Этажом выше пьяные соседи пьяных друзей. Наверное, исключительно этот временной промежуток этого долгожданного дня, когда магия испаряется после зажигания бенгальских огней, является самым мёртвым. Признаки жизни подают только, летящие в атмосфере, карканья, летящих по своим делам ворон, и хозяева своих домочадцев, вышедших прогуляться по безжизненным заснеженным тротуарам ещё девственных детей сугробов. Эта кратковременная, не способная к консервации магия дуальности жизни на периферии со смертью играет всегда особой палитрой эмоций, которые никаким из всевозможных языков описать невозможно, кроме языка ощущений, не способных к транспортации. Именно это состояние всегда хочется переживать либо наедине, либо с человеком, которого понимаешь даже мимикой. Сегодня, как и всегда, я проживал это наедине. Сформулировать в конечную мысль данное состояние для описания кому-либо из близких людей – невозможно. А с кем можно это прочувствовать, ничего не объясняя – не знаю. Я один. На одиннадцатом этаже. С высоты этот мир кажется куда красивее, чем обычно. Здесь можно абстрагироваться от скрупулёзной детализации недостатков постоянно видимых локаций, на которой концентрируешься оптикой глаз и постоянно расстраиваешься. Периодично с окраин города поступали отголоски взрывов новогодней пиротехники от ещё не спящих людей. И вперемешку с ними ощущалась толика бомбардировок из соседних государств. Добро пожаловать в две тысячи сто шестьдесят второй год.